Сказочные повести. Выпуск третий - Анатолий Алексин

Митька обнялся со всеми нами и обещал в свободное время заходить в гости. И с бывшими мудрецами мы обнялись, а Кирюха крикнул мне «до свиданья» из бочки: ему было лень спускаться. Мы пригласили его заходить в гости и посоветовали снять эполеты, а то засмеют. Бывший королевский сторож послушался, сорвал золотые эполеты и швырнул их в море. Подумав, он бросил в море и медный шлем.

Напоследок мы обнялись с капитаном. Утерев слезу, Прунамель сказал нам:

— Мы еще обязательно встретимся, клянусь великим Матуй!

Попрощавшись со всеми, а со стариной «Диогеном» особо, я прыгнул на родной берег. Потом принял на руки Лидку и поставил ее рядом с собой.

— Прыгай, чего копошишься! — позвал я Петьку.

— Не буду прыгать, — сказал Петька, отвернув лицо. — Я боюсь.

Я спросил:

— Опять нога разболелась? Тогда обожди минутку, мы тебе трап соорудим.

— Я и по трапу боюсь, — сказал Петька. — Мне в таких планах нельзя домой появляться. Мамка выпорет.

— Ах, вот чего ты боишься, — понял я наконец. — А когда-нибудь ты домой придешь?

Петька подумал и сказал:

— Когда-нибудь придется… Вернусь домой, когда на штаны себе заработаю и на тапочки. Если мамку встретите, успокойте ее, скажите, что я живой и здоровый. Только не говорите, что я тапочки потерял!.. А я останусь у капитана.

Я хорошо знал характер Петькиной матери. За драные штаны она устроила бы ему капитальную порку, а про тапочки и говорить нечего! Эти тапочки она вспоминала бы ему до конца жизни.

Я сказал Петьке:

— Пожалуй, это единственный выход в твоем положении. Оставайся и зарабатывай на штаны и на тапочки. Если что понадобится, приходи ко мне. Бабушка не выдаст!

— До свиданья, милый капитан Прунамель! — крикнула Лидка. — Желаю вам счастливо ошвартоваться!

— Все в порядке, — улыбнулся капитан. — Старина «Диоген» еще потрудится.

Капитан нежно погладил желтое дерево штурвального колеса и громко скомандовал:

— Гроташкоты на правую!

«Диоген» двинулся к устью реки. Мы провожали его взглядом, пока тугие паруса не скрылись в сумерках.

А потом мы остались вдвоем, и я почувствовал, что мы стоим на границе двух миров, ушедшие из одного и еще не вступившие в другой. Нище нас сейчас не ждали, никому мы не были нужны, и поэтому мы сейчас существовали одни на всем свете. Не замечая нас, плескалось у наших ног сонное море. Ветерок пролетал мимо с обидным равнодушием. Гордые сосны встряхивали ветвями и не обращали на нас никакого внимания. Мы никого не интересовали, потому что мы были ничьи. А в небе одна за другой зажигались звезды, они хотели светить кому-то, но только не нам.

Лидка оперлась на мое плечо, и мы молча пошли к поселку.

Ветерок кружился, забегал, он дул то в щеку, то прямо в лицо, то в затылок. Кружились, провожая нас, пустынные темные улицы. Одна, вторая, третья… Мы завернули в переулок и остановились у Лидкиного дома. Лидка оперлась на забор. Она молчала и смотрела себе под ноги. Я тоже смотрел вниз, катая тапочкой круглый камень.

Лидка сказала:

— Я попросила у волшебника карманный фонарик на батарейках. Хотела подарить тебе, а то ты ходил в лесу без фонарика… Не успела взять. Наверное, он лежит сейчас в пещере… Как ты думаешь, волшебник дал фонарик?

— Конечно, дал, — сказал я. — Что ему стоит?

— Странно будет прийти сейчас домой, — прошептала Лидка. — Странно все увидеть… Говорить с тетей… Я и хочу, и боюсь. Пойдем походим еще.

Мы пошли, избегая света фонарей и сторонясь, когда встречались люди, чтобы они нас не узнали.

— Я привыкла быть с тобой вместе, — сказала Лидка. — А теперь будем встречаться редко, случайно, на улице…

— И в школе, — добавил я.

— Ты остался таким же толстокожим, как и был, — тихо сказала Лидка. — Всегда забываешь, что касается меня. Даже обидно. Ведь я поступаю в балетную школу!

— Я не забываю. Просто мне хочется учиться с тобой в одной школе. И на что тебе балет?

— Я хочу! — сказала Лидка.

Я понял, что Лидка сильная девочка и она сделает все, что хочет. Человек должен добиваться всего, чего он хочет. Если он умеет добиваться, — значит, ему ничего не страшно. Значит, он настоящий человек.

