Цифровая крепость - Дэн Браун

Сьюзан безучастно смотрела, как он направился в шифровалку. Это был уже не тот раздавленный отчаянием человек, каким она видела его десять минут назад. Коммандер Тревор Стратмор снова стал самим собой — человеком железной логики и самообладания, делающим то, что полагалось делать.

Последние слова предсмертной записки Хейла крутились у нее в голове, не повинуясь никаким приказам. «И в первую очередь я искренне сожалею о Дэвиде Беккере. Простите меня. Я был ослеплен своими амбициями».

Ее тревога не была напрасной. Дэвид в опасности… или того хуже. Быть может, уже поздно. «Я сожалею о Дэвиде Беккере».

Она изучала записку. Хейл ее даже не подписал, просто напечатал свое имя внизу: Грег Хейл. Он все рассказал, нажал клавишу PRINT и застрелился. Хейл поклялся, что никогда больше не переступит порога тюрьмы, и сдержал слово, предпочтя смерть.

— Дэвид… — всхлипывала она. — Дэвид!

В этот момент в нескольких метрах под помещением шифровалки Стратмор сошел с лестницы на площадку. Сегодняшний день стал для него днем сплошных фиаско. То, что началось как в высшей степени патриотическая миссия, самым неожиданным образом вышло из-под контроля. Коммандер был вынужден принимать невероятные решения, совершать чудовищные поступки, на которые, как ему казалось раньше, не был способен.

Это единственное решение! Единственное, что остается!

Нужно было думать о долге — о стране и о чести. Стратмор полагал, что у него еще есть время. Он мог отключить «ТРАНСТЕКСТ», мог, используя кольцо, спасти драгоценную базу данных. Да, подумал он, время еще есть.

Он огляделся — кругом царил хаос. Наверху включились огнетушители. «ТРАНСТЕКСТ» стонал. Выли сирены. Вращающиеся огни напоминали вертолеты, идущие на посадку в густом тумане. Но перед его глазами был только Грег Хейл — молодой криптограф, смотрящий на него умоляющими глазами, и выстрел. Хейл должен был умереть — за страну… и честь. Агентство не может позволить себе еще одного скандала. Стратмору нужен был козел отпущения. Кроме всего прочего, Хейл был настоящим ходячим несчастьем, готовым свалиться на голову в любую минуту.

Из задумчивости Стратмора вывел звонок мобильного телефона, едва слышный в завывании сирен и свисте пара. Не останавливаясь, он отстегнул телефон от брючного ремня.

— Говорите.

— Где мой ключ? — прозвучал знакомый голос.

— Кто со мной говорит? — крикнул Стратмор, стараясь перекрыть шум.

— Нуматака! — огрызнулся сердитый голос. — Вы обещали мне ключ!

Стратмор не остановился.

— Мне нужна «Цифровая крепость!» — настаивал Нуматака.

— Никакой «Цифровой крепости» не существует! — сказал Стратмор.

— Что?

— Не существует алгоритма, не поддающегося взлому.

— Нет, существует! Я видел его в Интернете! Мои люди несколько дней пытаются его взломать!

— Это зашифрованный вирус, болван; ваше счастье, что вам не удалось его вскрыть!

— Но…

— Сделка отменяется! — крикнул Стратмор. — Я не Северная Дакота. Нет никакой Северной Дакоты! Забудьте о ней! — Он отключил телефон и запихнул за ремень. Больше ему никто не помешает.

В двенадцати тысячах миль от этого места Токуген Нуматака в полной растерянности застыл у окна своего кабинета. Сигара «умами» безжизненно свисала изо рта. Сделка всей его жизни только что распалась — за каких-то несколько минут.

Стратмор продолжал спуск. Сделка отменяется. «Нуматек корпорейшн» никогда не получит невзламываемый алгоритм… а агентство — «черный ход» в «Цифровую крепость».

Он очень долго планировал, как осуществит свою мечту, и выбрал Нуматаку со всей тщательностью. «Нуматек» — богатая фирма, наиболее вероятный победитель аукциона. Ни у кого не вызовет подозрений, если ключ попадет именно к ним. И что особенно удачно — эту компанию меньше всего можно было заподозрить в том, что она состоит в сговоре с американским правительством. Токуген Нуматака воплощал старую Японию, его девиз — «Лучше смерть, чем бесчестье». Он ненавидел американцев. Ненавидел американскую еду, американские нравы, но более всего ему было ненавистно то, что американцы железной хваткой держали мировой рынок компьютерных программ.

У Стратмора был смелый план — создать всемирный стандарт шифрования с «черным ходом» для Агентства национальной безопасности. Он страстно желал разделить эту мечту со Сьюзан, осуществить ее с ней вместе, но знал, что это невозможно. Хотя смерть Энсея Танкадо спасет в будущем тысячи жизней, Сьюзан никогда не примет ничего подобного: она убежденная пацифистка. «Я тоже пацифист, — подумал Стратмор, — я просто не могу позволить себе роскошь вести себя как пацифист».

