Абсолют в моём сердце - Виктория Валентиновна Мальцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама с Алексом тут же соскочили, заявив:
– Спасибо, но у нас уже запланирован Неаполь на выходные!
– Ну и замечательно, без предков будет самый драйв! – радостно оскаливается брат.
– Лёш, смотри за девочками, – тянет мама с подозрительной тревогой в голосе.
– Всё будет хорошо, Лерусь, я Лёше доверяю больше, чем самому себе! – тут же успокаивает её отец.
По плану Лёши мы летим в Канаду на отцовском вертолёте, высаживаемся в точке А, обозначенной на карте как место старта, и далее пешком с рюкзаками двигаемся в точку В, коей является горный отель неподалеку от озера. Маршрут займёт ровно два световых августовских дня с учётом того, что большая часть нашей компании – дамы. Медведей бояться не будем, потому что мужскую половину планеты представят Лёшка, Эштон, муж Кейси (которая, да, тоже едет с нами, это ж мой День Рождения!) и ещё трое друзей брата, включая и Антона тоже. В связи с ночёвкой каждый из нас обязан обзавестись не сильно объёмным спальником.
План ясен. Народ готов. Вылетаем.
В вертолёте Эштон сидит у окна в обнимку со своей несравненной Маюми, моя душа горюет, но в целом уже давно смирилась со своей участью отверженной. Я стараюсь настроиться на Антона: ну а вдруг? А вдруг придёт любовь? Возьмёт меня измором, например, или что-нибудь в этом роде, ну ведь в жизни же всякое бывает!
В тот момент, когда Эштон нежно целует Маюми в губы, у меня сдают нервы, и я отворачиваюсь… Отворачиваюсь, чтобы скрыть наполнившие мои глаза слёзы и наткнуться на сострадающий взгляд родного брата.
Вот есть в жизни такие точки-моменты, которые пишут судьбу. Не утром, когда вы в туалете, не вечером, когда засыпаете на своей любимой подушке, не на занятии по анатомии, а вот так, в полёте, в сотнях метров над поверхностью земли.
И тут важно обозначить: на пороге своего двадцатилетия я смирилась и почти остыла. Нет, любить не перестала, но чувства мои из острой формы перешли в хроническую, а значит, такую, с которой можно жить и даже почти нормально функционировать. Я поставила цель стать врачом, постепенно к ней двигаюсь и не питаю глупых иллюзий насчёт некоторых парней. Я уже почти свыклась с мыслью, что Антон – моя судьба. И он мне начинает нравиться, подкупают его поступки, слова, отношение ко мне. Ну вот что далеко ходить, например, он единственный, кто сообразил забрать у Аннабель рюкзак, который та едва тащила. Не у меня, чтобы выслужиться, а у девочки, которой действительно нужна была помощь. Ведь именно такие поступки и ценятся же?
Но больше всего мне нравится, что Антон не отрывает от меня своих глаз, но при этом никогда не лезет напролом: знает, что я пока не готова принять его чувства. Просто ждёт. Ждёт и смотрит…
И вот всё бы и развивалось по этому спокойному и закономерному сценарию, если бы… если бы Эштон не вернул меня на орбиту острой стадии одержимости собой. Сам, своими руками… и не только ими.
Ну как, сам…
В общем, мы высадились, позавтракали, отдохнули немного на лужайке, соседствующей с площадкой для вертолёта, затем стали выдвигаться. И вот тут-то брат и поймал меня в гордом уединении за обдумыванием своей незавидной доли. Приобняв за плечи, мой единокровный брат по-заговорщически произнёс одну только фразу:
– Не горюй сестра! Жизнь иногда даёт нам шансы, главное не протупить и воспользоваться ими!
После этих слов он развернулся и двинулся к нашей ораве бой-скаутов, оповещая о начале выдвижения и о страшной каре для тех, кто посмеет отлучиться от общества. Аннабель он ставит сразу за собой, а мне показывает многозначительно сощуренный левый глаз, который следует считать подмигиванием.
Спустя три часа вся женская половина горно-лесных проходцев жалуется на усталость и необходимость отлучиться в кустики. Лёша провозглашает привал.
Подходит ко мне:
– Ну как, устала?
– Есть немного, но терпимо.
– Ты молодец у меня, сестра! Тебя буду в пример всем ставить. Ты в туалет бегала?
– Нет ещё.
– Так чего ждёшь? Через двадцать минут выдвигаемся, и следующий раз будет не скоро. Так что, давай!
Я поднимаюсь, собираясь последовать его указанию, как вдруг Лёха выхватывает из моего кармана телефон:
– Ты так небрежно всегда его носишь, точно потеряешь!
– Да не потеряю я! – возмущаюсь.
– Смотри, береги его! Это единственный дубль с нашими картами, если мой накроется, мы будем идти по твоему!
– Да ничего я с ним не сделаю, достал уже! – нервно огрызаюсь.
Но брат странно смотрит на меня и совсем не злится.
– Шанс, Соня! Он выпадает только рааааз! – тянет строчку из песни на русском.
И уже вдогонку мне кричит:
– Иди лучше влево, пройди минут семь и увидишь обрыв с шикарным видом, не пожалеешь!
Вид на горы, покрытые еловой растительностью, заснеженные сопки на самых верхушках, оказался не просто потрясающим, а захватывающим целиком своей красотой и грандиозностью. Ничего подобного человек не способен построить, всё самое прекрасное на Земле создано всё-таки природой.
Я сижу некоторое время на жёлтой, высушенной солнцем траве, и любуюсь могучей первозданностью. Решаю, что нужно возвратиться на нашу стоянку и уговорить народ завернуть в это место и сделать привал здесь: ну подумаешь, выбьемся из графика, зато какая же тут красота! Не факт, что на озере будет так же круто!
Но место, действительно, настолько волшебное, что я долго не могу подняться. Слишком долго…
– Красиво… – слышу негромкий голос за своей спиной.
И этот голос отзывается в каждой моей живой клетке атомной реакцией.
– Ты что тут делаешь?
– Тебя ищу, – отвечает просто и спокойно.
– Меня?!
– Лёша сказал, что ты ушла давно и долго не возвращаешься. Не люблю такие неопределённые вещи, да и отцу обещал, что все его дочери останутся живы и здоровы, – подмигивает.
– А если бы я тут…
– Я бы не стал смотреть. Поверь, мне это ни разу не интересно!
– Не сомневаюсь…
Мы некоторое время любуемся горами вместе, затем возвращаемся.
И обнаруживаем, что никого уже нет, и только оба наших рюкзака преспокойно лежат каждый на своём месте: мой – под одинокой елью, Эштона – на смятой ими с Маюми траве.
– Где все?! –
