Цену жизни спроси у смерти - Сергей Донской

Бородач без звука повалился на спину и сделал судорожное движение указательным пальцем, как будто все же выхватил пистолет и теперь разряжал его в обидчика. На самом деле оружием завладел незнакомец. Каким образом он умудрился проделать этот фокус, Люба себе не представляла. Она вообще туго соображала. В голове не осталось никаких мыслей – одна лишь звенящая пустота.

– Напугалась? – спросил мужчина.

Бородач сделал слабую попытку приподняться, но он, даже не обернувшись, ударил его ногой в лоб, не переставая при этом глядеть на Любу с вопросительной полуулыбкой.

– Очень, – сказала она. Отчетливо прозвучал только первый звук. Остальные как-то сами собой проглотились.

Мужчина сочувственно кивнул и все так же улыбчиво поинтересовался:

– Джигиты пусть живут, или отправим их пасти стада облаков в поднебесье?

– Что? – выдавила из себя Люба, которой было трудно воспринимать фразы, состоящие из нескольких слов.

– Спрашиваю: пусть живут джигиты? Или казнить их по суровым законам гор?

– А! – До Любы постепенно дошло сказанное. – Не знаю. Наверное, пусть живут.

– Ладно. – Мужчина, до этого задумчиво вертевший отнятый у бородача пистолет в руках, широко размахнулся и запустил его в темноту.

– Зачем вы так? – укоризненно сказала Люба, подобрав под себя ноги, чтобы встать. – Найдет ведь кто-нибудь.

– Это был газовый пистолет. Невелика беда.

– Ремешок на босоножке порвался, – печально сообщила Люба. – Теперь ковылять придется, как хромоножке какой-то.

– Зачем? – удивился мужчина. – Разуйся и ходи босиком.

– И то верно.

Когда она избавилась от босоножек, мужчина помог ей встать и, не отпуская холодные Любины пальцы, повел ее за собой.

– Куда вы меня тащите? – слабо возмутилась она.

– Ты ведь Люба? – Он остановился и посмотрел ей в глаза. Зрачки у него были ясные, как два проблеска холодной зари.

– А что? – В ее тоне прорезалась строптивость, но руку она отнимать не спешила.

– Я Громов, – представился мужчина. – Известный тебе Женя Минин отбыл по неотложным делам, а мне поручил заботиться о тебе. С ведома Зубана, разумеется.

– А девочки? – спохватилась Люба.

– Ими займется «Скорая помощь». Идем, телефон остался в машине.

– Нельзя же их бросить вот так, – неуверенно сказала Люба, бросив взгляд на своих телохранительниц.

Лиза, зажимая окровавленное лицо руками, тихонько выла, раскачиваясь на земле из стороны в сторону, и вряд ли что-нибудь видела или слышала вокруг. Вика лежала поодаль, не подавая никаких признаков жизни. Оба молодых кавказца разбрелись в стороны и поглядывали оттуда на Громова, как побитые псы. Бородач успел перевернуться на живот, но подняться на ноги то ли не смог, то ли просто не захотел. Больше вокруг никого не было.

Послушно перебирая босыми ногами, Люба устремилась за Громовым, который чуть ли не волоком потащил ее к своему темно-зеленому джипу. Пока он звонил в «Скорую», доставал сумку с заднего сиденья и закрывал машину, Люба покорно стояла рядом и ждала. Но когда Громов хотел опять увлечь ее за собой, она проворно спрятала руки за спину:

– Пока вы не скажете мне, куда мы идем, я с места не сдвинусь.

Громов прислушался и как-то очень скучно произнес:

– Едут.

– Кто?

– Врачи. Сразу следом за ними появится милиция. Твои деньги и документы, как я понимаю, у Минина. Значит, отсюда тебе прямая дорога в каталажку.

– Ну и пусть, – упрямо тряхнула волосами Люба. – Утром выпустят.

Громов с сожалением посмотрел на нее:

– Разве ты не поняла, что это было покушение?

– Покушение?

– Именно, – кивнул Громов. – Причем на тебя. Сомневаюсь, что джигиты, с которыми тебя запрут в одной камере, позволят тебе дожить до утра. Впрочем, попытка – не пытка. Желаю удачи.

Он повернулся к Любе спиной и решительно зашагал к входу в гостиницу. Она увидела, как оба молодых кавказца одновременно сдвинулись с места и начали медленно приближаться к покинутому полю боя. Лиза уже не сидела, а лежала ничком, и вокруг ее головы маслянисто блестела набежавшая лужа крови.

– Подождите! – пронзительно крикнула Люба.

Парни опасливо застыли, но Громов даже не обернулся. Чтобы исчезнуть за дверью гостиницы, ему требовалось сделать не больше трех десятков шагов.

