Леденцовые туфельки - Джоанн Харрис

Шоколад может служить посредником в самых различных целях. Наши самодельные трюфели — а они по-прежнему пользуются наибольшим успехом — сверху покрыты смесью порошка какао, сахарной пудры и еще кое-каких дополнительных ингредиентов, которых моя мать наверняка не одобрила бы. Однако именно благодаря этим крошечным добавкам наши клиенты не просто получают удовольствие от вкусной конфеты, но и становятся более бодрыми, энергичными и жизнелюбивыми. Сегодня, например, мы продали тридцать шесть коробок только одних трюфелей и получили заказ еще на дюжину. Если так и дальше пойдет, то к Рождеству мы станем продавать до сотни коробок в день, а то и больше.

Тьерри зашел сегодня часов в пять, чтобы рассказать, как продвигается ремонт его квартиры. Он, по-моему, слегка растерялся, увидев, какое необычайное оживление царит в магазине, и, я бы сказала, не особенно был этим доволен.

— Тут у вас прямо настоящее кондитерское производство, — заметил он, мотнув головой в сторону кухни, где Вианн готовила mendiants du roi, толстые ломтики засахаренного апельсина в темном шоколаде, украшенные съедобными золотыми листочками; получается так красиво, что их даже есть жалко, хотя это лакомство прямо-таки создано для рождественского стола. — Она хоть когда-нибудь отдыхает?

Я улыбнулась.

— Так ведь перед Рождеством всегда суматоха.

— Что ж, я буду просто счастлив, когда с этим будет покончено, — проворчал он. — На своей работе я никогда такой запарки не испытывал, хотя доход от нее весьма неплохой — если, конечно, все делать вовремя…

Я видела, как глянула на него Анук, садясь за стол вместе с Розетт.

— Не беспокойся, — сказал ей Тьерри. — Обещание есть обещание. Это будет самое лучшее Рождество на свете. И мы отметим его вчетвером на улице Святого Креста. А потом можно пойти к полуночной мессе в Сакре-Кёр. Правда, здорово?

— Да, наверное, — равнодушно подтвердила Анук.

Я заметила, что он с трудом подавил вздох нетерпения. Анук может оказаться весьма крепким орешком, и сейчас ее внутреннее сопротивление Тьерри прямо-таки физически ощутимо. Возможно, это из-за Ру, который по-прежнему так здесь и не появляется, но в мыслях ее присутствует постоянно. Я-то вижу его регулярно; пару раз заметила его прямо у нас на Холме: один раз, когда он быстро пересекал площадь Тертр, а второй — на лестнице возле фуникулера; он куда-то явно спешил и на голову натянул вязаную шапку, спрятав под нее свои рыжие волосы, словно боялся, что его узнают.

Я также заходила к нему, в его жалкую ночлежку, проверила, что у него на уме, а заодно и предложила ему очередную порцию лжи; я беру у него чеки, чтобы их обналичить, и каждый раз убеждаюсь, что он по-прежнему покорен и послушен. Хотя кое-какое нетерпение в нем уже чувствуется, и это понятно: он несколько уязвлен тем, что Вианн ни разу о нем даже не спросила. Ну и разумеется, он целыми днями вкалывает, ремонтируя квартиру Тьерри; начинает в восемь утра, а заканчивает часто уже глубокой ночью; он настолько устает, что порой не в силах даже поесть; идет прямо к себе в гостиницу и спит как убитый.

Что касается Вианн, то я чувствую, что она озабочена и разочарована. Она так ни разу и не была на улице Святого Креста. И Анук тоже строжайшим образом запретила туда ходить. Сказала: если Ру захочет их повидать, пусть сам придет. А если нет — что ж, значит, таков его выбор.

Тьерри сегодня показался мне еще более нетерпеливым, чем обычно. Он вошел на кухню, когда Вианн как раз осторожно выкладывала готовые mendiants на листок бумаги для выпечки. Мне показалось, что у него что-то на уме — судя по тому, как он прикрыл за собой кухонную дверь, и по цветам его ауры, так и полыхнувшим красным.

— Мы с тобой целую неделю почти не виделись!

В голосе Тьерри звучал упрек; мне было хорошо его слышно даже за прилавком магазина. А вот расслышать голос Вианн оказалось значительно труднее: она почти шептала. Мне показалось, что она ему возражает. Затем я услышала звуки какой-то возни или потасовки. Громоподобный смех Тьерри и восклицание: «Ну же! Всего один поцелуй, Янна! Я так соскучился!»

