Женское счастье (сборник) - Наталья Никишина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас она стояла перед зеркалом. И мысли, воспоминания мелькали в ее сознании не словами или последовательными картинами, а теми вспышками чувств, что жили в ней когда-то и теперь вдруг на мгновение возвращали ее назад. Лицо женщины то грустнело, то освещалось улыбкой. Это был тот момент провала в никуда, который иногда застает человека посреди дела или отдыха и выключает из действительности, так что потом не можешь понять, кто ты и как здесь оказался. Наконец она очнулась и обнаружила, что стоит совершенно голая в спальне и уже покрылась «гусиной кожей»…
Нужно было быстро собираться, складывать вещи. Ей предстояло путешествие на край света. Алина, ее знакомая, режиссер телевидения, заманивала народ на какой-то фестиваль в очень далекий северный город. Но народ предпочитал фестивали в других местах, желательно приморских, и лететь в какую-то Тмутаракань не спешил. «Тебе-то что? — убеждала Алина Иру. — Ты и так пожизненно отдыхаешь! Поехали! Бери аккредитацию — и махнем. Там экзотика: алмазы, золото, олени… Мамонты, наконец!» Ирина согласилась. И вовсе не из-за вымерших давно мамонтов. Просто ее тяготило собственное настроение, настроение женщины, не понимающей, зачем она живет. У нее было все, что входит в перечень хорошей жизни: красивый, умный муж, чудесные свекор и свекровь, квартира, машина… Родителям она посылала крупные — по провинциальным масштабам — деньги. Неизменная Жанка, так и не вышедшая замуж, только завистливо охала, приходя в гости. «Счастливая ты, Ирка», — повторяла она, быстрыми сорочьими глазками озирая красивую мебель, старинные иконы, изысканные дамские мелочи в ванной. И Ирина соглашалась с ней: дом был и впрямь хорош, жизнь налажена, а родители мужа, жившие отдельно, любили ее и баловали подарками. И все же поутру она открывала глаза в предчувствии тоски, что наваливалась на нее неотвратимо и тяжело. Она часто просыпалась первой и долго смотрела на мощную, мускулистую спину Игоря. Он следил за собой, ходил в тренажерный зал, сидел на диетах. Методично поддерживал идеальный вес… И, глядя на его загорелую спину, она ждала, когда он проснется. Иногда она успевала сбегать в душ, почистить зубы, причесаться и снова ложилась рядом. Она надеялась, что, проснувшись, он притянет ее к себе, прижмет и что-то переменится, станет простым и понятным. Но Игорь по утрам не был расположен к любовным играм. Он потягивался, целовал ее в щеку, бодро вскакивал и отправлялся на утреннюю пробежку. А она оставалась лежать, чувствуя себя глупой кошкой, которая опять упустила мышь. И нельзя сказать, чтобы между ними вообще не происходило близости. Игорь любил обставлять эти моменты торжественно. Она уже днем видела его вопрошающий взгляд. К вечеру он доставал хорошее вино из бара. Сам накрывал красивый стол. На руках относил ее из ванны в постель. Проделывал неизменный обряд целования ее тела. Но в ней что-то сопротивлялось и не давало забыться в минутах счастья. Иногда Ирине казалось, что это от слишком напряженного ожидания момента. И когда он наступал, она чувствовала себя заводной игрушкой, которую достали, и теперь эта игрушка должна немного пожужжать и подергаться… Она видела себя со стороны, нелепой, слишком большой, неумелой… Пыталась повторять жесты и движения, которые подсмотрела в эротических фильмах, следила, чтобы волосы лежали красиво на шелке подушки, изгибалась страстно, стонала. Но кто-то, сидящий в ее голове, не имеющий имени, не знающий, что она — Ирина, которая обожает своего мужа, фиксировал пристально и холодно дурацкие телодвижения и слишком громкие вздохи. И тогда в отчаянии она целовала Игоря и повторяла тысячу раз: «Люблю, люблю…» А потом неделями ругала себя, что опять пропустила тот миг, когда можно было все исправить. И вновь стерегла Игоря утром, после ночи, проведенной так близко и так врозь. Ей показалось, что такая дальняя поездка может что-то сломать в размеренном ритме их жизни… Что-то переменить… Поэтому она убедила редактора, пообещала привезти уникальные материалы и вместе с группой телевизионщиков, актеров и режиссеров отправилась на край света.
Ирина отчаянно боялась самолетов. Но лететь предстояло очень долго, и уже за первый час полета она устала трястись. Достала из сумки дамский роман, розовенький, пухленький, с томно целующейся парочкой на обложке… Алина удивленно спросила:
— Ты что, таким чтивом балуешься?
Ирина засмеялась.
