Актеры советского кино - Ирина А. Кравченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращаясь к Бывалому, спросим: что еще, кроме идеального слуха и жажды красоты, требуется актеру, чтобы воплотить на экране неприятные человеческие качества, к примеру, пошлость — нечто неопределимое и трудно передаваемое?
Если Моргунов встречался с экземпляром, близким к его Бывалому, тут уж чувствовал свою тему и «гулял» вовсю. Как-то во время поездки артистов с концертами в Сочи им пришлось работать с довольно-таки неприятным администратором. Терпели. Но однажды группу позвали на свадьбу, в горы. Надо сказать, что Моргунов всегда соглашался на подобные предложения, чувствуя себя в стихии человеческого праздника как рыба в воде. В тот раз, вечером, когда надо было отчаливать назад, он сказал водителю одной машины, что администратор, тот, противный, едет с ними в другой, а тому — что в первой. Так нагловатый тип остался в горном ауле и был вынужден ночью пробираться вниз по незнакомой местности. Вернулся в гостиницу к утру, босиком — стоптал сандалии. Видимо, жлобство как экстремум мещанства Моргунов ощущал особенно и на дух не выносил.
Наталья Моргунова:
«Люди, когда видели, как он идет — уверенной походкой, живот вперед, — часто смотрели неодобрительно, мол, много на себя берет. Некоторые считали, что Моргунов незаслуженно пользуется какими-то благами, к примеру, не имея звания „народный артист“, всегда жил в хорошем номере гостиницы, — не зная, что он часто доплачивал за него из своих денег. Режиссеры нередко побаивались с ним связываться, поскольку о нем шла слава непредсказуемого. А он был великодушным, благородным человеком, терпеть не мог сплетен, никогда ни о ком плохо не отзывался и искренне поздравлял коллег с удачными ролями. Актрисы в возрасте, женщины понимающие, относились к нему тепло, называли „Женечка“.
Муж был вспыльчив, мне врачи говорили, что виной тому диабет. Громогласный был, дети в минуты отцовского гнева прижимали уши. Вскипал, когда, например, что-то не получалось, и тогда кот, обычно лежавший у него на письменном столе, летел, скинутый крепкой рукой, на диван. Но спустя минуту Женя уже гладил кота: „Кузя, прости“. У людей извинения не просил, считал свой гнев праведным, но, высказавшись, „поворачивался на каблуке“ — и как ни в чем не бывало возвращался в свое всегдашнее хорошее расположение духа».
Он, «хулиган» и «грубиян», вернее, человек бесстрашный, не оглядывавшийся ни на чей оценивающий прищур, и в то же время — чувствительный к чужой боли, был способен защитить и утешить.
Как-то труженики экрана и сцены большой группой отправлялись с выступлениями по городам и весям. На вокзале одна актриса что-то нехорошее сказала другой, Наталье Варлей, и та уже готова была от расстройства вернуться домой, как увидела возле себя Моргунова. «Поедем со мной в купе», — мягко и настойчиво сказал он ей, которую по-отечески опекал еще во время съемок «Кавказской пленницы». И уже в дороге все сделал для того, чтобы у них собрались остальные актеры. Сидели, смеялись, выпивали-закусывали. Только та актриса, что едко высказалась в адрес младшей коллеги, ходила в одиночестве по коридору, не решаясь, наверное, присоединиться к компании. Тогда Моргунов, выйдя из купе, покачал головой: «Что же ты, дочка, внучку-то мою обидела?» И позвал ее к столу. «Дочка», «внучку»… Как будто папа или дедушка пожурил и пожалел.
Он по глазам человека сразу видел, в каком тот настроении. Если надо было помочь, помогал: ходил по чиновничьим кабинетам, потому что знал — ему, известному актеру, не откажут. Как-то услышал, что первая учительница его сына, к тому времени уже окончившего школу, коренная москвичка, живет с дочерью в комнате коммуналки, и добился для нее квартиры.
Наталья Моргунова:
«Женин настрой в духе „любую беду руками разведу“ передавался и мне. Помню, на Сахалине мы с группой актеров полетели куда-то на маленьком самолете. Началась пурга, самолетик трясло и качало, по полу тек керосин. Я подняла ноги, чтобы не замочить их, прижалась к Жене и подумала: мне с ним ничего не страшно.
А ведь он сам нуждался в заботе, потому что лет с пятидесяти тяжело болел: диабет. Раза по три в год лежал в больницах. Небольшое расстояние от гаража до подъезда шел долго, пройдет немного — остановится, будто что-то рассматривает: страдали, как у многих диабетиков, ноги. Когда впервые зашел разговор об ампутации, профессор, к которому я поехала за советом, сказал: „Любыми путями старайтесь ее избежать“. Пятнадцать лет утром и вечером я делала Жене ножные ванны, промывала язвы отварами трав, накладывала повязки, даже в стационаре, где он лежал. Ноги у него болели настолько, что приходилось разрезать ему резинки на носках и тапочки, чтобы не давили. Ампутации удалось избежать.
Он никогда никому не жаловался на свое состояние, и мне тоже, ездил с выступлениями: раньше нужно было зарабатывать — он мало снимался, — а потом продолжал по привычке, не собирался вычеркивать себя из жизни. Иногда выходил на сцену в тапочках — не мог натянуть ботинки на больные стопы и объяснял зрителям: „Извините, бревно на ногу упало“.
…В тот день Женя должен был участвовать в сборном концерте в Театре киноактера. Я по его виду поняла, что ему плохо, но врач сказала, что десять минут выступления он выдержит. Вернулся муж какой-то растерянный. Я позвала его ужинать, поставила на стол блюдо черешни. Обычно он обо мне заботился: „Ты ешь, ешь, вот это возьми“, любил, чтобы у него была отдельная тарелка, а тут, пока я доставала ее, пододвинул блюдо к себе и начал отщипывать черешни. Выглядел странно, поэтому отвела его в спальню, он лег, а я села в другой комнате смотреть телевизор. Вдруг услышала сердитые, похожие на мычание звуки, вошла к Жене — он лежал на полу и не мог подняться. Его увезли в больницу, где поставили диагноз: инсульт. Сначала был в сознании и разговаривал, хоть и плохо, но постепенно ему становилось все хуже, наступила кома, и Жени не стало».
Эпилог
Когда Моргунов был молод, мог на улице войти в телефонную будку, снять трубку и, выглянув наружу, протянуть ее первой встречной девушке со словами: «Вас к телефону!»
Все-таки свое «кино» он снял, и сам же сыграл в нем.