И снова ее шепот. Потом вдруг она громко воскликнула:

— Тьерри, осторожней! Это очень хрупкие вещи…

Я прячу улыбку. Старый козел! Что-то уж больно ты разыгрался. Впрочем, меня это не слишком удивляет. Рыцарские манеры Тьерри сперва, возможно, и могли обмануть Вианн, но поведение мужчин, как и собак, в высшей степени предсказуемо, а уж поведение Тьерри Ле Трессе тем более. Его маска самоуверенности скрывает глубочайшую тревогу, он никогда не чувствовал себя в безопасности, а появление Ру заставляет его испытывать еще более сильное беспокойство. Он похож на армию, которая не в силах одновременно действовать на двух фронтах — на улице Святого Креста, где он мертвой хваткой вцепился в Ру, испытывая при этом странное, острое наслаждение и возбуждение, хотя сам себе в этом и не признается, и здесь, в нашей chocolaterie.

За кухонной дверью послышался еле слышный шепот Вианн:

— Тьерри, пожалуйста! Сейчас не время…

А между тем Анук тоже прислушивалась к этим звукам. Лицо ее, правда, оставалось совершенно бесстрастным, зато цвета ауры яростно пылали. Я улыбнулась ей. Но она на мою улыбку не ответила. Быстро глянув в сторону кухни, она сделала пальцами такое маленькое движение, которого любой другой человек просто не заметил бы. Она, возможно, даже и сама не поняла, что сотворила. И в то же мгновение сильный сквозняк, невесть откуда взявшийся, настежь распахнул кухонную дверь, так что она с силой ударилась о крашеную стену.

В общем, мелочь, но и этого оказалось достаточно. Я заметила, как раздраженно вспыхнула аура Тьерри, зато Вианн явно испытала облегчение. Естественно, она не привыкла к тому, чтобы Тьерри проявлял подобное нетерпение: она всегда считала его этаким добрым дядюшкой, человеком в высшей степени надежным и доброжелательным, хотя и немного туповатым. И это неожиданное проявление его собственнических наклонностей ее несколько ошарашило; она впервые испытала некое неясное чувство — не то чтобы тревоги, скорее неприязни.

Она считает, что все это из-за Ру. Что если исчезнет Ру, вместе с ним исчезнут и все ее сомнения. А неопределенность теперешней ситуации заставляет ее нервничать, вести себя не слишком разумно. Например, я видела, как она поцеловала Тьерри в губы — чувство вины вспыхнуло в ее ауре зеленой морской волной — и одарила его такой улыбкой, которая показалась мне чересчур яркой.

— Я все сделаю, как ты хочешь, — сказала она ему.

Но Анук, скрестив два пальца на правой руке, этим крошечным жестом велела: «Изыди!»

И Розетт, сидя на своем маленьком стульчике напротив Анук и глядя на нее горящими глазами, тут же повторила ее жест — «кыш-кыш, изыди!» — и Тьерри шлепнул себя ладонью по шее, словно его укусило какое-то насекомое, а над дверями зазвенели колокольчики…

— Мне пора.

Естественно, пора! Неуклюжий в своем огромном пальто, он чуть ли не вприпрыжку бросился к двери. Рука Анук была уже в кармане — там она носит его деревянную куколку. Она вытащила ее, подошла к витрине и аккуратно поставила у дверей домика, снаружи.

— Пока, Тьерри, — только и сказала она.

И Розетт показала на пальцах: «Пока-пока».

Дверь за Тьерри с грохотом захлопнулась. Дети заулыбались.

Нет, сегодня, пожалуй, действительно слишком много сквозняков!

ГЛАВА 11

8 декабря, суббота

Ну что ж, начало положено. Чаши весов качнулись. Нану, возможно, этого еще не понимает, зато понимаю я. Именно такие вот мелочи, сперва вроде бы и незаметные, очень скоро помогут мне прибрать ее к рукам.

Она большую часть дня оставалась в магазине, играя с Розетт, помогая нам — и выжидая следующей возможности воспользоваться своими новыми игрушками, деревянными куколками. И такая возможность ей представилась ближе к полудню, когда к нам, ведя на поводке своего пушистого песика, зашла мадам Люзерон — хотя сегодня вовсе и не ее день.

— Неужели снова вы? Как это приятно! — улыбнулась я ей. — Это значит, что мы на правильном пути.

Я заметила, что лицо у мадам Люзерон сильно осунулось; на ней снова было ее «кладбищенское» пальто — она наверняка только что побывала на могиле сына или мужа. Наверное, сегодня какой-то особый день, подумала я — чей-то день рождения или какая-то годовщина; так или иначе, но она казалась очень усталой и какой-то особенно хрупкой, ее руки в перчатках дрожали от холода.

— Садитесь, — предложила я, — выпейте горячего шоколада; я сейчас принесу.

Мадам колебалась:

— Мне, наверное, не следовало бы…

Анук украдкой глянула на меня, и я увидела, что она вытаскивает из кармана деревянную куколку мадам Люзерон, отмеченную знаком соблазна — символом Госпожи Кровавой Луны. Лепешечка пластилина в качестве основания, и вот вторая мадам Люзерон — или, по крайней мере, ее двойник — уже стоит внутри святочного домика и любуется в окно озером, катающимися по льду конькобежцами и шоколадными уточками.