Хоббит, или Туда и обратно (пер. М. Каменкович, С. Степанов) - Джон Толкиен

– Оставь птицу в покое! – остановил его Торин. – Дрозды – наши давние друзья, а этот, очевидно, очень стар. Возможно, он последний из того древнего племени, что обитало в этих местах. В прежние времена эти дрозды были ручными. Здешняя порода – птицы долгоживущие и волшебные, так что, вполне возможно, этот дрозд помнит еще моих отца и деда – ему, поди, лет двести, а то и больше! Люди из Дейла каким-то образом понимали их язык[*] и приноровились посылать их с известиями в Озерный город и в другие места.

– Ну, если он из тех самых дроздов, то известия для озерных людей у меня найдутся, – мрачно заметил Бильбо. – Только вряд ли там остался хоть кто-нибудь, кто понимает птичий язык!

– Да что же такое случилось? – всполошились гномы, – Рассказывай скорее!

И Бильбо рассказал гномам все, что смог припомнить; он не утаил и своих опасений по поводу того, что из его загадок дракон, который уже знал про лагерь и пони, похоже, понял слишком много!

– Смауг наверняка догадался, что мы пришли из Озерного города и не без помощи озерных людей. Боюсь, в следующий раз он направится именно туда… Много бы я отдал, чтобы забрать назад свои слова об Оседлавшем Бочку! Тут и слепому кролику стало бы ясно, что дело пахнет озерными людьми!

– Что уж тут, слово не воробей! Ничего не поделаешь, – успокаивал хоббита Балин. – Да и вообще, как я слыхал, в разговорах с драконами трудно не совершить промашки. А ты, помоему, сделал все очень хорошо. Во всяком случае, обнаружил одну весьма полезную вещь и вернулся целым и невредимым. А из тех, кому доводилось перекинуться парой слов с подобной тварью, этим мало кто может похвастаться. И не раз еще, наверное, мы возблагодарим судьбу за то, что ты углядел эту дыру в бриллиантовом жилете старого Змея!

Тут разговор сразу принял иной оборот. Гномы принялись оживленно обсуждать всевозможные способы убиения драконов – достоверные, не очень достоверные и даже вовсе мифические. Речь пошла о том, куда и как лучше наносить решающий удар и какие при этом потребны уловки и ухищрения. В итоге общее мнение свелось к тому, что надежды застать дракона врасплох были сильно преувеличены и попытка заколоть его во сне обернется скорее всего провалом и на самом деле ничем не лучше лобовой атаки. Покуда гномы прикидывали так и этак, дрозд сидел и внимательно слушал, а когда на небе высыпали звезды, молча расправил крылья и улетел. Покуда шло обсуждение, тени становились все длиннее и длиннее, а Бильбо мрачнел и мрачнел – его одолевали дурные предчувствия.

Наконец хоббит остановил гномов:

– Послушайте! Оставаться здесь опасно, да и непонятно зачем. С тех пор как мимо пролетел дракон, зеленая трава вся пожухла, а кроме того, уже ночь на дворе и холодно. Я нутром чувствую, Смауг еще вернется сюда. Теперь он знает, каким путем я пробрался в его логово, и уж как-нибудь догадается, где искать другой конец туннеля. Да он по камешку разнесет весь этот склон, лишь бы перекрыть потайной ход, а если заодно и нас тут похоронит, так только порадуется! – Больно уж мрачно, господин Бэггинс! – возразил Торин. – Раз ему так не хочется пускать нас к себе, отчего бы ему не завалить нижний выход? А ведь не завалил же! Мы бы наверняка услышали!

– Ну, не знаю… – замялся Бильбо. – Поначалу он, видимо, хотел заманить меня к себе еще разок, а теперь, наверное, отложил это дело на потом и решил сперва поохотиться или просто без особой нужды не хочет устраивать беспорядка в своей спальне. Кончайте-ка спорить! Смауг может появиться в любую минуту, и нам остается только забраться в туннель и затворить дверь.

Бильбо говорил так настойчиво, что гномы в конце концов согласились. Однако затворять дверь они не спешили, потому что, на их взгляд, делать это было очень рискованно. Ведь никто не знал, как она открывается изнутри, да и открывается ли вообще, а кроме того, невелика радость оказаться запертым в туннеле, единственный выход из которого ведет в логово дракона! К тому же вокруг было тихо и мирно – и снаружи, и внутри. Поэтому гномы еще долго сидели в туннеле неподалеку от полураскрытой двери и продолжали беседовать.

Речь зашла о гнусных намеках Смауга насчет гномов. Лучше бы хоббит вообще не слыхал этих слов дракона! По крайней мере, он всем сердцем хотел верить, что гномы были совершенно искренни, когда уверяли его, что никогда прежде не думали о том, что делать с сокровищами после того, как завладеют ими.

– Мы ведь считали, что дело это почти безнадежное, – оправдывался Торин. – Да оно и сейчас безнадежное. Я полагаю, что, когда мы завладеем сокровищами, у нас будет достаточно времени подумать. Что же касается доли господина Бэггинса, которому мы премного обязаны, то я горячо уверяю его в том, что, как только нам будет что делить, ему будет предоставлена возможность самолично отсчитать себе четырнадцатую часть сокровищ. Сожалею, что он вынужден беспокоиться о доставке, и допускаю, что трудности с этим будут немалые, ибо с течением времени места тут не становятся менее дикими – скорее наоборот. Однако мы приложим все усилия и готовы взять на себя часть расходов – разумеется, если до этого дойдет. Можете мне верить, господин Бэггинс! А не верите – дело ваше!

Затем речь пошла о самих сокровищах и об отдельных, особенно дорогих гномам вещах, о которых еще помнили Торин и Балин. Их очень интересовало, действительно ли они все еще лежат в нижней пещере в целости и сохранности. Гномы вспоминали о копьях, выкованных для войска великого короля Бладортина[*] (теперь уже давным-давно умершего), – они имели трижды кованные наконечники и древки, изукрашенные золотым узором. Однако эти копья так и не дошли до заказчика, и работа гномов не была оплачена. Вспомнили о щитах, изготовленных для давным-давно погибших воинов; о золотой двуручной чаше Трора с изображениями птиц и цветов – глаза птиц и лепестки цветов были из драгоценных камней; о непробиваемых кольчугах, золоченых и серебряных; об ожерелье Гириона[*], владыки Дейла, – в нем было пять сотен ярко-зеленых, как трава, изумрудов! Этим ожерельем Гирион расплатился с гномами за необыкновенную кольчугу для своего старшего сына, которая была сделана из истинного серебра[*] и по прочности трижды превосходила сталь. Но прекраснее всего был огромный бриллиант, который гномы нашли в самой глубине Горы и назвали Аркенстоном[*] Траина – Сердцем Горы.

– О, Аркенстон! Аркенстон! – бормотал в темноте Торин, начиная помаленьку поклевывать носом и тыкаться подбородком в колени. – Шар с тысячью граней! Как серебро, сверкал он при свете костра, как вода – на солнце, как снег – при звездах, как дождевые капли – при луне!

Однако чары сокровищ на Бильбо больше не действовали, и гномов он слушал невнимательно. Он сидел ближе всех к двери и одним ухом ловил всякий шорох, доносившийся снаружи, а другим – хотя ему мешало бормотание гномов – пытался разобрать, нет ли какого-либо движения внизу.