Реестр убийцы - Патрисия Корнуэлл

Люси открывает дверь.

— Почему бы тебе не убраться к чертовой матери из нашей жизни? — бросает она с крыльца. — Ты для меня больше не существуешь.

Старое кирпичное здание смотрит на Бентона пустыми глазами, почти все окна разбиты. В заброшенной сигарной фабрике света нет, на парковке ни одного фонаря.

Ноутбук балансирует на колене. Бентон подключается к беспроводной сети и ждет. Ждет в принадлежащем Люси черном внедорожнике «субару», машине, обычно никак не ассоциирующейся с правоохранительными органами. Время от времени он посматривает в окно. По стеклу медленно ползут струйки дождя — как будто ночь плачет. Он смотрит через улицу на проволочное ограждение вокруг пустующей верфи и видит брошенные контейнеры.

— Тихо, — говорит Бентон.

В наушнике голос Люси:

— Продержись, сколько сможешь.

Общение идет на безопасной радиочастоте. В технике Люси разбирается лучше Бентона, а он далеко не простак. Каким-то образом ей удается делать и то, и это, обходить и ставить защиту, держать все под контролем, и Люси думает, как это замечательно, что она может шпионить за другими, а они за ней шпионить не могут. Он надеется, что так оно и есть. Что она права. И в этом, и во многом другом, включая ее тетю. Когда он попросил Люси прислать самолет, то добавил, что Скарпетте об этом лучше не знать.

— Почему? — поинтересовалась Люси.

— Потому что мне, возможно, придется просидеть всю ночь в машине, наблюдая за чертовым портом.

Знай она, что он здесь, всего лишь в нескольких милях от ее дома, было бы только хуже. Она бы захотела посидеть с ним. На это Люси заметила, что Бентон рехнулся. Ни при каких обстоятельствах Скарпетта не отправилась бы с ним в засаду. Как выразилась Люси, это не ее работа. Она не какой-то там секретный агент. Не любит оружие, хотя и знает, как им пользоваться, и предпочитает заботиться о жертвах, предоставляя Бентону и Люси заниматься всеми прочими. На самом деле Люси имела в виду, что наблюдение за портом — дело опасное и она не хочет впутывать в него Скарпетту.

Странно, что Люси не упомянула Марино. Что он мог бы помочь.

Бентон сидит в темном «субару». Запах здесь особенный, какой бывает только у новых машин. Запах кожи. За стеклом льет дождь. Бентон, всматриваясь в темноту, поглядывает и на экран лэптопа, проверяя, не подключился ли Сэндмен к беспроводной сети порта. Но где он может подключиться? Не со стоянки. И не с улицы, потому что не решится оставить машину на виду, пока будет отправлять свои мерзкие письма этой мерзкой гадине, доктору Селф, которая, наверное, уже вернулась в Нью-Йорк, в свои апартаменты на Сентрал-Парк-Уэст. Больше всего раздражает — нет, бесит! — именно это. Полнейшая несправедливость. Даже если в конце концов Сэндмена поймают, доктор Селф, по всей видимости, выйдет сухой из воды, а ведь она виновата не меньше Сэндмена, потому что утаивала информацию, никого к ней не подпускала и ей вообще на все наплевать. Бентон ненавидит ее. Понимает, что не должен, и все равно ненавидит. Так, как не ненавидел еще никого в жизни.

Дождь колотит по крыше внедорожника, туман окутывает уличные фонари, и уже горизонт не отличить от неба, бухту от туч. В такую погоду не разглядеть ничего, пока глаз не отмечает какое-то движение. Бентон замирает, а сердце напоминает о себе толчком — темная фигура осторожно крадется вдоль забора по ту сторону улицы.

— Есть активность, — сообщает он Люси. — Входа не наблюдаю.

— Входа нет, — звучит в наушнике ее голос. Люси подтверждает, что Сэндмен не подключился к сети порта. — Какого рода активность?

— У забора. На трех часах. Сейчас не движется. Держится на трех часах.

— Я в десяти минутах.

— Выхожу. — Бентон медленно открывает дверцу. Его обступает кромешная тьма. Шум дождя сильнее.

Бентон достает из-под куртки пистолет и бесшумно прикрывает дверцу. Он знает, как это делается, и сам проделывал десятки раз. Темным, неслышным призраком скользит он во мраке — через лужи, через дождь. Останавливается, прислушивается. Бентон уверен — незнакомец на другой стороне улицы его не видит. Что он делает? Просто стоит у забора. Бентон подбирается ближе. За завесой дождя с трудом различимый силуэт. Ни звука, только дождь.

— Все в порядке? — спрашивает Люси.

Бентон не отвечает. Останавливается за телефонным столбом. Чувствует запах креозота. Фигура у забора смещается влево. Незнакомец идет через улицу.

— Ты на десять-четыре?

Бентон молчит. Незнакомец так близко, что он видит темное пятно лица, абрис шляпы, руки… Бентон выступает вперед и наставляет на него пистолет.