— Писать собираюсь про феномен дамского романа…
Такое объяснение приятельницу, похоже, не успокоило, она подозрительно глянула еще раз на книжицу в руках у Иры и со значительным выражением лица, с которым приступают к поеданию редкого, но невкусного блюда, открыла стильный том Мураками. Ира начала читать на редкость глупую книжку. И одновременно размышлять, что заставляет женщин глотать эту чушь… «Слезы невыразимого наслаждения полились по ее прекрасному лицу… Он овладел ее с неистовством… Его обнаженный торс припечатал Изольду к постели…» Конечно, во все времена дамы читали дамские романы. Но то были сестры Бронте, Остин. Да и «Унесенные ветром» по сравнению с таким просто философское произведение. Но ведь Ирина сама видела, что эти романы читают даже вполне разумные и образованные женщины! Что они им дают? Суррогат чего-то, что отсутствует в современном мире? Иллюзию полноты женской жизни? Не потому ли спрос на это чтиво велик, что маскультура всегда дает своим потребителям то, что отсутствует в настоящей жизни? Нет места индивидуальному подвигу — извольте километры кинолент с подвигами героев вестернов и боевиков. Дефицит душевных потрясений — получите экранные катастрофы… Сходит на нет притяжение между полами? Вот вам миллионные тиражи чепухи про любовь.
Ирина стала смотреть в окно, на облака, окрашенные солнцем. «Та, что движет солнца и светила…» Может быть, она ушла, может быть, люди просто ощущают, что чего-то нет? И придумывают заменители. Придумали секс и всячески его стимулируют. Как немолодой мужчина носится со своей эрекцией по врачам и любовницам в надежде выжать из себя прежние ощущения. Но осталась лишь память о тех чувствах, а чувств уже нет. Ушла мощь, остались вялые конвульсии слабого наслаждения… Вокруг торговали сексом оптом и в розницу. Секс вылезал из телеэкранов, словно забытая на плите каша. «О-о-о…» — стенали певцы, содрогаясь в имитациях оргазма. Известные люди публично рассказывали про свою первую ночь и про все последующие. Голые девушки с плакатов агрессивно выставляли груди и животы. Газеты смаковали подробности сексуальных преступлений. Но женщины, которых Ирина знала, и совсем незнакомые на улицах смотрели в пространство тем взглядом, который она видела у себя, случайно поймав свое отражение. Взглядом сухим и острым. Взглядом трезвым и деловым. Взглядом усталым и пустым. У них, как и у нее самой, не было чего-то важного. Но чего? Проще простого было бы сказать — любви… Когда бы знать, что это значит. Иногда Ире казалось, что вокруг нее одни солдатки и дети, одни уставшие от одиночества бабы, как будто все мужчины ушли куда-то сражаться или открывать новые земли.
Ирина поняла, что можно писать статью, и открыла блокнот. Ее редактор любит такие штучки: слегка художественно, с вкраплениями про какие-нибудь находки ученых, про ферменты, про малоизученные участки мозга… Так она и задремала с блокнотом на коленях…
Самолет пошел на посадку ранним утром. Солнце, казалось, было там же, где и вечером, когда они взлетали. Ирина безуспешно попыталась сообразить, как такое могло получиться, но запуталась. Она даже не очень понимала все эти номера с разницей во времени. Вылетели вечером, летели восемь часов и прилетели утром, в ее расчетах где-то потерялись два часа. А может, четыре… Обозвав себя дурой, она огляделась вокруг и обнаружила темно-синее небо, почти фиолетовое, словно сквозь него просвечивал космос. Потом приехали в город, поразивший ее лишь обилием вынесенных наружу коммуникационных труб, на которых неопрятно висели клочья серой ваты, и количеством невероятно красивых девушек. Гостиница была нормальная, без особых наворотов, но с элементарными удобствами. Потом начались деловые встречи, какие-то просмотры, презентации, пресс-конференции и прочая скучища. Хотя она старательно вникала, писала все, что необходимо, в блокнот и на диктофон… Жара стояла адская. А вместо маек с шортами она набрала с собой свитеров. Было трудно представить, что зимой здесь минус пятьдесят, в данный момент было полное ощущение, что вокруг курортная местность. Еще мучило ощущение близкого океана. Как будто за окружающими город сопками должно было открыться огромное водное пространство. Иногда чудилось, что океан вздыхает где-то неподалеку. Но самым невероятным в этой жаре, среди зеленых сопок были белые ночи. По ночам кричали стрижи, самые обычные стрижи… «Или мне это мерещится», — думала Ирина. Спать не хотелось, стояли мягкие сумерки… В этих мягких сумерках они встречались с местными поклонниками театра, пили, разговаривали. Ночи не было. Был вечер, переходящий в утро.