Свастика в Антарктиде - Константин Дроздов

Схватившись за горло и захлебываясь собственной кровью, Осирис безуспешно силился поднять голову, чтобы посмотреть на Сета. Рун приблизил свое лицо к лицу безнадежно цеплявшегося за жизнь некогда верховного божества планеты:

— Ты стал слишком «великим» для всех нас, Хун. Ты позабыл, что члены экипажа «Молоха» не твои вассалы. Ты заставил меня убить Ро, чтобы сполна насладиться своей властью. Но пришло время тебе расплатиться за свое «величие», а нам вспомнить, что мы офицеры Великой Шумерской империи. Хоть и поздно, но я исправлю ошибку.

Осирис замертво рухнул к ногам Сета, и лицо моего господина вновь стало спокойным. Огонь в глазах сменился прежним стальным холодом. Не поворачиваясь ко мне, он крикнул в коммуникатор на своем запястье:

— Стража! Код один-три!

В зал влетели генорги с «молохами». На мгновение они застыли, пораженные увиденным, — бог лежал в луже собственной крови и его глаза безжизненно смотрели в мою сторону.

— Код три-пять! Великий Осирис мертв! Убийца — генорг Кверт! Убейте его! — И Сет указал на меня.

Пули взорвали мое тело. Уже на полу, умирая, я услышал:

— Прекратить огонь! Всем вон!

Мой повелитель склонился надо мной. Большие золотые глаза его были печальны:

— Прости меня, сын мой.

Он провел рукой по моей залитой кровью голове, и разрывающая мое тело боль стала уходить.

— Ты не умрешь, мой друг, а просто заснешь. Я сохраню твою кровь. Из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетие, даже когда уже не станет меня, ты будешь повторяться в своих потомках. Ты бессмертен, пока будет жива твоя линия крови. А теперь — спи.

Я вздрогнул от легкого прикосновения. Сидя на подоконнике, я не заметил, как заснул, и Магдалена разбудила меня. Находясь под впечатлением сна-воспоминания, я долго смотрел в одну точку. Магдалена о чем-то говорила, но я не мог сосредоточиться на ее словах. Пережитая тысячи лет назад смерть напомнила о себе холодным дыханием, и мне стало не по себе. Я потер вдруг озябшие плечи. Магдалена тем временем разливала по чашкам чай и раскладывала печенье. Сев напротив нее, я по-новому смотрел на девушку. Милое лицо, усталая улыбка. Тонкими изящными пальчиками она аккуратно берет печенье и подносит ко рту. Потом маленький глоток темного напитка.

— Не смотри на меня так, — смущенно говорит она. А я продолжаю смотреть и не могу оторваться. Это не просто красивая женщина, которую я люблю. Это, возможно, мой единственный надежный друг. Только она никогда не предаст меня и, если понадобится, умрет вместе со мной.

— Я должен тебе кое-что рассказать о себе, Магдалена, — решился я.

Девушка уселась в кресло, поджав ноги. По ее взгляду я понял, что она давно ждала этого рассказа. Немного помедлив, я начал свою историю. И начал ее с того момента, когда в октябре 1942 года получил от Германа Хорста предложение работать в «Аненербе».

Магдалена слушала меня внимательно, не перебивая. И лишь когда далеко за полночь я закончил свое повествование рассказом об обнаруженных в комнате Рауха тетрадях, она поднялась с кресла и, подойдя к окну, долго смотрела на город. Я ждал. Наконец она подошла и, приобняв меня сзади за плечи, сказала:

— Подобную тетрадь я видела у Марии Орич. Два дня назад, вечером, я зашла поболтать с Зигрун. Марии в пещере не было. Зигрун сказала, что та последнее время часто засиживается в библиотеке. Через некоторое время я заторопилась к тебе и при выходе столкнулась с Марией. Через руку у нее было перекинуто полупальто, из-под которого торчал краешек тетради, очень похожей на одну из тех, которые ты описал. Я подумала, что это книга, но теперь поняла, что это была все-таки тетрадь. На следующее утро обнаружили мертвого Рауха.

Я прикрыл ее ладони своими.

— Что же касается всего остального… — Магдалена нежно взъерошила мне волосы. — Для меня ты всегда был не таким, как все.

Поглаживая ее ладони, я вспомнил свой разговор с Хенке, состоявшийся на следующее утро после нашего полета в Патагонию. Тогда он сам подошел ко мне с просьбой переговорить.

«Давай, Вернер, говори, в чем дело», — поторопил я офицера. Я был озабочен поисками таинственного пловца, а Хенке мялся, видимо, не зная, с чего начать.

«Я по поводу тех индейцев. Тогда все странно так произошло. Мы в карты решили перекинуться, и я как-то отвлекся от окружающей обстановки. Виноват — опьянел совсем от свежего воздуха. Вот они и подкрались, а потом и на прицел нас взяли. Настроены они были решительно, судя по их лицам. Думал, пристрелят нас. Но в какой-то момент они вдруг все одновременно сникли как-то, и винтовки из рук у них стали валиться. Мы с Готтом, конечно, тут же их окончательно скрутили и разоружили, — Хенке перевел дыхание. — Может быть, это госпожа Зигрун постаралась, но вот только в тот момент ее рядом не было. Она отлучилась на корабль. Может, вы все и так знаете, но я решил все-таки доложить».

