МОЛЧАНИЕ ИДОЛА. Сага заброшенных храмов - Роберт Говард

Его соплеменники и без того дрались с бешеной яростью. Возможно, молчание горстки людей за стеной обмануло джоваков, и они решили, что за стеной кончились патроны. Может быть, их ярость достигла предела, за которым начиналось безрассудство. Во всяком случае, выскочив из своих укрытий, они бросились по склону к стене с криками и улюлюканьем. Сначала все они стреляли, потом выхватили длинные ножи.

— Огонь! — скомандовал Хоуклин, и выстрелы из семи винтовок изрядно проредили шеренги нападавших.

На склон, скорчившись, упало несколько тел. О'Доннелл с Гассаном и Хоуклин со своими людьми были опытными бойцами, они стреляли без промаха. Их свинец разил противника наповал, однако джоваки, с горящими глазами, выкрикивая проклятия, продолжали подниматься по склону.

Несколько джоваков упали, будто споткнувшись, — их остановили пули Хоуклина и его людей. Однако уцелевшие джоваки продолжали двигаться к стене.

— Пули их не остановят! — в отчаянии выкрикнул Хоуклин, расстреляв последние ружейные патроны. — Нам надо удержать стену, иначе мы все погибли!

Патроны кончились у всех, и оборонявшиеся поднялись за стеной в полный рост, отбросив ружья и обнажив клинки. Теперь оставалось надеяться только на победу в рукопашной схватке.

Возле стены все пришло в движение, зазвенела сталь, ее звон смешивался с последними криками и стонами умиравших. Горстка оборонявшихся пользовалась преимуществом позиции, тела погибших джоваков устилали путь к стене, однако джоваки рвались вперед. Один из них с горящими ненавистью глазами разрядил старинный мушкет прямо в лицо Акбара, выстрел снес Акбару половину черепа. В образовавшееся после падения тела юсуфзаи пространство впрыгнул еще один из джоваков, но О'Доннелл достал его своей саблей. Затем американец отступил на шаг назад и хотел было перезарядить винтовку, однако патронташ оказался пустым. В этот миг он увидел одного из джоваков, перебиравшихся через стену. Он подскочил к стене и, прежде чем один из патанцев успел разрядить свой мушкет, раздробил голову джовака прикладом ружья.

О'Доннелл перепрыгнул через свалившееся тело, чтобы достойно встретить следующих противников. Он размахивал своим пустым ружьем, словно молотильщик цепом, и у него не было ни одного мгновения, чтобы оглянуться и увидеть, что творится вокруг. Он слышал только, как Хоуклин изрыгал проклятия по-английски, Гассан ругался по-персидски, кто-то еще хрипел в предсмертной агонии. Он слышал звуки ударов, слышал разноязыкие проклятия, но не мог ни на миг позволить себе взглянуть в сторону. Перед ним оказалось сразу трое врагов. Двумя сильными ударами приклада он смог размозжить головы двоим из них и отбросил ружье, будто ненужную дубинку. Третий джовак спрыгнул со стены, словно дикий кот, и вцепился пальцами в горло О'Доннелла. Полузадушенный американец успел-таки выхватить из ножен кинжал и вслепую ударить перед собой во врага, которого уже невозможно было разглядеть. Удар, еще и еще удар, и обмякшее тело джовака свалилось со стены вниз.

Глотнув воздуха, О'Доннелл огляделся. Он едва успел понять, что уцелел. На стене больше не было оскаленных лиц, оставшиеся в живых джоваки отступали по склону. Их потери были ужасны, не говоря уже о том, что каждый из отступавших истекал кровью.

Однако эта победа была достигнута дорогой ценой. Обмякшее тело Сулеймана с раздробленной головой свешивалось со стены. Акбар был мертв. Юсуф умирал с распоротым животом, и его крики леденили душу. Хоуклин прекратил его мучения выстрелом в голову несчастного. Американец увидел и Джегунгир-хана. Тот сидел, прислонившись к стене, прижимая руки к груди, между его пальцами текла кровь. Губы князя посинели, однако рот кривила горькая усмешка.

— Я родился во дворце, — прошептал он. — Теперь я умираю здесь, под разрушенной стеной. На этом сокровище, должно быть, проклятие — люди всегда погибали, если только пытались найти Запятнанного кровью Бога.

С этими словами он испустил дух.

Хоуклин, О'Доннелл и Гассан молча переглянулись. Уцелели только они — три мрачные фигуры, перепачканные пороховой гарью, забрызганные кровью, в изодранной одежде. Отступившие джоваки скрылись в ущелье, в каменной чаше теперь не было никого, кроме мертвецов.

— Якуб убрался! — проворчал Хоуклин. — Когда они отступили, я видел его. Он доберется до своего селения и поднимет против нас все племя! Надо бежать! Мы можем найти замок. Давайте попытаемся добраться до идола, завладеть им, а потом выбраться из этих гор прежде, чем он обнаружит нас. Мы вместе оказались здесь. Сейчас мы должны позабыть о прошлом и объединиться. Сокровища хватит на всех нас.

— Ты прав, — угрюмо отозвался О'Доннелл. — Однако прежде чем мы отправимся на поиски, верни карту.

Хоуклин все еще держал в руке пистолет с дымившимся дулом, но Гассан направил на него револьвер прежде, чем тот успел поднять оружие.

— Как раз на такой случай у меня осталось несколько патронов, — сказал перс, и Хоуклин увидел голубые носики патронов в его патронташе. — Отдай мне оружие. А теперь верни О'Доннеллу карту.

Хоуклин пожал плечами и достал смятый пергамент.

— Будьте вы прокляты, мне все равно достанется треть этого сокровища, если мы только его раздобудем! — пробормотал он.

О'Доннелл взглянул на карту и убрал ее в пояс.

— Хорошо. Я привык держать свое слово. Ты большая свинья, Хоуклин, но раз уж так получилось, мы берем тебя в долю, верно, Гассан?

Перс кивнул, убирая оба ружья за пояс.

— Сейчас не время ссориться. Главное для всех нас — выбраться отсюда живыми. Хоуклин, если на нас нападут джоваки, я верну тебе оружие. Если все будет благополучно, оно тебе не понадобится.

В узком проходе за стеной оставались привязанными лошади Хоуклина и погибших бандитов. Хоуклин и О'Доннелл с Гассаном выбрали лучших животных, остальных отвязали и направились вдоль глубокого каньона, открывшегося за проходом. Вскоре на горы опустилась ночная мгла, но путники продолжали, не останавливаясь, двигаться вперед. Где-то позади рыскали соплеменники Якуб-хана, и если бы им удалось захватить путников, месть предводителя джоваков была бы чудовищной. О'Доннелл и его спутники понимали, что смерть идет за ними по пятам, и ехали дальше и дальше в темных Гималаях. Впереди ждала неизвестность, каждый подозревал двух других в вероломных намерениях.

О'Доннелл ястребиным взглядом окидывал Гассана. Гассан успел обыскать тела убитых возле стены, и потому его пистолеты были их единственным огнестрельным оружием. О'Доннелл прекрасно понимал, что если наступит мгновение, когда Гассану не нужна будет помощь его спутников, он, не задумываясь, пристрелит обоих. Однако до тех пор, пока персу эта помощь нужна, его можно было не опасаться. Кроме того, О'Доннелл надеялся на свою ловкость и опыт, с которыми он владел своей саблей и кинжалом. Время от времени он сжимал в руке рукоятку сабли, и это придавало ему уверенности в себе. За долгие годы, проведенные в бесконечных схватках и переделках, его верные друзья — сабля и кинжал — ни разу не подвели его.