Алюмен. Книга первая. Механизм Времени - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«...И убийца не раз являлся ей в снах!..»
Он сходит с ума. На кладбище с ним уже случилось помутнение рассудка: болтун-ангел, феи, колокольчики... И вот – опять. Он болен. Ему нужен врач. «Ну да, конечно, – издевательски шепнул вкрадчивый голос. – Врач отправит тебя в Биссетр. Тебя запрут в палате с решетками на окнах и станут лечить. Возьмут стальную пилку...»
– Заткнись!
«Будем рассуждать логически. Допустим, я и впрямь был у пруда Гласьер в день дуэли. В приступе помешательства я застрелил Эвариста Галуа. Ха-ха. Просто допустим. Чисто теоретически. Тогда из моей памяти должно выпасть все утро 30 мая. Часов пять, не меньше. Добрался в Жантийи, сделал свое черное дело, вернулся...»
Он хорошо помнил тот злополучный день. Ночью разгружали баржу с зерном. Мешки были тяжелые, пыльные. Некоторые прохудились; зерно с шелестом сыпалось на шаткие мостки, хрустело под ногами. Когда закончили – он получил оговоренную плату. Долго вытряхивал рубаху. Ополоснулся в лохани – Гастон, не скупясь, лил воду из кувшина. Отправился домой. Завалился спать. Проснулся поздно. Позавтракал. И отправился в Университет.
Все.
Вторая половина дня интереса не представляла. Дуэль – вернее, убийство – случилась утром. Он не мог оказаться у пруда! Видение лгало.
«А ты уверен, что все утро мирно спал? Знаешь, что такое сомнамбулизм?»
Огюст Шевалье знал, что такое сомнамбулизм. Но он никогда им не страдал. И разве способен лунатик средь бела дня целенаправленно пересечь полгорода, застрелить человека и вернуться домой?
«Все однажды случается впервые...»
«Но я понятия не имел о назначенной дуэли! За каким чертом, даже будучи сомнамбулой, я бы поперся в Жантийи с пистолетом за поясом?! Неувязочка!»
Он хрипло рассмеялся и плеснул себе еще вина. Если убийца не ты, братец, и не Дюшатле, и не д’Эрбен– виль – то кто же?! Заказчика мы знаем благодаря откровенности Эминента. А исполнитель? Что же скрывалось в записях бедняги Галуа, если его так старались загнать в могилу?
Бумаги!
Лишь сейчас Шевалье осознал, что тянуло его домой, не давая покоя. Бред позволил молодому человеку на миг ощутить себя Эваристом Галуа. И теперь мертвый друг настойчиво толкал его к письменному столу, к портфелю с пачкой разлохмаченных листков. Смелее, Огюст! У тебя получится.
А я помогу...
«...Тот непреложный факт, что усилия самых передовых математиков направлены на достижение стройности, заставляет нас с уверенностью заключить, что необходимость охватывать сразу несколько операций становится все более и более настоятельной, поскольку человеческий ум не располагает достаточным временем...»
Нет, это он уже читал. Дальше!
Шевалье лихорадочно шуршал страницами, отыскивая место, до которого сумел продраться, едва не вывихнув себе мозги. Или все-таки вывихнул? Бред, видения... Вскоре он обнаружил, что тупо таращится на исписанный листок. Аккуратный, с легким наклоном вправо, почерк Галуа. Такой же, как в письме, которое передал ему Эминент.
...я не имею времени, и мои идеи еще недостаточно хорошо развиты в этой необъятной области...
Когда Галуа спешил, его почерк становился неразборчивым. Наклон вправо усиливался, а страница покрывалась мелкими чернильными точками: перо брызгало, не выдерживая темпа письма. На послание другу у него времени хватило. Но развить, довести до логического завершения свои безумные идеи...
Увы.
В голове назойливо вертелось: «...я не имею времени...» Суть высказывания была очевидна. Но Огюста не покидало ощущение, что он чего-то не улавливает. Слова таили в себе второе дно, тайный смысл.
«Все „тайные смыслы“ – плод твоей горячечной фантазии!»
Ценой неимоверных усилий ему удалось сосредоточиться. Изоморфизм групп... Факторгруппа симметрий поля... Расширение поля... Цикличность процедуры... Растущий кристалл, оси и грани которого обладают особой симметрией...
Нет, Шевалье ничего не понял. Но он вдруг увидел! Сияющий кристалл, прекрасный в холодном совершенстве. Расширяясь, поле корней и коэффициентов воспроизводило и дополняло само себя, обретая объем, проецируясь изнутри на грани кристалла. Снежинка? поворот вокруг оси? Ха! Кристалл обладал куда более сложной симметрией. Если повернуть его вокруг любой из осей; совместить проекции...
Именно так мыслил Галуа!
