Мечта цвета фламинго - Светлана Демидова

А Нина между тем быстрым шагом шла по «Петростали» в сторону заводоуправления. Она забыла, что в проходной ее ждал Тарасов, который мог бы по улице на машине доставить ее туда в две минуты. Она влетела в приемную Льва Егорыча Голощекина, как торпеда. Секретарша, звеня цепочками, бусами и брелоками, пыталась остановить ее, крича во все горло: «У Льва Егорыча Голощекина совещание!», но не тут-то было. Нина отбросила ее в сторону, как маленькую визгливую собачонку, и ворвалась в кабинет. Там действительно шло совещание. За большим продолговатым столом сидело штук двадцать мужчин, которые курили, говорили разом и даже, как показалось Нине, матерились. Она, не обращая ни на кого и ни на что внимания, прошла прямо к Льву Егорычу и, четко артикулируя, сказала:

– Немедленно дайте мне телефоны вашего сына, и в квартире, и мобильный!

– А вы, собственно, кто? И почему врываетесь… – начал Лев Егорыч и осекся. Он узнал мать невесты своего сына, хотя видел вживую ее всего несколько раз. Извинившись перед сидящими за столом мужчинами, он вытащил ее в приемную.

– Я ей говорила, Лев Егорыч! Я ее предупреждала! Но она… – тут же завизжала секретарша.

– Замолчи, Ираида! – оборвал ее Голощекин и обратился к Нине: – Что случилось, Нина… кажется… Николаевна?

– Да, я Нина Николаевна Муромцева. Понимаете, Лялька… то есть Лариса, моя дочь… пропала, а дома настоящее побоище! – Нина содрогнулась, но справилась с собой и продолжила: – И я подумала, что, может быть, Давид знает, где она…

– Как пропала? – удивился Голощекин, и Нина видела, что он расстроился этим ее сообщением. – У них же скоро свадьба! Ничего не понимаю! – Он вытащил из кармана мобильник и, путаясь в кнопочках неловкими толстыми пальцами, стал набирать номер. Никто не откликался. – В квартире его нет, – сообщил он Нине. – Сейчас позвоню на сотовый. – Он еще раз набрал номер, радостно просиял лицом, но заговорил с очень тревожной интонацией: – Давид! Здравствуй! Да, это я. Скажи, сынок, что там с Ларисой? Где она? Ее мать разыскивает, Нина Никола… Как не знаешь? Да что у вас случилось-то? – он хлопнул кулаком по столу Ираиды, и та мячиком подпрыгнула в своем кресле, с ужасом глядя на Нину. – При чем тут мать? С чего ты взял! Глупости какие! Не смей наговаривать на мать! Твое счастье ей дороже всего! Я в этом нисколько не сомневаюсь! В общем, немедленно подъезжай к… – он повернулся к Нине, опустив телефон. – Может быть, к вам? Надо посмотреть, что там у вас творится в квартире. – Нина кивнула. Голощекин опять приложил к уху телефон и продолжил: – Подъезжай на квартиру к Нине Николаевне! Мы там тебя будем ждать. Ираида! – опять гаркнул он, отключив телефон. – Отпусти людей, – он кивнул на дверь своего кабинета, – извинись, скажи, что у меня срочное и очень важное дело и что я всех жду у себя завтра в это же время. А начальник кузнечного цеха пусть не забудет захватить документы, о которых мы только что с ним говорили. И, смотри мне, не перепутай, как в прошлый раз! Кузнечного цеха! Силантьев Николай Сергеевич! Поняла?!

Ираида согласно захлопала ресницами, закивала головой и бросилась в кабинет, звеня многочисленными украшениями.

Светлана Аркадьевна Тарасова сидела за столом своего кабинета и раздумывала, когда лучше всего поговорить с Борисом и как эту беседу построить. В конце концов она поняла, что все равно всего предусмотреть не сможет и везде соломки не настелет, а чем раньше с ним поговорит, тем для ее же нервной системы будет лучше. Она попросила экономиста Наталью, которая сидела в соседней комнате, позвать к ней Мирзоева Бориса.

