Степан Халтурин - Вадим Прокофьев

— Ничего… ничего не слыхала, Степан Николаевич…

Халтурин прошел в комнату, сел за стол и попытался сосредоточиться. Ясно было одно, царя, наверное, убили, иначе вряд ли Москва взволновалась бы таким необычайным образом. «Значит то, что не удалось мне, сделали другие. Но кто? Как?» Решив, что до утра все равно ничего не узнать, Степан быстро разделся, потушил огонь и лег на кровать. Но разве уснешь! Свершилось! Что-то будет теперь? Хотелось верить, что смерть царя откроет дорогу для свержения самодержавия, а тогда снова можно будет возродить рабочий союз, легально начать борьбу политическую.

Только под утро Степан заснул. А когда проснулся, Егор Петрович, работавший в ночной смене, успел вернуться домой и, что главное, принести почти все выходящие в Москве газеты. Степан начал быстро одеваться, а Егор Петрович, сидя на стуле, возбужденно рассказывал:

— Я еще ночью от твоих дружков на нашем заводе узнал о царской кончине. Они мне наказали, чтоб сегодня я тебя из комнат не выпускал, да и сам на работу не приходил. И впрямь, на улицах как будто неприятель какой. Городовые по двое стоят на каждом углу, по мостовым патрули разъезжают. Лавки закрыты. Нас с завода через проходную поодиночке выпускали.

Халтурин жадно накинулся на газеты. «Московские ведомости» перепечатали экстренное прибавление к «Правительственному вестнику» с официальными бюллетенями:

«Сего марта, в 1¾ часа дня, Государь Император, возвращаясь из манежа Инженерного замка, где изволил присутствовать при разводе, на набережной Екатерининского канала, не доезжая Конюшенного моста, опасно ранен, с раздроблением обеих ног ниже колена, посредством подброшенных под экипаж разрывных бомб. Один из двух преступников схвачен. Состояние его Величества, вследствие потери крови, безнадежно.

Лейб-медик Боткин.

Профессор Е. Богдановский.

Почетный лейб-медик Головин.

Доктор Круглевский».

Буйная радость охватила Степана. Он заказал Агафье Петровне праздничный обед, и пока она возилась у печки, ходил по комнате, рассказывая Егору Петровичу о том, как был организован союз рабочих в Петербурге, как он, Халтурин, взрывал Зимний. Теперь Степан не таился. Началось, началось великое брожение умов. Вот уже и «левые» газеты «Страна» и «Голос» заговорили об ответственности правительства перед народом. Но это только начало, слово свое еще не сказала революционная партия. Теперь Халтурин верил в то, что это слово будет сказано, веское, зримое, перед ним с восторгом склонит головы народ, оно разрушит дворцы и тюрьмы, обратит в прах кошмар воспоминаний — столетия деспотизма.

День за днем газеты приносили все новые и новые подробности убийства Александра II, что позволило Халтурину восстановить целиком картину покушения.

«Голос» писал;

«1 января 1881 года, мужчина лет 36, вместе с женщиной лет 27, которую он называл своей женой, открыл на Малой Садовой торговлю сыром… В 11 часов вечера закрывали магазин… Едва закрывался магазин, хозяева лавки приступали к подкопу. Он был начат на 2,5 аршина от поверхности земли, шел в наклонном положении, и по мере приближения к середине улицы слой земли между подкопом и поверхностью уменьшался. Дело было ведено опытной рукою. В ночь с 1 на 2 марта хозяева лавки скрылись, оставив магазин открытым…» При обыске лавки «в разных местах обнаружены разбросанные землекопные и минные инструменты… В отверстии в стене оказалась склянка с жидкостью для заряжения гальванической батареи системы Грене… От батареи шли по мине провода, оканчивающиеся зарядом. По заключению генерал-майора Федорова… «система» вполне обеспечивала взрыв, от которого должна была образоваться среди улицы воронка до двух с половиной саженей в диаметре, а в соседних домах были бы вышиблены оконные рамы и могли бы обвалиться печи и потолки».

