Рейс туда и обратно - Юрий Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холодный сквозняк разгуливал по коридору, кажется, какой-то разгильдяй не закрыл дверь, ведущую на шлюпочную палубу. Он медленно шел по пустынному, ярко освещенному коридору, мягкая дорожка скрадывала звуки шагов, да и что шаги — надсадно выл ветер, дверь на ботдек действительно была раскрыта, тугой сырой ветер врывался в нее, и Русову вдруг показалось, что он видит ветер, его прозрачные, сырые воздушные волны, завихряющиеся в коридоре, кипящие в углах, бурно втекающие в помещения судна. Мотнув головой, Русов захлопнул дверь, прислонился к ней спиной...
Все смешалось в голове: лед Ладоги, легкие тени, скользящие в морозном свете луны, измученная, сипло дышащая мама, арестант, убежище, сложенное из трупов, в котором они втроем грелись от зыбкого огонька свечки, «Эльдорадо», «Коряк», механик, которому доктор лечил глаз, Анка, врачишка с «Коряка», о которой доктор продудел ему все уши... Бразильская яхта, налетевшая на рифы острова Святого Павла. И как ее туда занесло?..
Он повернул назад, прошел мимо машинного отделения и сквозь грохот двигателя и рев урагана услышал голоса, доносящиеся, кажется, из самого чрева танкера: «А я тебе говорю, шуруп ты неповоротливый, добавь еще масла, добавь!» Кажется, это Володин с кем-то из мотористов беседует... «А я вам говорю, масло налито до мерной черты, понимаете? До мерной!» — «А я тебе говорю: я эту двигушку знаю лучше тебя, шуруп ты... Ей, этой двигушке, масла всегда надо чуть более нормы. Долей, говорю!»
Масло. Двигушка... А где-то гибнут люди, карабкаются на риф, бултыхаются, захлебываются... Русов медленно шел мимо кают. Спят моряки. Храпят... «Лезь, Лысый, под стол, лезь!» — донесся чей-то визгливый от радости голос из-за двери каюты, в которой жили мотористы. «Хрюкай, Лысый, хрюкай, гад плешивый». — «Хр-рр! Хррр!» — прохрюкал моторист Семенов, а это наверняка был он, молодой, но совершенно лысый парень. Резвятся! Русов схватился за ручку: резвятся, когда!.. И отпустил ручку, подавил в себе вдруг вспыхнувшую злость на парней — никто ведь еще ничего не знает. И он быстро пошел по коридору, он шел, как пьяный, хватался за леера, упирался то правой, то левой рукой о переборки — танкер резко кренился то на один, то на другой борт.
— О н и высаживаются! — раздался вдруг за его спиной отчаянный крик. Русов резко обернулся: прямо на него, выставив вперед руки, бежал Юрик. — Старпом, это вы! О н и высаживаются!
— Стой! — Русов схватил его, попытался удержать, но Юрик вырвался, добежал до поворота коридора, вжался в угол и сполз спиной по переборке. Глаза его были вытаращены, лоб поблескивал от пота. Русов подошел к нему, положил ему руку на голову, и Юрик вдруг прижался к его ногам лицом, его била дрожь.
— Юрик, да что с тобой? Кто высаживается?
— О н и! Специальный отряд с Большой Короны... Я только что разговаривал с Великим Командором: они направлены за мной!
— Юрик, пойдем. Слышишь, какая непогода? Кто сейчас может высадиться? — Русов поднял Юрика, повел его к каюте, похлопал по плечу: — Ну же, возьми себя в руки.
— Николай Владимирович! Никого не пускайте на танкер, слышите?! Никого! Это могут быть они! И спрячьте меня куда-нибудь, слышите? Они — за мной, но я не хочу возвращаться т у д а, слышите? Не хочу, я остаюсь с вами, с Танюшкой... Спрячьте же меня!