«Я в курсе, но молодец, что рассказал», — похлопал я тогда офицера по плечу, не придав его рассказу особого значения. Теперь все выглядело иначе.

На следующий день я нашел Марию Орич в городской библиотеке. В полуденный час она была здесь одна, расположившись за самым дальним столом, спиной к выходу. Я направился к ней. Светлые волосы, как всегда собранные в длинный хвост, отливали золотом.

— Здравствуй, Эрик, — тихо сказала она, не поворачивая головы, когда мне оставалось до нее еще несколько шагов. Я улыбнулся.

— Позволишь присесть рядом? — спросил я, приблизившись.

Она, не поднимая головы от газетной подшивки, кивнула. Я сел напротив. Дождавшись, когда же она поднимет на меня свои синие глаза, я снова улыбнулся и сказал:

— Давно не было возможности поговорить. Как дела?

— Все хорошо, Эрик, — ответила она, задумчиво посмотрев на меня.

— Трудно тебе там пришлось.

— Все позади. — Она снова опустила взгляд в газету.

— Трудно быть одному, но теперь ты среди друзей. Ты можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

Мария молчала.

— Ты знаешь, как умерли Раух и Брум? — все же решился спросить я.

— А ты? — Мария перелистнула страницу.

— Думаю, что да, — сделав паузу, я продолжил: — Я прочитал некоторые из тетрадей Рауха. Для таких существ, как он, финал был закономерен. Его необходимо было уничтожить.

— Финал был незакономерен для тех людей, которых он замучил. — Мария снова взглянула на меня и перевела взгляд в окно, в которое просматривалась лишь глухая стена соседнего здания. И Орич смотрела на эту стену не отрываясь. — Почему каждому мерзавцу, прежде чем он уйдет, удается свести в могилу десятки, сотни, тысячи, а иногда и миллионы людей? — Мария снова посмотрела мне в глаза.

— Зло обладает огромной силой, и оно не сковано никакими правилами и условностями. Зло — это болезнь, своеобразный вирус, который заражает или убивает все живое рядом, и не всегда от этой болезни есть лекарство.

— Почему и нам не презреть правила и условности?

— Сложные вопросы ты задаешь, Мария, — вздохнул я. — Правила дают возможность нам остаться людьми.

— А если правила устанавливают мерзавцы?

— Есть общечеловеческие правила, которых надо придерживаться. Они могут быть не написаны на бумаге, но именно их соблюдение делает человека человеком.

— Эти общечеловеческие законы делают нас слабее.

— Чем больше людей их будет придерживаться, тем сильнее они будут становиться, и легче будет противостоять тому злу, о котором ты говоришь.

— Странно все это слышать от тебя, Эрик. Кому как не тебе знать, для чего создан человек. Это же машина для работы и войны.

— Ты права. Это, видимо, наша основная программа. Но мне претит быть тупым рабом своей программы. С недавних пор я стал понимать, что люди часто допускают фатальную ошибку — они слепо верят в то, что им говорят те, кто считает себя вправе указывать им дорогу. Вождь отождествляется с теми прекрасными целями, которые он провозглашает. Но слепое следование за лидером или постулатами идеологии либо религии превращает людей в послушное и глупое стадо, а у того, кто ведет это стадо за собой, развивается мания величия. А спустя некоторое время он начинает и вовсе считать себя великим и непогрешимым богом, решающим по своему усмотрению, кому жить, а кому умереть. Нельзя позволять думать за себя.

Мария долго молчала, глядя на меня, и наконец, опять уставившись в стену за окном, заговорила:

— У меня была подруга. Даже не так. Это была пятнадцатилетняя девочка, к которой я относилась как к младшей сестре. Звали ее Зоя, родом она была из Румынии. Когда-то ее родители эмигрировали в Германию. В тридцать девятом она осталась сиротой. Обладая паранормальными способностями, она попала в «Аненербе». В сорок первом ее направили в экспериментальную команду доктора Рауха. Несколько месяцев я пыталась что-то узнать о ее судьбе, но узнала лишь, что большинство испытуемых доктора Рауха пропадают бесследно. А однажды мне приснился очень страшный сон. Я увидела смерть Зои под скальпелем Рауха. Умирала она долго и мучительно. Проснувшись, я поняла, что это не сон. С тех пор я ждала возможности встретиться с Раухом. И этот день настал. Я получила большое удовольствие, заставляя Рауха смотреть мне в глаза и ощущать, как замедляется биение собственного сердца. Хочется крикнуть, чтобы позвать на помощь, но не хватает воздуха — легкие разрываются от его нехватки. Хочется вскочить с постели, чтобы сделать спасительную инъекцию, но мышцы намертво скованы неведомой силой. Возможно, я попрала общечеловеческие ценности, но когда я увидела ужас в обезьяньих глазах умирающего мерзавца Рауха, мне стало легче.