Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - Леонид Горизонтов

Пр(изыв семинаристов в Западный край времен М. Н.Муравьева затрагивал — целиком в критическом ключе, а потому не вполне беспристрастно — А. Цвикевич. Что касается темы русского присутствия^ в высших учебных заведениях Царства Польского, то гораздо больше к настоящему моменту написано о варшавской профессуре, нежели студентах. Исследователи студенческого движения, как со–ветские1Б. Я. Табачников), так и польские (Т. Монастерская), приступили к изучению архивного материала и публицистики начала XX в. В последнее время эту работу продолжил, анализируя правительственный курс в отношении университетов, А. Е.Иванов. Несомненной заслугой историка стало освещение полемики в верхах по поводу судьбы Варшавского университета. Однако и его специально не занимали особенности студенческого контингента, являвшиеся одним из предметов дебатов в правительстве 1.

Православная церковь неизменно входила в число важнейших инструментов русификации «инородческих» окраин Российской империи. Уже во второй половине 1780‑х гг., в соответствии с особым правительственным распоряжением, учащиеся белорусских духовных семинарий направлялись в Петербург для подготовки к работе в открываемых тогда народных училищах — дабы «навыкнуть способу для преподавания присвоенному». После ликвидации

унии в Западном крае в 1839 г. штаты новых православных приходов комплектовались в большинстве случаев принявшим православие униатским духовенством, и потому широкомасштабного привлечения новых кадров священнослужителей не потребовалось 2. Иосиф Семашко был принципиальным противником призвания древлеправославных священников великороссийских губерний, считая незнание ими местных условий серьезным препятствием для успешного исполнения обязанностей 3. В пользу такого заключения говорил личный опыт архиерея. На места униатских священников, не поддержавших воссоединения, из Центральной России «прибыли по большей части самые дурные, которых безнравственное поведение… отзывается дурными последствиями». На просьбу Иосифа о «хороших иноках» митрополит Филарет ответил отказом. «Не поверите, как их мало у меня, — признавался он. — Голова трещит, когда приходится искать кандидата на открывающуюся вакансию». «Когда не мог сделать пользы в сем отношении митрополит Филарет с Москвою, — комментировал этот эпизод в своих воспоминаниях Семашко, — то чего было ожидать от других». По крайней мере с середины 40‑х гг. он настойчиво подчеркивал, что духовные училища и семинарии белорусско–литовских губерний вполне обеспечивают местные потребности 4.

Между тем к середине XIX в. избыток выпускников православных духовных семинарий стал настолько очевидным, что Синод решился облегчить детям священнослужителей выход из сословия 5. Систематическая русификация административного аппарата и культурной жизни, развернутая на западных окраинах Империи в середине 60‑х гг., совпала по времени с проведением в жизнь Великих реформ, затронувших также государственную церковь и духовное сословие 6. Необходимость в изменении положения последнего назрела уже давно и весьма болезненно ощущалась как клириками, так и мирянами. Пожалуй, наибольший протест вызывала сословная замкнутость духовенства, вынуждавшая его мужское потомство получать образование в специальных, обособленных от системы светского просвещения, учебных заведениях, а затем идти по стопам своих обыкновенно бедствующих отцов.

Показателем несоответствия существующего порядка веяниям времени стало массовое включение выходцев из духовного сословия в леворадикальные течения общественного движения: «дух времени, который, несмотря на крепкие запоры, широкою струею врывался в 50‑х и начале 60‑х годов в семинарию, не мог не влиять благотворно и на питомцев ее, независимо от рутины, царившей в ней». Очень часто именно поповичи становились властителями дум молодого поколения (Н. Г.Чернышевский, Н. А.Добролюбов, Г. Е. Благосветлов). «Кто нынче писатели? Мужик или семинарист», — сокрушались консерваторы. Не случайно в «Очерках по истории русской культуры» П. Н.Милюкова «семинарист» — синоним разночинца, народника, знаковое обозначение целой умственной формации в российской истории 7. Выделяли современники поповичей и на бюрократическом Олимпе 8. Сама жизнь, таким образом, заставила в 60‑е гг. разрешить сыновьям русского духовенства свободный выбор жизненного поприща, а выпускников духовных семинарий допустить к поступлению в университеты (1863) — главные хранители светского знания. С другой стороны, представители иных сословий получили возможность избирать церковную стезю. Был также поставлен на повестку дня и решен в положительном смысле в Уставе духовных семинарий 1867 г. вопрос об изучении в них педагогики 9.

