Останься со мной - Маргарита Дюжева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Для вас? Ничего хорошего.
Под моим взглядом она бледнеет, потому что знает — не прощу, не пущу на самотек, не позволю сбежать. Всех утоплю. И папашу, и брата, и ее саму.
— Знаешь, Эль, — произношу уже на пороге, — жалко тебя разочаровывать, но наследник у меня уже есть.
— Ха-ха, смешно, — фыркает, но напоровшись на мой взгляд, затыкается. Лицо вытягивается, глаза становятся огромными, и в них плещется неверие и совершенно детская обида, — только не говори, что эта рыжая дрянь еще и родила!
Я не отвечаю на ее выпад. Выхожу из палаты, набираю своих парней и даю команду «фас». Напоследок заглядываю к Громову, чтобы забрать уже готовые результаты анализов — они понадобятся, чтобы прижать хвост Эльвире, и ухожу.
Из клиники выскакиваю какой-то неестественно бодрый, в приподнятом настроении. Убеждаю себя, что все зашибись, клубок распутан, головы виновных будут насажены на кол, жестокая справедливость восторжествует. Но на середине пути меня накрывает. Настолько, что ломается что-то в груди и становится больно дышать.
Я не грущу о потери Эльвиры, меня ее признание не тронуло и не всколыхнуло в душе ровным счетом ничего. Но зацепило другое. Осознание того, что живешь себе, строишь планы, корону на башку поудобнее нахлобучиваешь, весь из себя такой крутой и самоуверенный, а на деле оказывается, что никому не нужный. Просто источник денег и комфорта, настолько выгодный, что можно годами терпеть, улыбаться, ненавидя в душе. Притворяться, играть ту роль, которая придется мне по душе.
Хочешь, Барханов идеальную? На. Держи. Хочешь достойную — да ради бога. Нужна такая, чтобы не стыдно — всегда пожалуйста. Ты же все равно настолько равнодушный и зацикленный на себе, что ни черта не поймешь. Проглотишь суррогат и не поморщишься, уверенный что все идет именно так, как ты запланировал.
Меня переламывает настолько, что начинают дрожать руки.
— Твою мать, — судорожно выкручиваю руль, когда словно в тумане пролетаю перекресток на красный. Со всех сторон сигналы клаксонов и недовольные морды водителей, а я даже не притормаживаю.
Наверное, впервые за всю свою жизнь, я до судорог хочу оказаться там, где меня ждут. Искренне. По-настоящему. Мне это жизненно необходимо, потому что где-то внутри надломилось и дало трещину. Я внезапно понял, что стою на самой вершине, а рядом со мной никого нет. Только брат. Но у него своя жизнь своя семья, поддержка, которую получает, просто приходя домой после долгого рабочего дня. У меня же ни черта нет. Я просто одинокий человек, убогий в своих попытках казаться круче, чем есть на самом деле. И мне, как и всем на этом свете, тоже нужна опора. Ориентир, который позволит удержаться на плаву и не сбиться с курса.
Я еду домой. К Лерке.
До меня идиота, наконец, доходит, что во всей этой кутерьме и постоянной гонке за призрачным счастьем, только она и была настоящей. Все остальное — мираж.
Глава 23
Глава 23
До поселка я доезжаю, когда небо уже начинает отливать оранжевым. Через КПП, по широкой аллее до поворота к моему дому. Взгляд стеклянный и, кажется, я даже дышу как-то криво, не по-настоящему.
Первое, что бросается в глаза — это немного приоткрытые ворота, и тут же накрывает несвойственное мне чувство страха. Я испугался, что Лерка не дождалась меня и ушла. Поэтому выскакиваю из машины и несусь внутрь. Залетаю, на свою территорию, пытаясь рассмотреть что-то в окнах. Света нет. Бегу дальше и притормаживаю, только когда замечаю темную фигуру на крыльце.
Это один из парней Стефа. Самый молодой. Иван, кажется. Сидит на ступенях, уныло подпирая щеку одной рукой. Во второй — соломинка, которой он гоняет муравьев.
— Что случилось?
— Ничего, — пружинисто, по-звериному гибко поднимается на ноги, — объект хотел уйти, пришлось вмешаться.
Значит сбежать пыталась. Обидно.
— И что ты сделал? — зная крутой нрав Стефа и его команды, опасаюсь, что Вознесенской прилетело.
— Был приказ не выпускать. Я его выполнил, — криво усмехнулся он. Слишком криво, — почти без потерь.
— Потерь? — глупо переспросил я.
— Получил сумкой по башке, коленом в пах и был послан в очень заковыристые места. Каюсь. Плохо сработал. Внезапная она слишком.
Мне кажется, или в его голосе действительно проскакивает восхищение.
— Если ты ее…
— Обижаешь. Девочек не трогаем. Цела. Здорова. Убежала в дом и заперлась.
Там такая девочка, что сама кого хочешь уделает.
— Спасибо. Дальше я сам.
После прощального рукопожатия Иван уходит, а я иду в дом.
Стоит мне переступить через порог, как напарываюсь взглядом на Леру. Она сидит на той самой лестнице, с которой якобы свалилась Эльвира.
Вся такая несчастная, съежившаяся, с зареванными красными глазами. Наблюдает за моим приближением, а по щекам катятся огромные слезы. У меня сердце заходится.
— Привет, — опускаюсь рядом с ней на корточки.
Лера едва заметно кивает и тут же горько поджимает губы. Эмоции открыты, никакого обмана, она вся как на ладони.
— Я не мог тебе дозвониться.
Вместо ответа разжимает ладони, в которых ошметки разбитого телефона.
— Сам упал или…об стену?
— Наступила, —через силу сипит она, — случайно.
Мне тяжело видеть ее слезы, от них душа наполняется какой-то щемящей тоской и одновременно нежностью. Протягиваю ей платок. Она молча протирает глаза, щеки, нос, и возвращает его обратно. Ежик такой ежик.
Ухватившись за перилла, через силу понимается, и я только сейчас замечаю сумку, стоящую позади нее. Сразу давит между лопатками.
— Куда собралась?
— Домой, — шмыгает носом, — Мама, наверное, тоже звонила. Волнуется.
Хочет уйти, но внезапно утыкается лицом в ладони и замирает.
— Лера…
— Ты прости меня, пожалуйста, — начинает судорожно тараторить, — я не хотела ее толкать. Не знаю, почему так получилось. Прости.
— Погоди, — пытаюсь остановить ее поток, но это невозможно. Она отчаянно мотает головой и уворачивается от моих рук.
— Я такая дрянь. От меня всегда одни проблемы. Я знаю, что ты меня ненавидишь. Прости. Я правда не хотела, чтобы она упала и потеряла ребенка…
— Лера! — рявкаю, чтобы выбить ее из состояния истерики, — посмотри на меня.
Смотрит. Взгляд почти безумный, затравленный, полный сожаления
