Воин Островов - Дебби Маццука

Мысли Эйдана потихоньку возвратились к настоящему, и он вновь увидел перед собой Сирену.

— Я думал, что негодование вскоре уляжется и Лахлан сможет возвратиться домой. Я так стремился в Данвеган, поскольку отправил своего брата туда. Но видимо, он поехал в другое место…

Эйдан задумчиво умолк, прикрыв глаза. Он знал, что скажет сейчас, и отчетливо ощутил гарь большого пожара.

— Он выехал в Данвеган, а на следующий день сгорел замок Ламонов. Когда я возвратился в тот же день, то застал огромное пепелище… никто не выжил.

Сирена откашлялась и придвинулась к Эйдану.

— Вы думаете, это сделал Лахлан?

Этот вопрос Эйдан и сам себе не раз задавал.

— Нет, ведь ему тоже досталось, — ответил Эйдан, отчаянно пытаясь убедить себя в том, что это так.

Он хорошо запомнил, каким потрепанным возвратился Лахлан из замка Ламонов. Спрашивал и о пожаре, но брат так и не рассказал ему об этом, как, впрочем, и ни о чем другом. Словом, Эйдан сам ничего не знал.

Северный ветер холодил спину Сирены — не помогали даже объятия Эйдана. Сирена куталась в шерстяную накидку, то и дело спотыкаясь на булыжной мостовой. Эйдан приказал сопровождавшей их троице оставаться с лошадьми, а сам, взяв Сирену под локоть, повел ее мимо вереницы повозок, выстроившихся на дороге, в конце которой виднелся представительный дом. «Стрэнд», — произнес Эйдан. Солнце уже садилось, и массивный фасад дома утопал в черных надвигавшихся тенях. Долгое и трудное путешествие наконец заканчивалось.

Эйдан озабоченно вздохнул, и зачарованно смотревшая на тяжелую дверь из темного дуба Сирена отвела взгляд. Дом его дяди. Собрав последние силы, Сирена сделала еще несколько шагов и поднялась на широкую каменную ступеньку. Если бы ей раньше сказали, что можно так устать, она бы просто не поверила. Эйдан же держался бодро до самого последнего шага их путешествия, хотя тоже сильно устал. «Если бы я так же переживала за судьбу Лахлана, то тоже держалась бы», — подумала Сирена.

Та встреча с Ламонами бросила зловещую тень на весь остаток их путешествия. С тех пор Сирена пыталась угадать, что думает Лахлан, как это у нее получалось прежде, но все было напрасно. Она сердилась сама, мучила Эйдана, и он настаивал, чтобы она прекратила бесплодные попытки. Конечно, Сирене было приятно, что он заботится о ней, но где-то в уголке сидела мысль, что Эйдану все еще неприятны какие-либо напоминания, что она не такая, как все.

Сирена видела, что Эйдан ни на минуту не забывает, откуда она, Сирена, — просто не может забыть и при этом не хочет, чтобы она об этом знала. И хотя ни Сирена, ни Эйдан не говорили друг другу о своей любви, многие недели, проведенные вместе, надежно соединили их. Настолько надежно, что Сирена начала подумывать, что кое-какие различия между ними не столь уж и непреодолимы. Но все это после того, как Лахлан окажется в безопасности. Только тогда Сирена признается Эйдану в своих чувствах и надеется, что он на них ответит.

Эйдан нетерпеливо потеснил Сирену и, подойдя к двери, постучал кулаком по тяжелой дубовой панели.

— Ты чуть не сбил меня с ног! — сердито проговорила Сирена.

Эйдан мельком взглянул на нее.

«Он вымотался больше меня!»

Дверь распахнулась, и из нее хлынуло тепло. Сирена первая шагнула в теплый полумрак прихожей и застыла, пораженная увиденным. Сквозь проем двери открывался вид на ведущую вверх богато украшенную лестницу. Все свое детство Сирена провела в подобных хоромах и хорошо знала, что за таким фасадом скрывается нечто злое.

— Сирена, не ты ли час назад требовала кровать и горячую ванну? Я думал, это ты меня, а не я тебя буду торопить. Пошли быстрее.

С этими словами Эйдан легко подтолкнул Сирену ладонью. Но избавиться от нахлынувших воспоминаний было не так-то просто, и Сирене вдруг представился величественный дворцовый зал и ее отец. Он демонстрировал всем руку и рассказывал, что отрубил ее у темного властелина в сражении. Потом эту руку нашли три проживавшие во дворце женщины и использовали ее для черной магии. Она находилась в леднике и потому превосходно сохранилась. Сирена видела ее много позже, однако на предплечье все еще хорошо была видна чернильная пентаграмма, оставшаяся после магических ритуалов. Сирена хорошо помнила, как король Аруон, смеясь, перебрасывался этим страшным артефактом со своими воинами, а она, Сирена, стояла вместе с матерью в сторонке. Должно быть, этот страшный трофей действительно обладал магией, поскольку они дрожали. Вот и сейчас, как тогда, подкатывала тошнота и ледяные пальцы ужаса сжимали ей горло. Сирена затаила дыхание в надежде, что это поможет.

Эйдан отвел Сирену в сторону и махнул рукой Каллуму и Коннору, чтобы они заносили вещи.

— Что с тобой, Сирена? — спросил он. — На тебе лица нет.

Эйдан обнял Сирену, и она жадно вдыхала знакомый аромат. Теплота объятия понемногу рассеивала ужас, который сковал все ее тело. Сирена вновь начала вспоминать тот день. Как же она забыла, что и тогда нашелся защитник? Это был ее дядя, король Роуэн, который все это время стоял рядом и успокаивал их.

— Да скажи наконец, что случилось? — настаивал Эйдан, сжимая ей плечи.

— Здесь живет нечто… злое, — ответила Сирена.

Она понимала, что это слово неточно описывает то, что она почувствовала.

Эйдан нахмурился и отвел с лица Сирены завитки волос.

— Просто ты устала, мой ангел. А как только…

— Как бы я хотела, чтобы это было так, Эйдан, но…

Внезапно появился крепкий мужчина, поблескивая сединой и тепло улыбаясь Эйдану:

— А ты почти не изменился. Все такой же любитель женщин. Да ты проходи. Не разговаривать же в прихожей, — сказал он.

— Приятно снова видеть тебя, Сэмюел, — ответил Эйдан, протянул руку и буквально втащил Сирену в темный проем. — Много времени прошло, я и не знал, что ты вновь обосновался в Лондоне. Ты здесь с женой?

— Да, — ответил Сэмюел. — После смерти Элизабет твой дядя познакомился с женщиной, на которой потом женился, а ваш покорный слуга и Бесс не захотели покидать его, чтобы не оставлять на произвол этих наглых англичан, которые ничего не понимают в уходе.

В светло-голубых глазах Сэмюела сверкнула слеза.

— А потом он умер.

— Знаю, — ответил Эйдан. — Мне писал Джон Генри. Хотя о том, что дядя болел, мне было известно и раньше. Кузен рассказывал…

К своему удивлению, Сирена заметила, что при каждом упоминании имени кузена Рори Эйдан сжимал губы.

— Болел? — насмешливо переспросил дворецкий. — Да он был при смерти! А жена и ее брат хоть бы пальцем пошевелили!

Со второго этажа донесся женский смех.