Купол надежды - Александр Казанцев

— Ах как прекрасны жабы! — воскликнула я, возмущенная его сопоставлениями и профанацией красоты.

Смерив меня презрительным взглядом, он даже не ответил и с холодной, убивающей сухостью продолжал:

— Так рационален ли гигантский свод? Стоит проверить его расчет. В опасном сечении возникают наиболее разрушающие усилия. От сил сжатия понижается точка плавления льда! Вспомните, почему скользят коньки и лыжи в мороз? Снег и лед тают под давлением полоза, смазывая поверхность скольжения. Если это учесть, то твердое небо над подледным городом Китежем начнет плавиться и рухнет.

— Какой ужас! — с иронией воскликнула я. — Запугивать людей и тащить их в катакомбы морлоков! Запрещенный прием.

— В технике запрещено лишь злоупотребление риском, а не сомнение в прочности конструкции, — обдал меня холодом жестких слов Алексей Николаевич.

Мне стало не по себе. Я не рассчитывала ледяной свод. Мы, архитекторы, принимали его существующим и намеревались строить под ним дома. Я хотела, но не могла спорить с Толстовцевым и не знала, куда деть глаза. Посмотрела на Шульца. Он поднялся.

— Уважаемые коллеги, — начал он. — Расчет есть фундамент инженерной мысли. И всегда полезно его проверять, особенно если иметь идею о возможном плавлении льда под нагрузкой.

Не передать, как горько стало мне. Я так надеялась на него, ведь мы с ним говорили о подледных пейзажах!

— Я имею намерение спасать опасное сечение от расплавления.

Я едва не захлопала в ладоши, с надеждой смотря на своего великана-разбойника. А он с немецкой педантичностью продолжал:

— Надо сверлить сверху, с ледникового купола, буровые скважины там, где опасное сечение есть. А потом по ним, имея артерии, пропускать холодильный раствор. Я имею намерение так предохранить лед от плавления при большой нагрузке.

Я была счастлива. Ай да Бармалей! Какой выдумщик!

И тут встал Спартак. Он больше не смотрел в пол. Что он скажет? Не за отцом же пойдет, если я ему дорога! Впрочем, я сама не знаю, что говорю, вернее, думаю! Но правильнее сказать, что в ту минуту я не говорила, не думала, а только чувствовала.

— Я т-так размышляю, — смущенно начал Спартак с обычной своей искренностью. — По мне тот путь правилен, который в гору ведет. А на перестраховочные дорожки, как бы они ни петляли, меня не 'тянет. Мы с ребятами за подледный простор. — И, стараясь не смотреть в сторону отца, сел.

Наступила тишина. Через иллюминаторы доносился свист ветра. Анисимов мерно расхаживал по салону в глубокой задумчивости. Неужели я была не права?»

На этом записки Тамары Неидзе обрываются.

Глава вторая. ЗАКОН ПРИРОДЫ

«Я ознакомился с тем, как Тамара описала наш спор о Городе Надежды. Не скрою, мне было горько читать некоторые ее замечания, в особенности о „злобном карле“.

Я знал за собой этот недостаток — злиться, когда мне перечат, но со времен полярной станции в Усть-Каре так и не справился, должно быть, с собой.

Тамара не дописала своего отчета о Совете командора. Попробую сделать это за нее.

Задумавшийся академик стоял боком ко мне, склонил большую голову и уперся в кулак отросшей бородой.

Ему предстояло сделать вывод, хотя он не был техником. Как химику, ему далеки понятия опасного сечения, но близки проблемы таяния льда под давлением. Как оценить непересекающиеся пути? Кто-то из великих ученых говорил, что та идея верна, которая открывает новые горизонты. Открывают ли эти горизонты мои „катакомбы морлоков“?

И академик твердо и ясно сказал:

— Проект менять не будем. Но поручим на Большой земле сделать поверочный расчет на компьютерах. И в США и в СССР. Кроме того, здесь, в Антарктиде, смоделируем в леднике ледяной грот меньшего размера, но с тем же соотношением толщины свода и его пролета.

Совет закончился. Все расходились.

Что чувствовал я, „бывший новатор“, оказавшийся противником дерзкого, нового? Как она сказала? Закон природы? А то, что воспитанный мною Спартак выступил против меня, — это тоже закон природы?

Я вышел на палубу.

Нет, она не убедила меня! С инженерной точки зрения туннели строить выгоднее и надежнее, чем большой грот. Но… только ли одна инженерная точка зрения должна здесь учитываться? Ведь инженерам выгоднее строить Город Надежды под земным небом, а не под ледяным куполом. Почему не выбрали какой-нибудь островок? Или не создали искусственный?

Да потому, что для чистоты задуманного эксперимента намеренно отказались от всех природных благ, даже от голубого неба над головой. Человек может искусственно создать все ему необходимое даже в лишенном всех даров природы месте. И, может быть, я не прав со своими расчетами, толкая жителей будущего города в туннели? Ведь сюда будут приезжать миллионы людей, чтобы убедиться, как может жить человек, чтобы потом переделать жизнь на своих материках по этому образцу.

Я размышлял, стоя у реллингов, и, не оборачиваясь, невольно слушал болтовню в толпе рабочих.

— Обрадуйте, сеньорита! — обратился один из них, очевидно, к вышедшей на палубу Тамаре. Я заставил себя не обернуться. Я знал ее девчушкой на Уральском заводе: огромный бант и вишенки глазенок. А какой королевой выросла! И какой горячей! Что бы сказал Вахтанг, какой бы тост вспомнил? — Обрадуйте, сеньорита! Получим ли мы здесь заслуженный годовой отдых с полным питанием и оплатой за простой?

Продолжая стоять спиной, я представил себе этого рыхлого латиноамериканца с сальными глазами и тонкой полоской усиков.

— Наш неисправимый Мигуэль, мадемуазель, считает, что коль скоро его завезли на юг, то здесь ему должны создать курортные условия, как у нас на Лазурном берегу или у них на Гавайях.

Я знал этого чернявого остряка-француза, которого все звали маркизом де Гротом и который, по его словам, „попал сюда сооружать ГРОТ только из-за своей фамилии и фамильных драгоценностей, растраченных предками“.

— Я думаю, что отдых вы заслужите, соорудив Малый Грот, — услышал я низкий голос Тамары, и она стала объяснять столпившимся около нее людям, что это за Малый Грот и зачем его строить.

Обидно, что ко мне никто не обратился с таким вопросом!

Рабочие зашумели. Мигуэль визгливо кричал:

— Это лишняя работа! Мало им одного грота, придумали еще и дополнительный. Если они хотят выжать из нас дополнительный пот, то мы знаем, чем ответить.

— Если ты имеешь в виду язык забастовок, то лучше прикуси язык. — Это, конечно, говорил добродушный Билл с чикагских боен.

А француз обратился к хорошо известному мне еще по айсбергу негру из Кейптауна: