Бесноватые - Джон Карр

В руке мисс Крессвелл держала – как будто даже несколько брезгливо – сверкающий золотой браслет, каждое звено которого было украшено либо рубинами, либо изумрудами. Как и в прошлый раз, комнату освещала восковая свеча на серебряном блюде, только теперь оно стояло на табуретке, рядом с раскрытым сундуком. Мерцание свечи отражалось на браслете и вызывало игру света и тени на лице женщины.

Если Лавиния Крессвелл и испытывала сейчас какие-то чувства, об этих ее переживаниях свидетельствовало разве что легкое подергивание ноздрей и слегка участившееся дыхание. Ее почти строгий вид – старомодная шляпка, скромное вдовье платье – нарушал лишь обычный квадратный вырез, который сильно открывал высоко поднятую корсажем грудь.

– Если вы имеете в виду ограбление, мой милый, то никакого ограбления не было. Кроме того, одного вашего свидетельства все равно недостаточно.

– На сей раз больше свидетелей и не потребуется. Но я говорю не об ограблении.

– А о чем же?

– В данный момент я вообще думаю о том, как сильно действовали ваши чары на самых разных людей – от впечатлительного священнослужителя до громогласного баронета, которому хорошо за пятьдесят. И их нельзя винить; они совершенно правы.

– Однако! Как вы добры ко мне, сэр! Низко вам кланяюсь. Но все же. Если вы не предъявляете обвинения в ограблении…

– Нет, сударыня. Я предъявляю обвинение в убийстве.

– В убийстве? Я ничего не знаю ни о каком убийстве!

– Вы, скорее всего, не знаете. Знает ваш муж.

Из другой комнаты не последовало никакой реакции.

Джеффри не поворачивал головы; он не старался даже перевести взгляд на дверь спальни. Ему было известно, что там, в том месте, куда не достает свет свечи, находится человек – почти неразличимый во тьме, сгорбленный, сжавшийся в ожидании развязки.

Вместо этого Джеффри взглянул в глаза Лавинии Крессвелл.

– Замечу, – сказал он, – что кража со взломом предполагает то же наказание, что убийство. Позволю себе также не согласиться с вами: кражу можно доказать. В этом сундуке еще лежит некоторое количество драгоценностей: я оставил их вчера в качестве «наживки». Взгляните, пожалуйста, на окно за вашей спиной.

– Хватит! Я не понимаю…

– Если вы не хотите взглянуть, я могу вам объяснить. В окне две створки. Они запираются маленькой металлической защелкой на петле. Когда окно открыто, защелка поднята. Если окно закрыть, защелка опустится в горизонтальное положение и войдет в два металлических паза, не давая окну открыться. Запереть окно можно изнутри, а можно и снаружи – если подняться по стене и захлопнуть оконные створки. Когда они захлопнутся, защелка упадет и войдет в пазы: окно, таким образом, будет заперто.

Именно это, сударыня, я и проделал вчера, когда вылез из этой комнаты через окно. Предварительно я убрал мешки с тряпьем, которые не давали окну захлопнуться. После этого войти в дом можно было только с улицы через дверь.

Вы не рассчитали, сударыня. Коль скоро вы и ваш сообщник, вознамерившись похитить драгоценности, забрались в дом с помощью ключа, изготовленного неким чипсайдским слесарем, и если при этом вы были замечены служителем закона…

Глаза миссис Крессвелл стали, казалось, еще более плоскими и бесцветными.

Свет играл на рубинах и изумрудах у нее в руке. Она слегка повернулась, как будто собираясь бросить браслет обратно в сундук, но затем вновь взглянула на Джеффри.

– Не рассчитала? Вознамерилась похитить драгоценности? Бог мне в том порука: до вчерашнего дня я понятия не имела ни о каких драгоценностях.

– Возможно, – сказал Джеффри. – Но убийца знал о них.

Со стороны двери, расположенной справа от Джеффри, донесся легкий шорох. И опять Джеффри не повернул головы. Лишь левая рука его легла на эфес шпаги и высвободила ее из ножен.

– Замечу также, – продолжал он, – что у вас есть кое-какие предрассудки в отношении убийства. В том, конечно, случае, если вы можете избежать его, убедив кого-то совершить убийство за вас. Это если вы зашли слишком далеко в своем злодействе или слишком напуганы.

– В злодействе? Напугана?

– Или – или. Иногда и то и другое сразу. В пятницу вечером вы послали Хэмнита Тониша…

– Моего брата?

– Никакой он вам не брат. Вы велели Хэмниту Тонишу отправиться за мной, когда я пошел вслед за Пег, с тем чтобы он вернул ее. Если я вмешаюсь, он должен был нейтрализовать меня или убить на дуэли.

– Перестаньте! Как может женщина нести ответственность за дуэли мужчин?

– Нет, конечно, не может. Утром в субботу, когда ваши льстивые речи в алькове ни к чему не привели, вы испугались, что я догадался о том, что у вас есть муж, а может быть, и целых два…

Миссис Крессвелл отвела руку назад, как будто она собиралась швырнуть ему в лицо браслет.

– Тогда, – продолжал Джеффри, – вы отправили майора Скелли в Галерею восковых фигур. Он должен был избавиться от меня – причем также убив на дуэли, то есть не вовлекая вас, – и к тому же запугать Китти Уилкис, которая знала слишком много, и заставить ее молчать. После того, что ему рассказал в субботу утром Хэмнит Тониш, майор Скелли незаслуженно считал меня слишком искусным фехтовальщиком и решил умертвить предательски, но просчитался.

Джеффри замолчал.

– Все сказанное, сударыня, – продолжал он после паузы, – свидетельствует о вашем вполне терпимом отношении к убийству. Но я не стану подробно останавливаться на этом. Доказать тут что-нибудь вряд ли возможно и, главное, не нужно. Другое дело – убийство Грейс Делайт, в котором вы оказались замешаны как сообщница.

– Грейс Делайт? Старуха гадалка? Она же умерла от ужаса.

– О нет.

– Я отказываюсь слушать подобную чепуху.

– Это не чепуха. Почти все решили, что она действительно умерла от ужаса. Поначалу, – сказал Джеффри с горечью, – и я поверил в это, то есть дал убийце провести себя. Но сейчас давайте посмотрим, как было совершено убийство.

Лавиния Крессвелл стояла, отведя назад руку, как будто все еще намеревалась запустить браслетом в Джеффри. Рядом со сверкающими рубинами и изумрудами ее светлые волосы, внезапно побледневшее лицо, на которое бросала тень черная вдовья шляпка, и голубые глаза как-то совершенно поблекли.

– Итак, сударыня, вам придется мне ответить. Как я слышал, есть только одна причина, почему знатные дамы из Сент-Джеймсского дворца отправляются вдруг на Лондонский мост. Они покупают изделия белошвеек, чьи лавки здесь столь же многочисленны, сколь и знамениты.

– Мне… мне, приходилось об этом слышать.

– Только лишь слышать? Вы этого не знаете?

– Знаю.

– «Так зашей его иглой, да, иглой, да, иглой. Так зашей его иглой, моя прекрасная леди». Кто не слышал этой песенки про Лондонский моет!