Ориентация на православное духовенство в реформировании начального образования в западных губерниях четко обозначилась уже на рубеже 50–60‑х гг. Открыв большое количество народных школ, глава виленского учебного округа А. П.Ширинский — Шихма–тов предпочел назначать учителей из числа выпускников местных духовных семинарий. Это обеспечило ему поддержку митрополита Иосифа Семашко. Отобранные семинаристы направлялись на педагогические курсы в Вильне и Минске. «Положим, многие из этих учителей, — писал близко знавший предмет А. В.Белецкий, — не стояли на высоте педагогической подготовки, но в данное время всего нужнее было, чтобы учителя стояли близко к народу». В дальнейшем преподавательские кадры предполагалось готовить в стенах специальных учительских семинарий 10.

Наибольших масштабов использование семинаристов в целях национальной политики достигло при М. Н.Муравьеве, деятельность которого в Северо — Западном крае отнюдь не сводилась к репрессиям, запечатленным для потомков в страшном прозвище вешателя. Не довольствуясь местными ресурсами, Муравьев и его правая рука ц школьном деле — новый попечитель виленского учебного округа И. П.Корнилов — вступили в переписку с епархиальным начальством внутренних губерний. Характерным можно считать датируемое мартом 1864 г. послание Корнилова ярославскому архиепископу Нилу. «Позвольте надеяться, — писал попечитель, — что ваше высокопреосвященство разрешите некоторым хорошим воспитанникам отправиться в наш край на борьбу с латинством, на защиту православия и народности… Воспитанники наших семинарий особенно способны для выполнения этой великой задачи народных училищ. Поэтому я стараюсь преимущественно учениками духовно–учебных заведений замещать учительские места… Здесь дела много, а деятелей мало. Здесь решается не областной, а общерусский вопрос, и потому мы вправе рассчитывать на поддержку и сочувствие к нам великорусских наших братьев». Ярославскому архиерею сообщались условия службы в крае. Учитель получал бесплатную квартиру с отоплением, жалование в размере 150–200 рублей, подъемные и прогонные деньги. Ему предстояло преподавать обычный курс церковно–приходской школы. Порядок «отправления в здешний край воспитанников семинарий на учительские должности» был разработан самим Муравьевым, державшим ситуацию в народных школах под постоянным контролем 11. «В настоящее время, — говорилось во всеподданнейшей записке, представленной виленским генерал–губернатором в мае 1864 г., — по сделанному вызову уже прибыло в Северо–западный край из разных великорусских губерний до ста воспитанников семинарий; все они размещены на должности частию сельских писарей, частию учителей и исполняют свои обязанности отлично. Для удержания этих семинаристов на означенных местах и для привлечения в большем числе желающих необходимо предоставить им некоторые служебные преимущества»12.

Покровительство прибывающим поповичам оказывал «Вестник Западной России» К. А. Говорского, в прошлом также семинариста 13. Начальство учебного округа осведомлялось, что те читали по педагогике и какой системы намерены придерживаться в воспитании детей. Продолжалась работа педагогических курсов. «Весьма важно, — подчеркивало начальство, — чтобы они были ознакомлены с теми местными особенностями и обстановкой, какие ожидают их». «Грустно нам было сознавать нашу неподготовленность к педагогической деятельности, — вспоминал один из семинаристов муравьевского призыва, — а необходимость заставляла нас пристроиться к какому–либо делу (месту)». Тем не менее именно поповичам доверялись должности старших учителей: младшими некоторое время еще продолжали работать «католики», теснимые поступавшими в распоряжение округа новыми семинаристами 14. Определение семинариста учителем в народную школу означало оставление им «духовного звания». Позднее, в 70‑е гг., когда начался выпуск из местных учительских семинарий, бывшие бурсаки состояли не только в должностях учителей и волостных писарей, но также мировых посредников. Большинство вызванных из внутренних губерний воспитанников духовных семинарий «с течением времени уходило в гражданскую службу»15.