Ученье - свет, а неученье - тьма - Павел Вяч

Не знаю почему я выбрал именно такой формат — наверное, виной тому мысленный образ ментальной башни, которая в моем подсознании ассоциировалась с защитой.

А может подсознание просто подсунуло мне образ подвала Самди.

Так или иначе, все воспоминания и образы, подкрепленные мощной ментальной волной, оказались в наспех созданной темнице.

Правда из-за этого, мою башню пришлось увеличить, но мне так стало даже спокойней — больше не меньше, вреда не будет.

И я уже почти праздновал победу — ещё бы, сумел обмануть предателя-менталиста! — как собранные мной воспоминания взбунтовались.

Внутри меня как будто бы появилась чужая личность, собранная из тысяч комплексов и ограничений. Ну а когда я ударил в неё Копьем Тьмы, она… впитала его в себя!

— Брось, Саш, — нечто, принявшее форму человека, вцепилось в обсидиановую решетку темницы. — Ты нуждаешься во мне.

— С чего бы? — я только что находился где-то снаружи, с гордостью любуясь своей башней, переливающейся перламутровым светом, как внезапно оказался внутри, прямо у темницы. — Ты — морок. Жалкие потуги менталиста заставить студиозов плясать под его дудку.

— Ошибаешься, — нечто покачало головой, а я с ужасом заметил, как оно начинает принимать форму… моей мамы. — Мы ближе, чем ты думаешь.

— Эмм….

— Сашенька, как же я скучала… — передо мной действительно стояла мама. В том же самом платье, в котором поехала в театр в тот злополучный день.

И сейчас, в отличие от Загробного мира, я мог её спасти!

Моя рука сама легла на засов, и я, завороженный плещущимся в маминых глазах туманом, его практически поднял, как внезапно почувствовал острый дискомфорт.

— Ну же, сыночка, — губы мамы дрогнули в слабом подобие улыбки. — Здесь так страшно…

— Что ты хочешь? — я с трудом пошевелил пересохшими губами, — … мама.

— Просто выпусти меня, — от такой знакомой улыбки так повеяло теплом, что я чуть было… не поверил.

— Неплохая попытка, — холодно произнес я, опуская засов и, убрав руки за спину, сделал шаг назад.

Белесый туман, затаившийся в глазах того, кто сейчас маскировался под мою маму, брызнул во все стороны, и, сплетясь в гигантский кулак, ударил в решётку.

— Ка-ак? — проревело белёсое нечто раз за разом разбиваясь об обсидиан. — Как?!

Будь на месте этой твари мама, чего, конечно же, не могло быть, она бы никогда не попросила что-то для себя.

Моя мама, впрочем, как и остальные мамы на земле, сказала бы что-то типа: Я хочу, чтобы ты был счастлив. Ну или первым делом спросила бы у меня: Как дела?

К тому же я хорошо помню, как поступила даже не она, а её пустая оболочка в Загробном мире. И я до сих пор чувствую тот толчок, вытолкнувший нас с Самди из мира мертвых.

— А меня? — стоило мне моргнуть, как белесый туман куда-то испарился, а в темнице оказалась изможденная Фрейя. — Тоже не выпустишь?

— Ты не настоящая, — не поверил я.

— Мы в шаге от Чертогов Разума, — Фрейя устало пожала плечами и поправила ярко-красную розу, выглядывающую из-за уха. — Тут возможно всё и даже больше.

— И даже больше… — эхом откликнулся я. — И что, я даже Денебери могу увидеть?

— А я почем знаю? — удивилась Фрейя. — И долго ты так будешь стоять?

— Действительно, — согласно кивнул я и, не оборачиваясь, пошёл наверх.

В спину мне полетели проклятья, а башню ощутимо тряхнуло — белёсый туман не терял попыток выбраться из западни.

Скорей всего следующий образ, который он бы принял, был Денебери, но я не желал становиться зрителем театра одного актера.

— Это оказалось легко, — пробормотал я себе под нос, поднимаясь по винтовой лестнице наверх. — Но сыграно, признаться, ловко.

Белесое нечто било наверняка — сначала приняло образ мамы, затем Фрейи.

К слову, я давненько её не видел…

С одной стороны, стоило вспомнить девушку, как сердце предательски застучало, с другой, каждое её появление означало чью-то смерть.

— И хочется, и колется, — проворчал я, выходя из своей башни.

Вокруг, сколько ни вглядывайся в белёсый горизонт, не было ни души. Один туман, да и только.

И посреди этой белесой мглы возвышается сотканная из Тьмы башня.

— Ну вот и все? — протянул я, внимательно всматриваясь в завихрения тумана. — Или не всё?

В какой момент моя башня превратилась в склеп фон Лютика я так и не понял, зато хорошо почувствовал сам момент перехода из белесого ничто на погост из моих снов.

— Что за чертовщина…

Я одновременно был и в белесом ничто, и на своем погосте, как будто две реальности наложили одну на другую!

А склеп… склеп был до чертиков похож на главный корпус Академии! Только больше. Причем, в разы.

В правой руке само собой сформировалось плетение Копья Тьмы, а в левой появился кинжал фон Лютика.

Не сказать, что я такой уж крутой специалист по разным измерениям, но здесь я прямо-таки почувствовал запах тайны и загадки.

Белесое ничто до чертиков напоминало межмирье, в котором мы сражались с разведотрядами песьеголовых, ну а туманная дымка — бесконечный погост, вот только…

Зачем их соединять?

Не удержавшись, я обошел склеп, внимательно посматривая по сторонам. Я был готов ко всему — к встрече с костяным драконом, к ораве нежити, к появлению тринадцатилетнего себя. Но… не произошло ровным счетом ни-че-го.

— Такого не может быть, — пробормотал я себе под нос. — Зуб даю, это очередной привет от Сети. А раз так, то где-то должна быть подсказка…

Рискнув, я отошел от склепа на добрую сотню шагов, но все осталось без изменения. Разве что внутри поселилась тревога, да рукоять кинжала слегка похолодела…

Вернувшись к склепу, я с облегчением отметил, что тревога ушла — видимо идти в туман было плохой идеей — и заметил, что рукоять кинжала потеплела.

— Холодно, горячо? — на моих губах заиграла улыбка, и я скользнул в темный зев склепа.

Рукоять кинжала значительно потеплела, и я, обведя взглядом полустёртые фрески, шагнул к саркофагу.

Руку обожгло, но я не спешил скидывать с саркофага каменную крышку.

Во-первых, я точно знал, что внутри саркофага находятся пойманные мной ментальные воспоминания и образы, и освобождать их было бы… странно.

Ну а, во-вторых, мое внимание привлекли полустёртые фрески.

Огромные, в два-три человеческих