Дуновение холода - Лорел Гамильтон

Тут он нахмурился, но ненадолго:

— Я хочу, чтобы ты стала моей королевой.

Я облизала губы, но они так и остались сухими. Попробовать логику?

— Я наследница Неблагого трона. Я не смогу стать и твоей королевой, и королевой Неблагого двора.

— Тебе нет нужды возвращаться в ту клоаку. Оставайся с нами. Ты родилась Благой.

Он наклонился, собираясь меня поцеловать.

Я ничего не могла с собой поделать. Я отпрянула назад.

Он остановился и задумался — похоже, о неприятном. Дураком он не был, это все действие болезни, видимо — уголком рассудка он понимал, что поступает неправильно, но безумие не давало ему это осознать.

— Ты считаешь меня красивым?

Я сказала правду:

— Ты очень красив, дядя.

— Я же просил, Мередит!

— Как угодно. Ты очень красив, Таранис.

— Но ведешь ты себя так, будто я урод!

— Даже если мужчина красив, это еще не значит, что я стану его целовать.

— Если бы тогда в зеркале стражи тебя не удержали, ты бы пришла ко мне.

— Верно.

— Тогда почему ты сейчас отдергиваешься?

— Не знаю.

И это было правдой. Передо мной во плоти лежал мужчина, чья магия даже на расстоянии не раз меня побеждала. А сейчас, с глазу на глаз, он вызывал во мне только страх.

— Я предлагаю тебе все, чего хотела твоя мать. Ты станешь королевой Благого двора и займешь место в моей постели и в моем сердце.

— Я не моя мать, и мечты ее я не разделяю.

— У нас родится красивый ребенок. — Он опять потянулся ко мне губами.

Я села, и мир закачался цветными пятнами. Меня затошнило, головная боль стала непереносимой. Я перегнулась через кровать и меня вырвало. Голова болела так, словно вот-вот взорвется, у меня от боли слезы полились.

Таранис придвинулся к краю кровати, и сквозь слезы я увидела его замешательство, отвращение на красивом лице. Это для него оказалось слишком грязным, слишком настоящим. Помощи от него мне лучше не ждать.

У меня были все признаки сотрясения мозга. Надо было или в больницу, или к истинному целителю — мне нужна была помощь! Я легла на край кровати, прижавшись больной щекой к шелковой простыне, и ждала, чтобы в висках перестало колоть в такт пульсу, и молилась, чтобы тошнота прошла. Когда я перестала шевелиться, стало полегче, но травма все равно сильная. Травма сильная, а я смертная, и не факт, что Таранис это осознает.

Он ко мне даже не прикоснулся. Он потянулся к шнурку звонка — позвать слуг. Вот и отлично, может, они в своем уме.

Кто-то вошел. Таранис сказал:

— Приведи целителя.

— Что случилось с принцессой? — спросил женский голос. Звук пощечины и рык Тараниса:

— Делай что сказано, девка!

Больше вопросов не было, и вообще вряд ли кто-то еще спросит, что со мной такое. Нет дураков.

Наверное, я опять отключилась, потому что следующее, что я помню — прохладная ладонь у меня на лбу. Я осторожно глянула вверх, двигая только глазами. Надо мной стояла женщина, и я должна была знать ее по имени, но никак не могла вспомнить. Золотоволосая, с глазами из колец голубого и серого цвета. От нее мягко веяло чем-то таким, что мне легче стало от одного ее присутствия.

— Помнишь, как тебя зовут?

Проглотив желчь во рту, я выдавила шепот:

— Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и крови.

Она улыбнулась:

— Правильно.

Из-за ее спины прикрикнул Таранис:

— Вылечи ее!

— Мне надо ее вначале осмотреть.

— Стража у Неблагих совсем спятила. Они ее убить хотели, лишь бы не дать уйти со мной. Если не им, то никому — так они думали.

Мы с целительницей переглянулись; она прижала палец к губам. Я поняла — или подумала, что поняла. Не стоит спорить с безумцем, если хочешь жить. Я жить хочу. Я детей ношу, мне нельзя умирать.

Пусть Холод ушел, но во мне живет, растет его частичка — и я ее сохраню. О Богиня, помоги мне, помоги отсюда выбраться!

— Цветами пахнет? — удивился чей-то еще, не Тараниса, мужской голос.

— Да, — ответила целительница и еще раз глянула на меня слишком проницательно для моего душевного спокойствия. Она махнула обладателю незнакомого голоса, и он шагнул вперед. Он был высок, светловолос и красив — истинный Благой сидхе. Только без вечной их надменности — она куда-то делась, а вместо нее появилась неуверенность, и даже испуг. Очень хорошо. Дураков мне не надо.

— Помоги мне Богиня, — прошептала я.

Запах роз усилился. По коже лаской пробежал ветерок, пошевелил простыни.

Светловолосый страж посмотрел туда, откуда веял ветер. Целительница посмотрела на меня и улыбнулась, хотя глаза у нее оставались слишком серьезными — такой взгляд на лице врача лучше не видеть.

— Я сильно ранена? — тихо и медленно выговорила я.

— Может быть кровоизлияние в мозг.

— Понятно, — сказала я.

— Но зрачки у тебя одинаковые, это хороший знак.

Имелось в виду, что если бы у меня один из зрачков перестал сокращаться, то я бы умирала. Так что известие и правда приятное'.

Она принялась готовить смесь трав, доставая их из своей сумки. Я не все опознала, но знаний мне хватило, чтобы ее предостеречь:

— Я беременна близнецами.

Она наклонилась ко мне и спросила:

— Какой срок?

— Месяц или чуть больше.

— Тогда есть много ограничений.

— А ты не можешь возложить на меня руки?

— Ни один целитель нашего двора эту способность не сохранил. Правда ли, что при вашем дворе такие остались? — прошептала она мне на ухо, от ее дыхания у меня шевелились волосы.

— Правда, — прошептала я в ответ.

Она ахнула и выпрямилась. На лице у нее появилась улыбка — новая, довольная. Запах роз стал отчетливей; я боялась, что от их аромата тошнота усилится, а она наоборот, почти прошла.

— Благодарю, Мать, — прошептала я.

— Пригласить к тебе твою матушку? — спросила целительница.

— Нет-нет, ни в коем случае.

Она кивнула.

— Я приложу усилия, чтобы твое желание исполнили.

Из чего следовало, что с моей матерью справиться не просто. Меня она никогда особенно не любила, но раз уж я вдруг оказалась претенденткой на столь вожделенный для нее трон, она явно проникнется ко мне чувствами — воспылает любовью с той же силой, с какой раньше ненавидела. Само непостоянство — моя мамочка. При Благом дворе меня иногда зовут Погибелью Бесабы — потому что мое рождение после единственной ночи, проведенной с моим отцом, обрекло ее на годы жизни при Неблагом дворе. Их брак всего лишь скреплял мирный договор, никто и не думал, что от «смешанного» брака может появиться потомство, ведь детей давным-давно не рождалось ни в том, ни в другом дворе.