Несколькими днями позже Халтурин читал в «Правительственном вестнике»:

«Вследствие сведений, полученных властями при производстве расследования по настоящему делу о том, что по Тележной улице в доме № 5 находится так называемая «конспиративная» квартира, в означенном доме, в квартире № 5, сделан был ночью на 3 марта внезапный обыск. По приходе к дверям означенной квартиры помощник пристава Рейнгольд на данный звонок услышал, как мужской голос спросил: «Кто тут?» После ответа дверь затворилась, и на неоднократные звонки голоса из квартиры не подавалось, вследствие чего было сделано распоряжение ломать двери. Лишь только послышались удары топора у дверей, как раздались подряд один за другим шесть выстрелов из револьвера, из которых один попал в дверь; после шестого выстрела все стихло, а немного спустя дверь отворила женщина небольшого роста, лет двадцати пяти, просившая о помощи. При входе в квартиру всех присутствующих на полу второй комнаты, от входа направо, лежал, плавая в крови, мужчина среднего роста с темно-русою окладистою бородою, на вид лет тридцати двух, одетый в русскую красную кумачовую рубашку, серые триковые немецкого покроя брюки и ботинки. По-видимому, самоубийца уложил себя шестым выстрелом, направленным в левый глаз, наповал. Женщина, отворившая дверь, немедленно была схвачена и подвергнута допросу, причем отказалась дать какие-либо объяснения».

Эту заметку Степан прочел дважды, лицо его было сурово.

— Да, Егорыч. Выдает кто-то наших людей. Вот Саблину пришлось застрелиться, а какой бесстрашный человек был. И Гесю схватили, а ведь у нее ребеночек, должно, уже родился или скоро народится. Эх, узнать бы, кто этот подлец, да и открутить ему голову.

Корреспондент «Недели» описывал убийство царя:

«В третьем часу дня ныне в бозе почивший Государь Император выехал в карете, в сопровождении обычного конвоя, из Михайловского дворца по Инженерной улице, при выезде из которой карета повернула направо, по набережной Екатерининского канала, направляясь к Театральному мосту. Позади быстро следовавшей кареты Государя Императора, на расстоянии не более 2 саженей от нее, ехал в санях полицмейстер полковник Дворжицкий, а за ним капитан Кох и ротмистр Кулебякин. На расстоянии сажен 50 от угла Инженерной улицы, 2¼ часа пополудни, под каретою раздался страшный взрыв, распространившийся как бы веером. Выскочив из саней и в то же мгновение заметив, что на панели со стороны канала солдаты схватили какого-то человека, полковник Дворжицкий бросился к императорской карете, отворил дверцы и, встретив выходившего из кареты невредимым Государя Императора, доложил Его Величеству, что преступник задержан. По приказанию Государя, свидетель проводил Его по тротуару канала к тому месту, где находился уже окруженный толпою народа задержанный человек, оказавшийся впоследствии тихвинским мещанином Николаем Ивановичем Рысаковым. Стоявший на тротуаре подпоручик Рудыковский, не узнав сразу Его Величество, спросил: «Что с Государем?» На что Государь Император, оглянувшись и не доходя шагов десяти до Рысакова, изволил сказать: «Слава Богу, я уцелел, но вот…», указывая при этом на лежавшего около кареты раненого казака и тут же кричавшего от боли раненого мальчика. Услышав слова Государя, Рысаков сказал: «Еще слава ли Богу?» Меж тем, опередив на несколько шагов Государя, полковник Дворжицкий принял от лиц, задержавших Рысакова, вынутые из платья его револьвер и небольшой кинжал. Приблизившись к задержанному и спросив, он ли стрелял, Его Императорское Величество, после утвердительного ответа присутствующих, спросил Рысакова: кто он такой, — на что тот назвал себя мещанином Глазовым. Затем, как только Государь, желая посмотреть место взрыва, сделал несколько шагов по панели канала, по направлению к экипажу, сзади, у самых ног Его, раздался новый оглушительный взрыв, причем поднятая масса дыма, снега и клочьев платья закрыла на несколько мгновений все пространство. Когда же она рассеялась, пораженным взорам присутствующих, как пострадавших, так и уцелевших, представилось ужасающее зрелище: в числе лиц, поверженных и раненных взрывом, находился и Государь Император. Прислонившись спиною в решетке канала, упершись руками в панель, без шинели и без фуражки, полусидел на ней возлюбленный монарх, окровавленный и трудно дышавший. Обнажившиеся ноги венценосного Страдальца были раздроблены, кровь сильно струилась с них, тело висело кусками, лицо было в крови. Тут же лежала шинель Государя, от которой остались лишь окровавленные и обожженные клочья. Раненый рядом с Государем Императором полковник Дворжицкий, приподнявшись от земли, услышал едва внятно произнесенные слова Государя: «Помоги», вскочил, подбежал к Нему вместе со многими другими лицами. Кто-то подал платок. Государь, приложив его к лицу, очень слабым голосом произнес: «Холодно, холодно..»…Императорская карета оказалась сильно поврежденною взрывом, Почему Его Величество поместили в сани полковника Дворжицкого, куда сел полковник Кулебякин и повез Государя Императора в Зимний дворец».