Тот вошел, улыбаясь, и сразу, через стол, полез к ней с поцелуями.

– Подожди, – с неохотой отстранилась она, потому что почувствовала, как уже затрепетало все тело в ожидании его ласк. – Сядь. – И она указала на стул возле своего стола.

Борис, гася на лице улыбку, присел.

– Что случилось, Света? – спросил он, и его огненные глаза как-то недобро полыхнули.

– Скажи, Борис, какие мосты ты жег, когда собирался прийти ко мне? – осторожно начала она.

– Не понял! – Приподнял одну бровь знойный рубщик мяса.

– Ну… ты сам говорил про эти мосты… неужели не помнишь?

– Почему ты сейчас вдруг про это заговорила?

– Ты уходишь от вопроса, Борис!

– Тебе не нужно об этом знать!

– Вот как! Мне не надо знать, что у тебя двое маленьких детей и третий на подходе?

– Никак ты собрала на меня досье, а, Светик?

– Дети – это не досье! Дети – это дети! И я не понимаю, как их можно было оставить? Как можно оставить беременную жену?

– А кто тебе сказал, что я их оставил? – Борис усмехнулся так, что у Светланы Аркадьевны что-то оборвалось в груди, и она даже закашлялась.

– А как же мосты? – опять спросила она, сама не зная, что больше хочет услышать: что он ради нее смог бросить и детей, и беременную жену, или что он их и не думал бросать и работает на два фронта одновременно.

– Дались тебе эти мосты, – сквозь зубы процедил он. – Чего ты к ним привязалась?

– Красиво прозвучало, романтично, вот я и купилась…

– Скажи, Светлана Аркадьевна, – Борис приблизил к ней свое красивое лицо, – что тебя не устраивает? Чего тебе не хватает? Уж я, кажется, стараюсь ради тебя вовсю, все твои прихоти исполняю и, заметь, в любое время.

– Ну… себя, я думаю, ты тоже не забываешь, – начала злиться и Светлана. – Не будешь же ты утверждать, что сам никакого удовольствия не испытываешь? Если даже ты такое заявишь, то я, извини, не поверю… Я не слепая, и не глухая, и с тактильными ощущениями у меня все в порядке!

– Не забываю, верно! Ты шикарная женщина, Светка! Но всего лишь женщина… И тебе никогда не понять настоящего мужика!

– А ты попробуй – разъясни! – Светлана уже еле сдерживала рвущуюся из груди ярость. – Настоящие мужики всегда бросают беременных женщин ради шикарных? Этого мне не дано понять?

– Никого я не бросал! – взревел Борис.

– Но ты же не даешь им ни копейки! Я же знаю! На что ты копишь, Борюсик? У тебя уже должно много скопиться?

– Так ты даже мои деньги подсчитываешь? А подарочки свои тоже в книжечку записываешь? Дебет с кредитом сводишь? – Борис так сверкал глазами, что Светлане казалось: еще немного, и он ее ударит.

– Чем кричать, – примирительно проговорила она, – лучше бы в самом деле объяснил, что к чему.

– Нет! Это ты объясни, зачем под меня рыла, сведения собирала?

– Ничего я не рыла, – устало заявила Светлана Аркадьевна и подперла тяжелую голову сразу обеими руками. Любимый браслет с бирюзой расстегнулся и упал на стол. Светлана подумала, что это недобрый знак, но уже была готова ко всему. – Нашлись другие, которые порылись, как сказали, «кабанчиком». И до тебя этому жирному «кабанчику», – она с отвращением вспомнила Волосова, – никакого дела нет. Ему меня свалить надо, а для этого все средства хороши. Так что ты напрасно меня в подлости подозреваешь. А обрадоваться сообщению о твоей семье я, естественно, не могла.