Огненная лилия - А. Айнгорн

— Вы верите этому, лейтенант? — напрямик спросила Онор-Мари. Он колебался.

— Мне странно и трудно верить в подобное, но, к сожалению, это не только слова месье де ла Монта. Это утверждают уважаемые, не склонные к клевете люди.

— Да, люди, — люди, которым свойственно ошибаться.

— Вы считаете, они ошиблись? — поспешно спросил Дю Гарро, радуясь, что Онор наконец затронула интересующий его предмет. Она пожала плечами.

— Я не стану лгать вам, лейтенант. Вы и сами могли заметить, что никакая душевная близость не связывает меня с моим мужем. Это не редкость в наши дни. Мне нечего стыдиться — он не любит меня, а я его. Он надумал избавиться от меня, и ради этого выдумал всю эту историю.

— А гуронский вождь? — недоверчиво спросил Дю Гарро.

— А что — гуронский вождь? — ее рот напряженно скривился. — Я считала и буду считать его своим другом. Можете думать об этом, что угодно. Но он не единожды выручал меня. Однажды я уже попала в плен к индейцам, и как раз тогда, когда еще и речи не шло о перемирии. Никто не желал вступиться за меня, и только Волк, только он помог мне тогда. Он отвел меня на побережье и позволил вернуться домой. Он ничего не просил взамен, просто отпустил. Судьба столкнула нас вновь, неужели я могла забыть, с какой добротой от отнесся ко мне тогда? И после этого быть обвиненной в «преступной связи с врагом»? Невыносимо…

Она трагическим жестом закрыла лицо руками.

— Говорили, вас связывала не одна лишь дружба… — его голос внезапно охрип. Онор гневно махнула рукой.

— Чистейшая, совершенно невинная дружба! Даже не дружба, скорее чувство благодарности. Вы понимаете меня?

Все теперь представилось ему в совершенно ином свете, и все слышанное раньше показалось ему лживыми измышлениями. Действительно, нелепость. С чего бы эта воспитанная, вполне светская молодая женщина, не какая-нибудь глупенькая провинциалочка, и вдруг стала возлюбленной дикаря? Выдумают же такое!

— Ваша признательность, конечно, понятна и похвальна, мадам, однако времена нынче такие, что вы навлекаете на себя всякие подозрения, которые вам ни к чему, — Онор поняла, что ее объяснения приняты и тихо возликовала своей удаче. — Не лучше ли вам подумать теперь и о своей безопасности?

— Вы же военный, лейтенант. У военных понятия о чести более строгие, чем у штатских. И вы предлагаете мне позабыть оказанную мне услугу и думать лишь о себе?

Удар попал в цель. Дю Гарро угодил в ловушку.

— Вы правы, мадам. Хотя, мне кажется, ваша женская слабость могла бы быть вам оправданием.

— Только не перед моей совестью!

— О да… возможно, да.

Онор знала, как мало у нее времени. Знала она, что Монт вернется через каких-то пару недель, и скорее всего, вернется с победой, знала, что Волк, скорее всего, не доживет до его приезда. Она считала дни, сознавая, как мало ей отпущено, чтобы что-то предпринять. Сколько продержится Волк? Она не знала наверняка, но счет шел на дни.

Дю Гарро сдавался медленно. Онор понимала, что он даже не влюблен в нее, что здесь совсем другое, более земное чувство, которое легче возникало, но столь же легко могло исчезнуть, если его не поощрять или поощрять слишком охотно. День за днем, она все больше замечала, что лейтенант ищет ее общества, и взгляд его все чаще затуманивался тайным томлением.

Она слышала за дверью его дыхание, и ей казалось, что еле слышный свист воздуха в его легких звучит громче кузнечных мехов. Дверь была незаперта, но он не входил. Онор прислонилась спиной к прохладной стене.

Еще не поздно — можно подойти и задвинуть засов, и никто не войдет к ней.

И она хочет этого всем сердцем, и Волк одобрил бы ее, но что потом? Что будет с Волком и что будет с ней? Она крепко зажмурила глаза. Заскрипели несмазанные петли двери, и она, не открывая глаз, знала, что это Дю Гарро.

Шаги приближались.

— Онор… — в его голосе слышится мольба.

Невозможно… Она не сделает этого… Никогда… Никогда бы только ради себя… Но жизнь Волка того стоит. Даже если он не простит. Стыдно, и душа молит о пощаде… Но нет выхода… С шорохом падают на пол шелковые юбки, лейтенант поспешно запирает засов, она остается одна — во мраке, одна — в тишине…

— Онор?

Ее мысли витали слишком далеко, чтоб она сразу услышала его зов. Она чувствовала странную легкость — больше ни стыда, ни угрызений совести, ничего. Что сделано, то сделано — ни больше, ни меньше. А теперь ее очередь сдавать карты.

— Мне нужна помощь…

Он метнул на нее испуганный взгляд.

— Я не могу позволить вам бежать, Онор-Мари. Меня расстреляют за это.

— Не нужно помогать мне бежать, — успокоила она его. — Обо мне речь вообще не идет. Речь о моем друге.

— Помочь бежать индейцу? — ужаснулся он. — Невозможно!

— Кто говорит о побеге? — терпеливо продолжала Онор. — Неужели я подставила бы подобным образом вас или себя?

— Раз речь не о побеге, можете рассчитывать на меня, Онор-Мари.

— Я знаю, что Монт задумал покончить с этим гуроном, уморив его голодом, — она помолчала, взвешивая свои слова. — Он сам мне сказал.

Несправедливая участь для воина. Вы как офицер наверняка понимаете, о чем я. Несправедливо и жестоко. Монт должен дать ему возможность погибнуть с оружием в руках, или, по крайней мере… не так. Никому нет дела до этого, но вы как честный офицер и мой друг, вы можете вмешаться.

Тишина в ответ. Онор напряженно ждала.

— Вы ставите меня в неловкое положение, Онор-Мари, — пробормотал он.

— Первейший долг офицера — подчиняться своему начальству, а вы требуете от меня нарушить его.

— Монт вам не начальство. Ваше начальство полковник д’Отвиль, который лишь попустительствует Монту, хотя сам не стал бы унижаться до личной мести.

— Вы требуете от меня невозможного, Онор.

— Вы дали мне слово, — напомнила она. — Слово офицера, что поможете мне во всем, кроме побега.

Она видела, что он не хочет, вернее, боится помогать ей, но ей было глубоко безразлично его мнение. Любой ценой она должна была приобрести союзника.

— Что ж, попытаюсь, — вымученно согласился лейтенант, — если вы, конечно, не настаиваете на открытой конфронтации.

— Нет, конечно. К чему мне это?

Она медленно опустила ресницы. «С возвращением, — грустно поздравила она себя. — Это снова ты, баронесса Дезина. Узнаю тебя по лжи, которая столь легко слетает с твоего языка, баронесса. Что ж, Тигровой Лилии не выжить в этом мире одной, — ей придется потесниться.»

Дю Гарро не хотел, чтобы Онор шла с ним, но ему не удалось ее переспорить, — она убедила его.

— Знаете, как они упрямы, эти индейцы, — говорила она. — Он непременно решит, что это какая-то ловушка с вашей стороны, и будет игнорировать вас, как пустое место. А меня он знает, мне он поверит.