Не размениваясь на мелочи, юный математик охватил взглядом всю картину целиком. Зубодробительные выкладки – лишь попытка донести до людей суть открытия. Язык современной математики несовершенен? – что ж, другого нет. Не хватает слов и понятий? – введем новые, на ходу объясняя читателю их значение. Галуа не занимался частностями. Его интересовали принципы. Общие, универсальные закономерности; теория, дающая ответы на все частные вопросы.
Дуэль изменила Шевалье. Научила думать иначе. Посмертный дар друга? Но он никогда не верил в мистическую чушь!
«Должно быть рациональное объяснение...»
В сияющем кристалле чего-то не хватало. Картина оставалась неполной, несмотря на кажущееся совершенство.
...я не имею времени...
Звон хрусталя. «Кладбищенские» колокольчики?
Опять?!
Огюст в отчаянии замотал головой – и кристалл расточился призраком под лучами солнца. На столе снова раздался противный звон. Ну конечно! Поставь бокал вплотную к бутылке – дребезгу не оберешься. За спиной скрипнула половица. Он резко обернулся. Бумаги с обиженным шелестом посыпались на пол.
– Вы позволите мне войти?
В дверях стояла баронесса Вальдек-Эрмоли.
Сцена четвертая
Тет-а-тет
1
Шевалье готов был голыми руками придушить гостью. К счастью, приступ ярости быстро прошел. Конечно, он не станет никого душить. Он ответит с предельной вежливостью:
«Прошу извинить меня, гражданочка. Сейчас я очень занят и не могу вас принять...»
Женщина пошатнулась, ухватилась за косяк двери и начала сползать на пол. Ее ногти, покрытые лаком цвета грозового неба, оставляли бороздки на трухлявом дереве. Лицо залила лунная бледность. Посмертная маска из гипса, где жили лишь два сапфира, вставленные в глазницы. Они молили и велели, притягивая, как магниты...
– Что с вами? Вам плохо?!
Он сам не понял, как оказался рядом. Подхватил, поддержал, окинул комнату лихорадочным взглядом. Кресло-раскоряка с обивкой, протертой до дыр? Скрипучая кровать? Вместо сломанной ножки – стопка книг...
Куда ее?
– Вы нездоровы? Я сбегаю за врачом.
Дрогнули сухие губы. Прохладное дыхание, неся едва уловимый запах гиацинтов, коснулось его лица.
– Не надо врача... Кресло... помогите дойти, Огюст.
Впервые она назвала его по имени.
Он хотел поднять ее на руки, но застеснялся. Баронессе стоило труда не рухнуть, а медленно, с достоинством опуститься в кресло. Мягко прошуршало платье, опадая тяжелыми складками. «Так саван обвивает тело усопшего», – пришло в голову дурацкое сравнение.
Долой «романтические» бредни!
– Как вы себя чувствуете? Я знаю хорошего доктора...
– Мне не нужен врач. Поговорите со мной, Огюст. Пожалуйста.
– Поговорить? О чем?! Я не медик...
– ...со стальной пилкой, как сказал бы наш любезный Ури, – она нашла в себе силы улыбнуться. – Это замечательно, что вы не медик. Неужели вам так трудно поговорить с дамой?
– Не трудно, конечно...
«Баронесса не в себе. Желает, чтобы я развлекал ее разговорами. А вдруг она лишится чувств? Или вообще умрет?! Она ужасно выглядит! На нее жалко смотреть...» Он лукавил. Даже сейчас вдова Вальдек-Эрмоли была красива – темным очарованием увядания.
Прелестью осени.
– Увы, я скверный собеседник.
– Позвольте вам не поверить, Огюст. Расскажите мне о себе.
– Что?
– Все, что сами захотите.
– Я – ничем не примечательный человек. Впрочем, если вы так желаете... – Он прошелся по комнате, заложив руки за спину; вспомнил про бутылку анжуйского. – Хотите вина? Не бог весть что, конечно...
– Хочу.
Он кинулся к буфету, отыскал чистый бокал, наполнил. Налил и себе. Баронесса едва пригубила – похоже, только из вежливости. Замерев в кресле, она держала бокал за тонкую ножку и слегка покачивала им. Казалось, вино вот-вот расплещется. Шевалье как завороженный смотрел на багровую жидкость. Тусклые блики с безучастной монотонностью возникали и исчезали.
Его начало клонить в сон.
– У меня был старший брат, – он не знал, с чего начать.
– Был? Он умер?
– Нет, он жив-здоров. У меня есть старший брат. Мишель отбывает срок в тюрьме. Наши власти не так благосклонны к социалистам, как вы. Надеюсь, он скоро выйдет на свободу. За него уже хлопочут влиятельные люди. В детстве Мишель не раз меня выручал...
Слова цеплялись друг за друга – звенья в цепи, зубчатые колесики в часовом механизме. «С чего это тебе приспичило откровенничать?» – спросил кто-то. «Не знаю, – ответил Шевалье. – Наверное, потому что она слушает».