У него никогда не возникало сомнений по поводу того, кто убьет Танкадо. Танкадо находился в Испании, а Испания — вотчина Халохота. Сорокадвухлетний португальский наемник был одним из лучших профессионалов, находящихся в его распоряжении. Он уже много лет работал на АНБ. Родившийся и выросший в Лиссабоне, он выполнял задания агентства по всей Европе. Его ни разу не удалось разоблачить, указав на Форт-Мид. Единственная беда — Халохот глухой, с ним нельзя связаться по телефону. Недавно Стратмор сделал так, что Халохота снабдили новейшей игрушкой АНБ — компьютером «Монокль». Себе Стратмор купил «Скайпейджер», который запрограммировал на ту же частоту. Начиная с этого момента его связь с Халохотом стала не только мгновенной, но и абсолютно неотслеживаемой.

Первое послание, которое он отправил Халохоту, не оставляло места сомнениям, тем более что они это уже обсуждали: убить Энсея Танкадо и захватить пароль.

Стратмор никогда не спрашивал у Халохота, как тот творил свои чудеса: тот просто каким-то образом повторял их снова и снова. Энсей Танкадо мертв, власти убеждены, что это сердечный приступ, прямо как в учебнике, кроме одного обстоятельства. Халохот ошибся с местом действия. Быть может, смерть Танкадо в публичном месте была необходимостью, однако публика возникла чересчур быстро. Халохот был вынужден скрыться, не успев обыскать убитого, найти ключ. А когда пыль осела, тело Танкадо попало в руки местной полиции.

Стратмор был взбешен. Халохот впервые сорвал задание, выбрав неблагоприятные время и место. Получить ключ было необходимо, но Стратмор отлично понимал, что посылать глухого киллера в севильский морг было бы настоящим самоубийством. И тогда он стал искать иные возможности. Так начал обретать форму второй план. Стратмор вдруг увидел шанс выиграть на двух фронтах сразу, осуществить две мечты, а не одну. В шесть тридцать в то утро он позвонил Дэвиду Беккеру.

Глава 97

Фонтейн стремительно вбежал в комнату для заседаний. Бринкерхофф и Мидж последовали за ним.

— Смотрите! — сдавленным голосом сказала Мидж, махнув рукой в сторону окна.

Фонтейн посмотрел на вспышки огней в куполе шифровалки. Глаза его расширились. Это явно не было составной частью плана.

— У них там прямо-таки дискотека! — пролопотал Бринкерхофф.

Фонтейн смотрел в окно, пытаясь понять, что происходит. За несколько лет работы «ТРАНСТЕКСТА» ничего подобного не случалось. Перегрелся, подумал он. Интересно, почему Стратмор его до сих пор не отключил? Ему понадобилось всего несколько мгновений, чтобы принять решение.

Фонтейн схватил со стола заседаний трубку внутреннего телефона и набрал номер шифровалки. В трубке послышались короткие гудки.

В сердцах он швырнул трубку на рычаг.

— Черт! — Фонтейн снова схватил трубку и набрал номер мобильника Стратмора. На этот раз послышались длинные гудки.

Фонтейн насчитал уже шесть гудков. Бринкерхофф и Мидж смотрели, как он нервно шагает по комнате, волоча за собой телефонный провод. Директор АНБ напоминал тигра на привязи. Лицо его все сильнее заливалось краской.

— Невероятно! — воскликнул он и снова швырнул трубку. — Шифровалка вот-вот взорвется, а Стратмор не отвечает на звонки!

Глава 98

Халохот выбежал из святилища кардинала Хуэрры на слепящее утреннее солнце. Прикрыв рукой глаза, он выругался и встал возле собора в маленьком дворике, образованном высокой каменной стеной, западной стороной башни Гиральда и забором из кованого железа. За открытыми воротами виднелась площадь, на которой не было ни души, а за ней, вдали, — стены Санта-Круса. Беккер не мог исчезнуть, тем более так быстро. Халохот оглядел дворик. Он здесь. Он должен быть здесь!

Дворик под названием «Апельсиновый сад» прославился благодаря двум десяткам апельсиновых деревьев, которые приобрели в городе известность как место рождения английского мармелада. В XVIII веке некий английский купец приобрел у севильской церкви три десятка бушелей апельсинов и, привезя их в Лондон, обнаружил, что фрукты горькие и несъедобные. Он попытался сделать из апельсиновой кожуры джем, но чтобы можно было взять его в рот, в него пришлось добавить огромное количество сахара. Так появился апельсиновый мармелад.