Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис

Эмилий Руф слушал мои основания для действий с осторожностью, которой можно ожидать от провинциального магистрата. Если бы я сам был жертвой злонамеренного судебного преследования, основанного на незначительных доказательствах, я мог бы одобрить его скрупулезность. Но так я чувствовал, что мы зря теряли время.

Мы обсуждали эту проблему еще час. В конце Руф решил скинуть ее на Веспасиана: просто какойто безрезультатный компромисс. Мы остановили следующего императорского посыльного, проезжавшего по городу. Руф написал изящное письмо; я набросал краткий отчет. Мы сказали наезднику скакать всю ночь. С такой скоростью он сможет прибыть в Рим не раньше, чем завтра на рассвете, а Веспасиан любил читать письма с первыми лучами солнца. Думая о Риме, я почувствовал тоску по дому и хотел сам броситься и отвезти письмо на Палатин.

— Ну, больше мы ничего не можем сделать, — вздохнул магистрат, сидя на кушетке и развернув свой атлетический торс, чтобы он мог дотянуться до стола на трех ножках и налить нам вина. — Можно также получить удовольствие…

Он был не тем типом, которого я бы предпочел в качестве компании, и я хотел уйти, но написание отчетов вызывало у меня сильное желание напиться. Особенно на деньги сенатора.

Я чуть не предложил вместе сходить в баню, но какаято счастливая случайность остановила меня. Я наклонился вперед, потянулся и слез, чтобы принести себе вина; вооружившись, я снизошел сесть с ним на кушетку, чтобы легче было чокаться бокалами, как близкие друзья, которыми мы не были. Эмилий Руф одарил меня своей спокойной, золотой улыбкой. Я с благодарностью принялся за его фалернское вино, которое было безупречным.

Он сказал:

— Прости, я мало с тобой виделся, когда ты обучал мою сестру. Я надеялся, что смогу это исправить…

Потом я почувствовал, как его правая рука ласкала мое бедро, пока он говорил мне, какие у меня красивые глаза.

LXIV

У меня была только одна реакция на подобные подходы. Но прежде, чем я успел ударить кулаком в его красивую дельфийскую челюсть, он убрал руку. Ктото, кого он никак не мог ожидать, вошел в комнату.

— Дидий Фалько, я так рада, что нашла тебя! — Горящие глаза, гладкая кожа и быстрая, легкая поступь: Елена Юстина, дорогая моему сердцу. — Руф, извините меня, я пришла к Фаусте, но поняла, что она ужинает не дома… Фалько, уже намного позднее, чем я ожидала, так что если ты возвращаешься в виллу, — невозмутимо попросила она, — могу я поехать под твоей защитой? Если это не нарушит твои планы и не доставит много хлопот…

Поскольку у магистрата было самое лучшее фалернское вино, я осушил чашу, прежде чем заговорить.

— Девушка никогда не может доставить много хлопот, — ответил я.

LXV

— Ты могла бы меня предупредить!

— Ты сам достукался до этого!

— Руф казался таким безукоризненным — он застал меня врасплох…

Елена захихикала. Она разговаривала со мной через окошко своего паланкина, пока я шел рядом с ним и ворчал.

— Ты выпивал с ним вино, расположившись на одной кушетке. Туника приподнялась над коленями; этот нежный беззащитный взгляд…

— Меня это возмущает, — сказал я. — Гражданин должен иметь право выпить, где ему хочется, без того, чтобы это расценили как откровенное приглашение к заигрываниям от мужчины, которого он едва знает и который ему не нравится…

— Ты был пьян.

— Неважно. Вообщето не был! Повезло, что ты пришла к Фаусте…

— Везение, — заметила в ответ Елена, — тут совершенно ни при чем! Тебя так долго не было, что я начала беспокоиться. На самом деле я видела Фаусту, но она ехала в другую сторону. Ты рад, что я пришла? — внезапно улыбнулась она.

Я остановил паланкин, вытащил Елену, потом отправил носильщиков вперед, пока мы шли сзади в сумерках, а я показывал, был ли рад.

— Марк, как ты думаешь, почему Фауста направлялась в Оплонтис? Она узнала, что коекто снова будет в вилле Поппеи ужинать с командующим флотом.

— Крисп? — застонал я и переключился на другие вещи.

— Что такого особенного в префекте Мизен? — удивлялась Елена, не впечатленная моими отвлекающими маневрами.

— Понятия не имею…

— Марк, я потеряю сережку; давай я ее сниму.

— Сними все, что хочешь, — согласился я. Потом я поймал себя на мысли, что задумался над ее вопросом. Чертов командующий мизенским флотом ловко встал между мной и романтическим настроением.