М-да… А как же быть, если мне очень хочется учиться с Лидкой в одной школе? Если от одной мысли, что мы будем далеко друг от друга, становится холодно на сердце?..

Мы еще погуляли по улицам, вернулись к морю. У самого края воды Лидка остановилась и сказала:

— Думаешь, мне не хочется учиться с тобой в одной школе?

— Хочется — это совсем другое! — вдруг понял я. — Ты права. Непременно иди в балетную.

— Но если тебе станет трудно, ты растеряешься и не будешь знать, как поступить в жизни, — ты позови меня. Я брошу все на свете и прибегу. Помнишь, я обещала? Это неизменно, как положение Полярной звезды на небесной сфере!.. Чудесный человек капитан Прунамель.

— Да, прекрасный человек капитан Прунамель, — сказал я.

— А для чего волшебникам нужны желтые муравьи?

— Волшебникам не нужны желтые муравьи.

— Ну, не будем об этом говорить.

— Не будем.

Под ноги нам подкатывались волны. Они светились и шуршали. Ветер обдувал прохладой мои щеки, а то бы они загорелись пламенем.

— Миша… — шепнула Лидка.

— Бедный Петька. Он влюблен в тебя по уши, — сказал я, не зная, что сказать.

— Не по уши, а до глубины души, — поправила Лидка со своей обычной скромностью. — Петька хороший.

Я спросил, не зная, что спросить:

— А я какой?

Ветер задул сильнее. Волна захлестнула мне ноги.

— Какой ты?.. Ты упрямый, черствый и толстокожий. Ты бесчувственный чурбан, ты эгоист, честолюбец и шляпа…

— Хватит, — сказал я уныло и косо взглянул на Лидку.

Лидка смеялась. Она положила на мои щеки холодные ладошки…

Вот и кончилось наше путешествие в Мурлындию, страну мудрецов. Здесь я ставлю точку, потому что писать стихами не умею. Да и не стану учиться — печальный пример доктора Клизмана у меня перед глазами.

Может быть, мой рассказ получился не совсем связным и не очень понятным. Многое я упустил, кое-что было просто неохота записывать. И, конечно, этот рассказ покажется странным тому, кто думает только о вещах, которые видит вокруг себя. Можете мне поверить, что это еще не весь мир. Мир много больше, интереснее и богаче.

Но все равно надо спуститься вниз, брать в сарае лопату и расчищать дорожку. Ужасно сколько снегу навалило за ночь.

Была уже глубокая ночь. За окном дребезжал дождик, а на моем столе лежала стопка тетрадей. Эти тетради открыли мне еще одну удивительную историю человеческих стремлений, забот и любви. И человеческих ошибок, от которых никак не убережешься в жизни, которые исправляются с большим трудом, но непременно исправляются, если человек понял, чего он хочет. Это самое главное — понять, чего ты хочешь. Это самое трудное. Все остальное уже легче.

Мартын успел выспаться, пока я читал. Он поднялся на четыре лапы, потянулся сперва передними, потом задними, громко чихнул и спрыгнул с дивана. Он подошел и стал пристально смотреть мне в глаза, стараясь понять, о чем я думаю, и не перепадет ли ему какого-нибудь леденца… Я все еще думал о прочитанном, и про леденцы в моих глазах никаких намеков не было.

Мартын разочарованно зевнул и принялся гоняться за мухами.

Я закурил, взял остывший чайник и пошел на кухню, чтобы подогреть его. Старушка, моя хозяйка, занималась вареньем. Над большой кастрюлей клокотали сиреневые пенки. Старушка снимала их деревянной ложкой и складывала в миску. Я поставил чайник на плиту, посмотрел на старушку и задал ей прицельный вопрос:

— Для внука варенье?

— Дождешься его, как же… — проворчала старушка. — Который год по свету мотается, неприкаянный.

— А сейчас в каких краях странствует?

— В далеких, — сказала старушка. — В Арктике, что ли… Или наоборот. Для меня все едино — конец обитаемого света.

— А пишет вам?

— Писать он любитель, — сказала старушка. — Часто пишет. Да что с его писем толку? Хоть бы о своем здоровье раз написал, а то все выдумки. Выдумщик он у меня несусветный! То у него рыба по воздуху летает и на корабль падает, то птица под водой плавает, то сочинит, что от кита молоко пил… А то вообще невесть что придумает, чего человеческий разум представить себе не в состоянии. Без родителей рос, оной понятно… Озорник был, не дай господи. А тебе что не спится, милый человек?

— Тоже выдумки спать не дают, — пошутил я.

— Ложись-ка спи, — велела старушка. — Кончается непогода. Кости мои говорят, что завтра ясный день будет. Вот, возьми варенья к своему чаю.

Она положила мне полную вазочку горячего варенья. Я взял с огня чайник и пошел в свою комнату.