— Не двигаться. — Он говорит негромко, тоном, требующим внимания. — У меня девятимиллиметровый. Нацелен тебе в голову, так что лучше не шевелись.

Незнакомец (теперь Бентон уверен — это мужчина) замирает. И не издает ни звука.

— Отступи с дороги, но не в мою сторону. Влево. Медленно. Теперь опустись на колени и положи руки на голову. — Обращаясь уже к Люси, он говорит: — Я его взял. Подходи.

Как будто она совсем близко.

— Держись. — Голос напряженный. — Держись. Я уже иду.

Он знает, она далеко, так далеко, что ничем не сможет помочь, если вдруг возникнет проблема.

Незнакомец поднимает руки, смыкает пальцы на макушке, опускается на мокрый потрескавшийся асфальт и говорит:

— Пожалуйста, не стреляйте.

— Кто ты? Скажи кто.

— Не стреляйте.

— Кто ты? — Бентон повышает голос, перекрывая шум дождя. — Что здесь делаешь? Кто ты?

— Не стреляйте.

— Черт возьми, кто ты? Что делаешь в порту? Больше спрашивать не буду!

— Я знаю, кто вы. Я вас узнал. Я держу руки на голове, так что стрелять не нужно. — За шелестом струй Бентон различает акцент. — Как и вы, я здесь для того, чтобы поймать убийцу. Верно, Бентон Уэсли? Пожалуйста, уберите оружие. Это Отто Пома. Я здесь по той же причине, что и вы. Я капитан Отто Пома. Пожалуйста, опустите оружие.

«Таверна По» в нескольких минутах езды от дома Пита Марино. Почему бы не пропустить пару пива?

Дорога мокрая, черный асфальт блестит, и ветер несет запахи дождя, моря и болот. «Роудмастер» мчит его через темную сырую ночь. Марино понимает, что пить бы не надо, но как остановиться? Да и потом, кому какая разница? После того, что случилось, в душе его поселилась хворь, а вместе с ней пришло постоянное чувство ужаса. Пробравшийся в него монстр вылез наружу, явил себя, и то, чего он всегда боялся, теперь прямо перед ним.

Питер Рокко Марино не вправе называться достойным человеком. Подобно многим пойманным им преступникам, он считал, что лишь немногое в жизни его вина, что вообще-то он смел, благороден и добропорядочен. На самом же деле все обстоит наоборот. Он эгоистичен, испорчен и злобен. Он плохой. Очень плохой. Именно поэтому от него ушла жена. Именно поэтому полетела под откос карьера. Именно поэтому его ненавидит Люси. И именно поэтому он поломал самое лучшее, что имел за всю жизнь. Его отношения со Скарпеттой загублены навсегда. Он сам все испортил. Осквернил их. Предал ее — и не раз! — из-за того, в чем она никак не виновата. Она никогда его не хотела, да и с какой стати? Ее никогда к нему не тянуло. А разве могло? И вот он наказал ее.

Марино поддает газу. Скорость слишком велика, и дождь больно хлещет по лицу. Он спешит к Стрипу, как называет ночное заведение на Салливан-Айленд. Машины здесь паркуются как попало, каждый занимает любое свободное место. Мотоциклов нет — из-за погоды, — только автомобили. Он замерз, пальцы почти не разгибаются; ему больно, невыносимо больно и стыдно, и все это сдобрено немалой толикой горькой, ядовитой злости.

Марино стаскивает с головы бесполезный шлем, вешает его на руль и защелкивает замок. Мокрая кожа поскрипывает. Он входит в ресторан — некрашеные стены, вентиляторы под потолком, постеры с вороном и афиши едва ли не всех снятых по Эдгару Аллану По фильмов. В баре не протолкнуться. Сердце тяжело бухает и трепещет, как испуганная птица, когда взгляд натыкается на Шэнди — она сидит между двумя мужчинами. У одного из них на голове косынка — это тот, которого Марино чуть не пристрелил накануне. Шэнди треплется с ним, жмется к нему, трется о его руку.

Марино стоит у двери, роняя капли на истертый пол, оглядываясь, решая, что делать, а мёжду тем раны в его душе свербят, пухнут, и сердце колотится, как у лошади в галопе, где-то под шеей. Шэнди и парень в косынке пьют пиво и текилу и закусывают чипсами с острым соусом «чили кон куэсо». Марино всегда заказывал то же самое, когда приезжал сюда с Шэнди. Когда-то. В былые дни. Все. Кончено и забыто. Сегодня утром он не пользовался гормонным гелем. Выбросил, хотя и с неохотой, под насмешливо-злобный шепоток той твари, что сидит в потемках души. Надо же! Набраться наглости и прикатить сюда с другим! Да еще с этим! Смысл послания прост и предельно ясен. Она настраивала против Скарпетты. Она использовала его, чтобы угрожать ей. Как ни плоха Шэнди, как ни плох парень в косынке, как ни плохи они все — Марино хуже.