— Хорошо, Юрик, хорошо, зачем тебе расставаться с нами, с Танюшкой? Вот и твоя каюта.
— Каюта? Нет-нет, я затаюсь в прачечной, там они меня не найдут. А вы меня заприте на ключ. Хотя нет, я сам закроюсь изнутри.
— Ну хорошо, Юрик, идем. Бери матрац да одеяло и идем в прачечную. И не бойся. Никому мы тебя не отдадим, никому.
Он помог Роеву перетащить в прачечную матрац, одеяло и подушку. Юрик заперся. А он с чувством какой-то неприязни к своим товарищам по рейсу — спят, храпят, хрюкают под столом!.. — понимая, что зря он злится на них, и все же злясь, совершил вновь путь по коридору мимо длинного ряда дверей, равнодушных к тому, что где-то в кипящей соленой воде тонули люди. Вошел в свою каюту. Что за ночь! Ветер все так же буйствовал, вспенивал воду, срывал с гребней волн пену и свивал из нее легкие, подвижные смерчики, будто пляшущие возле бортов танкера. Присмотреться, пофантазировать, так и представишь себе, что это не смерчики, нет, а чьи-то фигуры, то ли лыжники, стремительно несущиеся по ледяным холмам, то ли девушки с созвездия Северная Корона, танцующие в волнах и зовущие тебя принять участие в этом дьявольском хороводе.
Телефон зазвонил. Русов сорвал трубку.
— Думаю, что еще не спите, — послышался голос Жоры. — Новые вести, старпом. Плохая проводимость эфира, но Бубин все же достучался до Кейптауна. Слышите меня?
— Слышу, слышу, говори.
— Спасательное судно «Голиаф», посланное из Кейптауна в район гибели «Эльдорадо», подняло из воды троих.
— Троих? И все? Кого же именно?
— Да и в Кейптауне пока не знают. А в районе, где пропал «Коряк», одиннадцать баллов, чиф, молчит пока «Коряк», ищут его все суда экспедиции. Однако отдыхайте, больше звонить не буду.
Русов вернулся к иллюминатору, постоял немного, вглядываясь в толчею волн, а потом устроился на диване. Дергалось прихваченное к палубе цепочкой кресло, позвякивали кольца тяжелой занавески у койки, она то собиралась складками, открывая койку, то сама собой задергивалась.
Трое с «Эльдорадо»... Кто же спасся? «Коряк»... Что же у них там стряслось?.. Трое на льду Ладоги... Покинув свое временное страшное убежище, они продолжили путь... «Они высадились!» Уж не бразильская ли яхта «Эль Бореаль» — «Северная Корона» и есть они? Высадились, да неудачно, разбились о рифы острова Святого Павла...
Разбились... А они: он, мама и их новый странный знакомый из тюрьмы — продолжили путь. Сколько они так шли? Как не погибли в ту ночь? Перед самым рассветом они увидели смутный рубчик леса и огни костров. Люди показались. Вдвоем, втроем, поодиночке брели с озера к кострам и к низким серым строениям Ржевки те из ленинградцев, кто повернул назад, поняв; что вряд ли можно в такой мороз преодолеть ледяную ширь Ладожского озера. Люди шли к кострам, шли из последних сил, уже веря в свое спасение. Да вот и палатки. Грузовики, цепочкой съезжающие на лед с берега. Солдаты. «Стой! Эй ты, в бушлате, ходь сюда, — окликнул их боец, греющийся у костра. Скинув рукавицу, он шумно сморкнулся и, заглянув в палатку, позвал: — Лейтенант, эвон еще один из «Крестов» тащится». Полог палатки шевельнулся, и из нее выбрался одетый в меховой полушубок и затянутый ремнями портупеи лейтенант. «Ко мне! — приказал он. — Быстро. Сбежал? От нас не сбежишь!» Вересов бросил веревку саней и, вздохнув, сказал: «Ну вот и все, Коля. Живите, а я...»