Звезды примут нас - Борис Борисович Батыршин

И самое главное, конечно. То, о чём я только и думал, когда услышал в телефонной трубке отцовское: „Они нашлись! Они в системе Сатурна, живы!..“

„Заря“. „Планетолёт, тахионный, прыжковый, ядерный“ — эти слова не складываются в красивую аббревиатуру, но мы это как-нибудь переживём. Главное — это единственный из кораблей, способных прийти на помощь людям, заброшенным в такую невообразимую даль — и нашедших в себе силы, чтобы бороться за жизнь, верить, ждать. Обмануть этих ожиданий нельзя, потому что тогда… нельзя и всё. Точка. Дискуссия закрыта…»

— Это вам, Алексей Геннадьевич. — Евгений Петрович протянул мне знакомый конверт. — «Заря» выходит на ходовые испытания осенью, раньше никак не успеть. Принято решение, что экипаж планетолёта будет состоять из бывших участников «юниорской» программы и вы назначены командиром планетолёта и, соответственно, начальником спасательной экспедиции к системе Сатурна.

Я принял конверт, изо всех сил стараясь скрыть предательскую дрожь в пальцах. До сих пор каждая встреча с И.О.О. была чревата каким-нибудь сюрпризом — но чтобы такое?..

— Постарайтесь потратить это время с пользой. — продолжил мой визави. — Так, чтобы все, кого вы сочтёте возможным пригласить, смогли подготовиться к полёту как можно лучше.

«…Ну, хорошо. — Филатов кивнул. — Академика Курочкина я постараюсь взять на себя. Ну а пока суд да дело — приступай к подбору экипажа, тренировкам… к работе!..»

— Но почему именно я… мы? Есть же взрослые космонавты, у них опыт, подготовка?..

И.О.О. с досадой поморщился, от чего снова стал чрезвычайно похож на актёра Смоктуновского.

— Я буду вам весьма признателен, если вы избавите меня от необходимости отвечать на вопросы, на которые я лично отвечать не уполномочен. — он сопроводил слова плавным, несколько артистическим движением холёной руки. — Могу только заверить, что решение это принято не с кондачка: лучшие наши специалисты уверены, что именно такой состав команды оптимален для спасательной миссии. Что от неё зависит — думаю, объяснять не надо. Живы люди на Лагранже или нет, дотянут ли они до вашего прибытия — добраться до них необходимо в любом случае. И в данных обстоятельствах именно у вас и ваших… хм… сверстников шансов на успех больше, чем у кого-бы то ни было ещё.

Я совсем было собрался спросить, что это за обстоятельства, но тут дверь за спиной громко скрипнула. Я обернулся — и надо ли говорить, что когда я повернулся назад к собеседнику, того не оказалось на месте, словно никогда и не было?

Что удержало мою руку, дёрнувшуюся, было, сотворить неуместное (а может, наоборот, единственно сейчас уместное) крёстное знамение — я не смог бы ответить даже под пыткой. Просто потому, что не знаю, что отвечать.

Дверь снова скрипнула. Я крутанулся на месте так, что едва не полетел с ног.

— Ну что, вы закончили? — отец огляделся, на лице проступило озадаченное выражение. — А где Евгений Петрович?

— В-вышел. — выдавил из себя я. — Ушёл, то есть. Вот прямо сейчас, только что, и что вышел.

— Странно, а я его не встретил в коридоре… — он покачал головой. — Ну ладно, в другой раз. А сейчас — поехали уже!

— Домой?

— На Ленинский. Мать с бабушкой целый пир по случаю твоего возвращения приготовили. А собака твоя всех извела — с самого утра крутится в прихожей, скулит, от двери не отходит. Заждалась, бедняга…

— Ну, раз заждалась, тогда поехали! Только…. — я замялся. — Давай Юльку возьмём с собой, а? А то ей домой, до Коломны далеко и только с утра, а в общежитие сейчас идти, оформляться — нас же там сколько не было, комнаты наверняка другим отдали…

Отец понимающе усмехнулся.

— Бери, куда от тебя денешься! Кстати, матери тут намекнули, что она, возможно, наша будущая невестка — это правда или как? Нет, я не настаиваю, просто хотелось бы знать, как себя с ней вести…

Я поперхнулся. Всё же, Проект в чём-то — большая деревня, тут ничего ни от кого не скроешь.

— Подожди немного, а? Потом расскажу… когда сам всё пойму.

Отец пожал плечами, но настаивать не стал. А мне вдруг стало необычайно легко — в конце концов, ну его, этого И.О.О. с его загадочными появлениями, таинственными исчезновениями и надоевшими уже конвертами. Успею ещё посмотреть, что там внутри, а пока — честное слово, есть дела поважнее!

Эпилог 1

На дворе апрель, двенадцатое число — красный день здешнего календаря, День Космонавтики, уже четвёртый в моей попаданченской ипостаси. Я в Москве — что за прошедшие три месяца случалось ох, как нечасто. И.О.О. не шутил, когда предупреждал, что придётся приложить все силы на подготовку к полёту, и на это уйдёт всё оставшееся время, до минуты…

Экипаж «Зари» сформирован — собственно, никаких усилий для этого прилагать не потребовалось, все уже были в курсе и ожидали на низком старте. Круг, таким образом, снова замкнулся — мы живём в Королёве, в Центре подготовки, в знакомом общежитии разве что, двухкомнатные, роскошные по здешним меркам номера у нас индивидуальные, а не на двоих. Ну, это атрибут нового статуса — как шеврон с надписью «Заря» на груди, и почтительные взгляды, которыми нас провожают новички-«юниоры». Здесь из полно — новый набор, в числе которого мы с удовольствием увидели наших старых знакомых, «каравелловцев». К сожалению, совершенно нет времени, которое мы могли бы уделить им на правах старших, более опытных товарищей — надеюсь, ребята поймут и не обидятся на такое не внимание. Оно, честное слово, не имеет ничего общего со снобизимом, высокомерием — наши дни расписаны по минутам, у каждого индивидуальный график обучения, плюс работа в команде, отработка действий на тренажёре-симуляторе нового планетолёта, плюс полёты на орбиту, где спешно достраивается «Заря», плюс… Сколько там часов в земных сутках, двадцать четыре? Мало, срочно дайте двойной комплект!

Но отдыхать всё-таки надо, хотя бы изредка — от пропитанной энергией и энтузиазмом атмосферы Центра Подготовки, от коллег с их разговорами о работе, учёбе, даже, иногда от друзей. И потому сегодня я здесь — рано утром на отцовской «Ладе» рванул, не сказав никому ни слова, в Москву, заехал к бабуле с дедулей, переоделся, чтобы не привлекать внимания униформой и яркими нашивками, и по знакомому, сотни раз хоженому маршруту отправился на Ленинские горы. Я не стал садиться на двадцать восьмой троллейбус, который он и отвёз бы нас прямо ко входу в дворцовский парк. Вместо этого пересёк Ленинский проспект,