Граф Брюс - Виталий Сергеевич Останин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похоже, ночью в школу проникли! — повторяя мои выводы, сетовал особист, пока знакомый мне по одной лихой поездке водитель вёл машину к управлению Тайной Канцелярии. — Но почему они до сих пор не вышли на связь? Не объявили никаких требований? И как, во имя всех праведных, в столицу проникла целая боевая группа «Сынов Свободы»? Похоже, гнать надо таких старых меринов, как я, со службы!
Мне, кстати, тоже был интересен ответ на этот вопрос. Не прямо сильно-сильно, в конце концов, я не разбирался во всех мероприятиях, которые проводили силовики, чтобы такого избежать. Но любопытно было, да.
Но Леви тему развивать не стал. Вместо этого отвлёкся на связь с переговорщиком, которого оставил у школы.
— Новости? — лаконично произнёс он в телефонную трубку. Выслушал ответ и шёпотом выругался.
— Что? — в один голос с Ринко вопросили мы.
Барух Моисеевич повернулся к нам с таким видом, словно уже успел забыть, что мы тоже находимся в машине. Но ответил не нам, а своему собеседнику.
— Отправь мне!
После этого прервал звонок, на который сразу же пришло сообщение. Опять-таки не сговариваясь, мы нависли над его креслом, глядя на то, как он нажимает на присланную ему ссылку и открывает видео.
Камера показывала спортзал нашей школы. Конечно, мы его узнали не по какому-то уникальному дизайну, а по толпе школьников и боевиков в кадре. В данный момент последние выстраивали пленников в одну колонну. Потом в центре этой композиции появился террорист без маски и заговорил. Правда, очень тихо, я ни слова не расслышал.
— Можно погромче сделать? — ничуть не смущаясь, попросила подруга.
Леви снова бросил на нас странный взгляд вполоборота, но громкость на телефоне увеличил.
— … стали последней каплей! — донеслись до нас уже отчётливые слова боевика. — И мы решили показать вам, как это выглядит с нашей стороны!
Повернувшись к своим подчинённым, он махнул рукой и скомандовал: «Начинайте!»
Честно говоря, в тот момент я подумал, что он отдал приказ убивать заложников. Был уверен в этом, практически. Ну а чего ещё ждать от человека, который с оружием в руках захватил в плен сотню, если не больше детей.
Но камера сменила фокус и показала не жестокую расправу, а… переносной алтарь, купель и священника в полном облачении, тоже, что характерно, без маски. Причём католического, а не православного, насколько я в этом понимал.
К нему как раз подвели первого школьника, восьмиклассника, судя по возрасту. Двое вооружённых мужчины в масках заставили его встать на колени, священник трижды брызнул водой на волосы пацану и что-то быстро произнес на польском. После чего начертал ему на лбу невидимый крест.
— Он его окрестил! — выдохнула Ринко.
— Я понял, но…
— Тихо! — прикрикнул на нас контрразведчик. — Не мешайте!
Камера тем временем снова сменила ракурс, показывая командира боевиков.
— Вот так это выглядит! — с нажимом произнёс он, глядя в объектив. — Только что отец Ежи крестил этого ребёнка в католической традиции! Православного мальчика! И сегодня он крестит всех этих детей, делая их католиками. Как вы, узурпаторы, вводите в польских школах, уроки православия! Вот что вы делаете! Пожните же то, что посеяли!
Дальше телефон показывал только процедуру крещения, но её мы смотреть не стали — Леви погасил экран и затейливо выругался на незнакомом мне языке. Вероятно, на идише.
— Это что за перформанс? — воскликнула Ринко. — Зачем для этого захватывать заложников?
Я только плечами пожал — мне бы кто объяснил. Устроить налёт на школу, палить из автоматов над головами, и в результате записать видео с тем, как католический священник перекрещивает детей. Да это ведь всё равно, насколько я знаю каноны здешней религии, не имеет никакой силы!
— Это не захват заложников, — хмыкнул с переднего сидения контрразведчик. — А именно перформанс. Уверен, что и оружие у них ненастоящее, охолощённое. Но рисковать мы не будем — дадим им закончить и тогда предложим сдаться. Да они и сами выйдут, как закончат.
— Уверены? — мне, почему-то, так не казалось. Боевики не производили впечатление артистов. И один из них меня пинал совсем непритворно. Правда, я до этого его друга убил…
Но потом я вспомнил, как один из лже-террористов стрелял поверх голов в замкнутом помещении. Так мог поступить лишь тот, кто не имел опыта обращения с огнестрелом. Либо тот, кто знал, что никаких рикошетов не случится.
— Вполне, — Барух Моисеевич даже повеселел как-то. Не прямо улыбаться начал, но задышал свободнее. Будто тяжелая плита над его головой вдруг оказалась лишь тенью грозового облака. — Отец Ежи этот — известный персонаж. Только он не из «Сынов Свободы», а из «Польской инициативы». И главный их — тоже оттуда. Я его узнал.
Мы с Ринко переглянулись. Телохранительница дёрнула плечом, мол, я сама не очень хорошо понимаю.
Контрразведчик пояснил, что есть в Польше такая общественно-политическая партия, вполне легальная. Которая ставит себе целью законное изменение статуса провинции. Через всякие референдумы, акции и голосования. Порой члены этой партии прибегают и к провокационным действиям. По мере того как он говорил, до меня вдруг дошло, что мы с лисой убили не трёх террористов, а ряженных. О чём даже рассказали контрразведчику. Сразу, как он за нами приехал.
— Получается, мы невиновных… — последнее словно я договаривать не стал. Наш собеседник и так его прекрасно понял.
— С чего это они вдруг невиновные? — искренне удивился Леви. — Ворвались в школу с автоматами, запугали детей, многие из которых одарённые! Чего ждали — цветов и оваций? В другой раз, может, задумаются! Идиоты! Им ещё повезло, что никто из детей не получил никакого ущерба, кроме морального. Да вы о себе-то не беспокойтесь — дело даже до обвинений не дойдёт. И личные дела ваши портить никто не станет!
Дальше Барух Моисеевич рассказал, в чем вообще был сыр-бор. Оказывается, в недрах Министерства образования империи пару лет назад родилась инициатива, в этом учебном году ставшая законом. Чиновники посчитали, что придумали, как быстрее интегрировать всегда и всем недовольную Польшу в большую семью народов.