Не считая британской эскадры, на которую не обращали внимания почти все цивилизованные страны, римский флот расположился единственным возможным для длинного узкого государства способом: одна флотилия базировалась под Равенной, чтобы защищать восточное побережье, а другая у Мизен на западном.

Сейчас появились ответы на несколько вопросов.

— Скажи мне, — задумчиво начал я, обращаясь к Елене. — Не считая Тита и легионов, какова была ключевая черта кампании Веспасиана, чтобы стать императором? Что в Риме было хуже всего?

Елена вздрогнула.

— Все! Воины на улицах, убийства на форуме, пожары, лихорадка, голод…

— Голод, — сказал я. — В доме сенатора, я полагаю, у тебя все было нормально, а в нашей семье никто не мог достать хлеба.

— Зерно! — ответила она. — Вот что было в критическом состоянии. Египет обеспечивал целый город. Веспасиана поддерживал префект Египта, так что тот всю зиму сидел в Александрии, давая Риму понять, что именно он контролировал доставку зерна и без его доброй воли корабли могли и не прийти…

— Теперь представь, что ты сенатор с необыкновенными политическими амбициями, но тебя поддерживают только в изможденных провинциях типа Норика…

— Норик! — фыркнула она.

— Точно. Там не на что надеяться. В то же время префект Египта оказывает сильную поддержку Веспасиану, так что поставки гарантированы — но предположим, что в этом году, когда корабли с зерном показываются в поле зрения у полуострова Путеол…

— Флотилия останавливает их! — Елена была в ужасе. — Марк, мы должны остановить флотилию! Я представил любопытное зрелище, как Елена Юстина, словно богиня, выплывает на корабле из Неаполя, поднимая руку, чтобы остановить конвой, несущийся на всех парусах. Она задумалась: — Ты на самом деле говорил серьезно?

— Думаю, да. И понимаешь, мы говорим не о паре мешков на спине осла.

— Сколько? — педантично спросила Елена.

— Ну, пшеницу привозят из Сардинии и Сицилии; я не уверен в точных пропорциях, но писец в канцелярии префекта по продовольствию както сказал мне, чтобы нормально накормить Рим, ежегодно необходимо пятнадцать миллиардов бушелей…

Дочь сенатора позволила себе вольность присвистнуть сквозь зубы.

Я улыбнулся ей.

— Следующий вопрос в том, Пертинакс или Марцелл сейчас продвигает этот гнусный план?

— О, на него есть ответ! — заверила меня Елена в своей быстрой убедительной манере. — Это Крисп поддерживает флотилию.

— Правда. Я считаю, что они оба были с этим связаны, но теперь, когда Пертинакс принялся на всех нападать и все такое, Крисп считает его помехой. Суда отправляются в Египет в апреле… — продолжил я. Нон апреля — «Галатея» и «Венера из Пафоса»; за четыре дня до ид — «Флора»; за два дня до мая — «Лузитания», «Конкордия», «Парфенопа» и «Грации»… — Потребуется три недели, чтобы добраться туда, и не меньше двух месяцев, чтобы вернуться обратно против ветра. В этом году первые из них, должно быть, опоздают домой…

— В этом и проблема! — проворчала Елена. — Если все произойдет на воде, то ты застрянешь! — Я поблагодарил ее за доверие и ускорил шаг. — Марк, как, потвоему, они планируют поступать дальше?

— Задержат корабли, когда они прибудут сюда, а потом пригрозят отправить та в какоенибудь секретное место. Если бы этим занимался я, то я подождал бы, пока сенат отправит на переговоры какогонибудь упрямого претора. А потом начал бы опустошать мешки за борт. Вид Неаполитанского залива, превратившегося в одну большую тарелку с овсяной кашей, возможно, произвел бы правильное впечатление.

— В общем, — с чувством сказала Елена, — я рада, что не ты этим занимаешься! Кто просил тебя расследовать ввоз зерна? — любопытным тоном спросила она.

— Никто. Я сам наткнулся на коечто.

По какойто причине Елена Юстина обняла меня и засмеялась.

— За что это?

— О, мне нравится мысль, что я отдала свое будущее в руки человека, который так хорошо работает!

LXVI

Я решил совершить налет на виллу Поппеи, пока Крисп был там.

В идеале я самостоятельно проникну внутрь. Мой опыт осведомителя привел бы меня к гостям как раз в тот момент, когда они придут к согласию о грязных подробностях плана; потом, вооружившись вескими доказательствами, М. Дидий Фалько, наш полубожественный герой, столкнется с ними лицом к лицу, разрушит их планы и одной рукой закует их в кандалы…