– Да подождите же вы! – негодующе повторила Люба, бросившись вдогонку за своим спасителем. Так быстро она бегала в последний раз на зачете по физкультуре лет пять назад, но сегодня запыхалась она значительно сильнее. – По…дожди…те!

– Мм? – Громов развернулся к ней с таким простодушным выражением лица, словно понятия не имел, чего добивается от него Люба.

Пришлось ей заговорить первой:

– Я с вами.

– Номер одноместный, – предупредил он. – Кровать одна.

Теперь уже настал Любин черед лицедействовать, и она притворилась, что пропустила последнее замечание мимо ушей:

– Долго мы будем торчать у всех на виду? Между прочим, я по вашей милости осталась босиком.

– По моей милости? – опешил Громов.

– А по чьей же еще? Разве не вы посоветовали мне снять босоножки?

– Но… Гм!

– Вот вам и «гм»!

Одержанная победа, пусть даже маленькая, помогла Любе обрести привычную самоуверенность, с которой она обращалась с мужчинами до того, как в ее судьбе произошли драматические перемены.

Так что в гостиницу она прошествовала первой. Некоторые женщины обожают делать вид, что они лишь подчиняются чужой воле. Люба предпочитала обратный вариант. Когда позволяли обстоятельства, она брала инициативу в свои руки или хотя бы делала вид, что дело обстоит именно так.

Одного и того же результата можно достичь за счет абсолютно разных средств. Тот, кто постиг этот универсальный закон, всегда добьется своего тем или иным способом. Главное – точно знать, чего именно ты хочешь.

Очнувшийся от дремы швейцар встал на шум и не очень трезвой сомнамбулой двинулся навстречу вошедшим. Руки его были расставлены в стороны, но явно не для дружеских объятий. Казалось, он изображает самолет. Штурмовик, идущий на таран.

При виде Громова швейцар совершил не слишком изящный разворот и совершил посадку на прежнее место. Несмотря на напускное равнодушие, вид у него был нахохленный. Вылитый филин после неудачной охоты.

Люба с интересом покосилась на спутника, способного внушать уважение не только отчаянным горцам, но и суровым гостиничным швейцарам. В тесной кабине лифта, где они оказались нос к носу, она старательно смотрела на собственное отражение в зеркале, делая вид, что спутник ее абсолютно не интересует, но все же не удержалась от вопроса:

– Почему от вас пахнет дымом? Вы не только спасаете девушек, но и тушите пожары?

– Загородный пикник, – пояснил Громов с непроницаемым лицом.

– Шашлыки?

– Нет. Просто очень теплая встреча. С огоньком. – Он озорно улыбнулся.

– Понятненько, – сказала Люба, не поверив новому знакомому.

Дежурная по этажу вскинула голову на шум открывшегося лифта и тут же откинула ее обратно на плечо, старательно закрыв глаза.

– Почему они не требуют у вас денег? – удивилась Люба, когда Громов провел ее по длинному коридору и вставил ключ в замочную скважину двери своего номера.

– За что? – удивился он.

– Ну, хотя бы за провод гостей в ночное время.

– Уже утро, – уклонился Громов от прямого ответа. – Без двадцати три. Скоро светать начнет, какая уж тут ночь…

Он изобразил приглашающий жест, предлагая Любе войти в номер первой, что она и сделала. Ее приятно удивил порядок, царивший в комнате. Когда кровать одна на двоих, то пусть она будет аккуратно застеленной, а не развороченной, как после взрыва. Одному мужчине Люба отказала только потому, что его носки были разбросаны как попало. Правда, было ей тогда семнадцать годочков, так что причиной могли быть не только носки. Она уже позабыла детали.

Громов поставил сумку на пол, включил настенное бра и уселся с сигаретой в кресло возле открытого балкона. Половина его лица находилась в тени, поэтому оно смахивало на контрастный снимок без полутонов. Любе понравилось то, что она увидела, но слишком долго задерживать взгляд на новом знакомом она не стала. Заявила, рассматривая обои и потолок:

– Мне нужно принять ванну.

– Конечно. – Громов кивнул. – На здоровье.

Преувеличенно громко топая пятками, Люба проследовала в ванную комнату и заперлась изнутри. По случаю позднего времени из крана шла горячая вода, так что она, сбросив одежду, с наслаждением подставила свое тело упругим струям душа.

Если бы не приходилось держать голову на отлете, чтобы не намочить волосы, она плескалась бы значительно дольше, а так омовение заняло у нее не больше десяти минут. Задумчиво покомкав в руке свои идеально белые трусики, Люба решительно сунула их под воду и простирнула, воспользовавшись крошечным брикетиком гостиничного мыла.