Через три океана - Владимир Кравченко

* * *

Вот и знакомая Манильская бухта, Коррехидорские острова. Четыре года тому назад я входил сюда на эскадренном броненосце "Сисой Великий" под флагом контр-адмирала Григория Павловича Чухнина, входил с совсем иными ощущениями.

В 7 ч 45 мин, после 21-дневного пребывания в море, раздался сигнал, который показался нам самым лучшим, какой только может быть: "Всех наверх!" - "На якорь становиться!" - "Отдать якорь!". Трр... - загремел из клюза, сверкая искрами во все стороны, тяжелый якорный канат. Эскадра стала на якорь. Одновременно с нами рядом расположились и американские суда. У "Олега" угля осталось... 10 тонн! За время пути "Аврора" похоронила пятерых матросов, умерших от ран, "Олег" - двоих, "Жемчуг" - одного. Иллюминаторы, полупортики, люки широко раскрыты. С берега тянет пряными ароматами. Горит полное электричество. Чуть ли не в Либаве зажигали мы его последний раз, но теперь нам незачем и не от кого скрываться. Боже мой, да, ведь, мы живы... и как хороша жизнь! Что-то такое оттаивает на сердце, и слезы готовы подступить к глазам.

Глава LXXIII.

Манила

Тотчас же по постановке на якорь на берег был послан старший флаг-офицер лейтенант Ден, для отправления телеграмм Государю Императору и управляющему Морским министерством и для отыскания русского консула. На "Аврору" прибыл флаг-капитан начальника американской эскадры, которому и были сообщены причина и цель прихода отряда в Манилу.

Вернувшийся флаг-офицер доложил, что русского консула нет совсем, французский отсутствует, а лица, его заменявшего, никто указать не мог. Транспорт с нашим углем, ожидавшийся из Сайгона, до сих пор еще не прибыл. Привезенные сведения о печальной судьбе немногих уцелевших судов эскадры поразили нас, как громом, и повергли в глубокое уныние. Мы предполагали все, только не то, что случилось.

22 мая. На крейсере тихо. Слышны только стоны раненых. Офицеры и команда заметно пали духом. Сегодня воскресный день. На внешнем рейде с утра до вечера большое оживление: снуют, описывают круги возле нас шлюпки, катера, яхты, пароходики с любопытствующей разнаряженной публикой, поминутно щелкающей затворами фотографических аппаратов. Вид наших крейсеров крайне печальный: борта, трубы ободраны, зияют огромные пробоины, краска обгорела, у "Авроры" передняя мачта сбита до половины, заклинившиеся орудия торчат хоботами в разные стороны; матросы, загоревшие, как негры, обносившиеся до последней степени во время плавания, выглядят жалкими оборванцами. На пароходиках мы разглядели рожи японцев. То-то, должно быть, радовалось их сердце. Среди них находился и японский консул, как мы узнали впоследствии.

Мы не пустили к себе на борт ни назойливых корреспондентов, ни фотографов. Адмирал отправился утром с визитом к начальнику американской эскадры контр-адмиралу Трэну, которому изложил положение судов отряда и спросил, можем ли мы надеяться на то, что нам будет дан известный срок для заделки пробоин, разрешение нагрузиться углем, принять необходимые запасы и выйти в море. Адмирал Трэн заявил, что для решения всех этих вопросов ему необходимо снестись с Вашингтоном, но что, насколько он понимает существующие постановления американского правительства относительно захода судов воюющих держав в американский порт, правительство должно дать срок для приведения судов в состояние, обеспечивающее им безопасное плавание, и разрешить принять необходимые запасы угля и прочих предметов в количестве, достаточном для того, чтобы дойти до первого русского порта. Тотчас же была назначена комиссия из американских инженер-механиков для определения сроков, необходимых для приведения каждого из наших судов в состояние, обеспечивающее безопасное плавание. Кроме того, адмирал Трэн любезно предложил свезти наших раненых в морской госпиталь в Кавите (военно-морская станция американского флота в 7 милях от Манилы). Аналогичные же предложения были получены адмиралом Энквистом и от военного начальства, и от городского муниципалитета. Последние два предложения были с благодарностью отклонены, так как уже было решено поместить тяжелораненых в морской госпиталь.

Вскоре на "Аврору" прибыл г-н Генри Жорж, заменявший французского консула на время его отсутствия. Состоялась назначенная адмиралом Трэном комиссия для осмотра повреждений. Судам пришлось снять временные заделки пробоин, поставленные с таким трудом. Комиссия пришла к заключению, что для приведения судов в состояние, при котором им будет обеспечена безопасность плавания, необходимо дать разные сроки. Минимальными из них являлись для исправления "Олега" - 60 дней, "Авроры" - 30 и "Жемчуга" - семь дней.

В ожидании решения участи наших раненых работа на перевязочном пункте шла своим порядком. Я предложил по семафору услуги по рентгеноскопии своим товарищам, и врачи крейсеров "Олега", "Жемчуга" доктора Аннин, Викторов и Ден привезли мне своих раненых. Так как ожидалось, что "Аврора" примет уголь и тотчас же уйдет в море, быть может, на север кружным путем, то, на всякий случай, поставщикам был экстренно заказан запас перевязочного материала. Эту ночь заснуть не удалось: пришлось спешно доканчивать скорбные листы наиболее тяжело раненных, которых предполагалось сдать в американский морской госпиталь.

23 мая. Утром вызвали во фронт: приехал отдавать визит адмирал Трэн. Он очень интересовался подробностями боя и был чистосердечно удивлен, когда ему сказали, что стрельба в бою велась иногда на расстоянии до 5 миль. Он не хотел этому верить и заметил, что стрелять на таком расстоянии, конечно, можно, но попадать - вряд ли. После его отъезда наш адмирал отправился с визитом к генерал-губернатору Филиппинских островов г-ну Райту и командующему войсками генерал-майору Корбину. Инструкций из Вашингтона до сих пор получено не было. В коридоре, ведущем в кабинет генерал-губернатора, Энквист встретился с японским генеральным консулом, о чем узнал только впоследствии. Местные газеты не преминули ухватиться за этот случай и изобразили его в виде какой-то драматической сцены. Были посланы телеграммы Государю Императору с описанием боя, в Главный морской штаб со списком убитых и раненых. На "Олеге" по беспроволочному телеграфу сегодня получались шифрованные знаки. Коммерческие суда, пришедшие с моря, передали нам предостережение: близ входа в Манилу они видели японские крейсера. Нервы наши очень напряжены. Я решил не посылать телеграммы домой о том, что я жив - стоит ли? Сегодня жив, а завтра, Бог весть. Подождем, пока все выяснится. Транспорта с углем все еще нет.

24 мая. Угольные ямы совсем пусты. Разрешено принять американский уголь. Полный запас принять не можем, так как пробоины еще не заделаны и при полном запасе уйдут в воду.