Странствия Лагардера - Поль Феваль

Встревоженный, Шаверни двинулся вперед. Неужели где-то здесь лежит бездыханным и сам хозяин шляпы?

Он шел медленно, держа лошадь под уздцы и устремив глаза в землю. В некоторых местах трава была примята и тем­на, словно ее обильно полили кровью.

Над головой маленького маркиза кружилась стая хищных птиц. Вода в ручье, еще несколько дней назад красная от кро­ви, вновь была чиста и прозрачна. Конь маркиза потянулся, чтобы напиться, но внезапно отпрянул, тревожно фыркая и раздувая ноздри.

На обочине лежал полуразложившийся труп.

Видимо, в эти пустынные места не успели еще добраться странствующие монахи, призванные заботиться о погребении мертвецов.

У покойного не было лица – об этом побеспокоились во­роны и стервятники; оттуда, где прежде был лоб, торчал обло­мок клинка.

В те времена шпаги часто подписывали. Из любопытства Шаверни наклонился, чтобы прочесть сверкающую золотыми буквами надпись. Она состояла всего из двух слов: регент Франции.

Маркиз прекрасно помнил, кто увез с собой шпагу Филип­па Орлеанского: этот обломок свидетельствовал о том, что здесь побывал Лагардер!

Шаверни вскочил в седло и помчался во весь опор, словно индеец, неожиданно обнаруживший, что по его земле только что проехал бледнолицый. Так он проскакал до самого Бургоса, а затем и до Вальядолида, расспрашивая по пути погонщи­ков мулов и владельцев постоялых дворов.

Всюду ему рассказывали о том, что в ущелье Панкорбо четверо храбрецов перебили и разогнали добрую сотню головорезов и контрабандистов. Испанцы славятся своей склонностью к преувеличениям!

Но после Вальядолида – тишина! Лагардер исчез: никто не видел его, никто не слышал о битве в ущелье Панкорбо.

Двадцать четыре часа маркиз рыскал в окрестностях города, заглядывая во все Богом забытые деревушки. Никаких следов!

Однако не в характере маркиза было предаваться отчаянию. Потерпев неудачу возле Вальядолида, он поспешил дальше и вскоре заметил на дороге девушку удивительной красоты. Мар­киз решил порасспросить ее.

У юной красавицы была грациозная, танцующая походка. Судя по внешности и костюму, она принадлежала к племени мавританских цыган.

Завидев Шаверни, она резко остановилась и уставилась на него своими блестящими глазами.

– Кто ты? – спросил ее маркиз.

– Откуда я знаю? – ответила девушка. – Дитя пусты­ни, дочь воздуха, цветок, распустившийся на восходе солнца.

– Откуда ты идешь?

– Я пробралась через Панкорбо, где многие нашли недав­но свою смерть.

– А куда ты спешишь?

– Туда, куда ведет меня судьба. Куда повелел мне идти тот, кто определил мой путь.

– И кто же определил его? – настойчиво вопрошал Ша­верни, взволнованный этими загадочными ответами: он чувство­вал, что за ними кроется какая-то тайна, проникнуть в которую очень важно для него.

Лицо маленькой цыганки на мгновенье вспыхнуло – и вновь застыло, подобно лику мраморной статуи: стало ясно, что чья-то воля наложила на уста девушки печать молчания, неру­шимую, словно гробовая плита.

– Не знаю, – отвечала цыганка. – Просто – он.

– Как тебя зовут? – допытывался Шаверни.

– Марикита.

– А его? Назови мне его имя! Это Лагардер?

Маркиз невольно огляделся, ожидая, что сейчас откуда-ни­будь из-за скалы появится шевалье. Когда он вновь посмотрел перед собой, цыганка уже исчезла.

Шаверни чувствовал, что Лагардер где-то здесь. Но сколько он ни рыскал по округе, никаких следов присутствия шевалье не обнаружил.

Как же быть? У Шаверни оставалось всего четыре дня, а он даже не мог себе представить, где Гонзага прячет Аврору и донью Крус. Что же теперь делать? Вернуться к принцессе Гонзага и признаться в собственной беспомощности?

Молодой человек так и не решил, в какую сторону лучше направиться. В конце концов он пришел к неизбежному выво­ду: что-то разузнать он сумеет лишь в Мадриде – там у него есть друзья, которые, разумеется, помогут ему.

Но, с другой стороны, в Мадриде Шаверни грозила встре­ча с Гонзага, который был там, как известно, всесилен; его происки мгновенно сведут на нет все старания маркиза.

Шаверни долго размышлял, не зная как поступить.

– Что же! – решил он наконец. – Рискну! Я вовсе не обязан показываться на глаза моему дражайшему кузену в том виде, в каком он встретил меня два дня назад. Сила тут значения не имеет: в этой схватке победит хитрость.

Есть поговорка: молодость не знает сомнений. Шаверни же был молод, а главное – отважен. Неподалеку от Мадрида он обменял коня на осла, одежду французского дворянина на платье испанского простолюдина – и вдвоем со слугой они явились в Мадрид под видом аквадоров.

Шаверни думал, что все это очень просто и вполне без­опасно. Однако в отличие от его католического величества от­нюдь не каждый желающий может стать Эквадором.

Должность продавца воды – бродячего ли, торгующего ли на базаре – в Мадриде покупается, как во Франции долж­ность нотариуса. Все члены этой корпорации отлично знают друг друга, и, если кто-нибудь посторонний захочет проник­нуть в их среду, его заставят либо выполнить все необходимые формальности, либо убраться вон.

Так что не успел Шаверни два раза прокричать: «Aqua, aqua fresca!»[61] – слова, которые путешественник слышит в Ис­пании на каждом шагу, – как его окружила толпа водоносов. Глаза их яростно сверкали, а лица были искажены злобой.

Конечно, маркиз прятал под одеждой кинжал, а под се­дельным ремнем – короткую шпагу. Однако он сообразил, что с новыми товарищами лучше уладить дело миром.

Впрочем, это не заняло у него много времени.

– Ты давно здесь? – спросил один из водоносов.

– Только что из Сеговии, друг мой. Неужто в этом горо­де не найдется места для двух славных ребят?

– А разрешение от селадора у тебя есть?

– Кто это – селадор?

– Это чиновник, который отвечает за порядок в городе. Он требует, чтобы каждый новый аквадор представил ему по­ручительство в том, что является человеком честным, добропорядочным, придерживающимся истинной веры.

– Нет у меня никакого поручительства. А что, я похож на бандита?

Неужели детина, который наступал сейчас на Шаверни, сам предъявлял когда-то такое свидетельство? Вид его позволял в этом усомниться: похоже, он переменил немало занятий, прежде чем стал Эквадором. Может быть, поэтому он и был столь непреклонен.

– Придется тебе отсюда убраться, – заявил он.

– Погоди минутку, друг, – возразил Шаверни. – Зай­дем сначала все вместе в эту харчевню да разопьем несколько бурдюков вина – так-то мы лучше сговоримся.

Это было хорошее предложение. Аквадор старается продать как можно больше воды, но немалую часть выручки тратит на вино. Так наши цирюльники никогда не пользуются сами теми мазями для ращения волос, которые так расхваливают клиен­там.