Польская партия - Михаил Алексеевич Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что?! — ахнул он. — Я канцлер казначейства и министр по делам колоний!
— Мы знаем, — кивнул этот человек в штатском с совершенно безучастным взглядом.
Черчилль было потянулся к револьверу, но в его поле зрения начали появляться все новые сотрудники. Причем у некоторых руки покоились на рукоятках револьверов.
— Не стоит, — равнодушно произнес мужчина в штатском.
И вскорости Уинстона сзади под руки подхватили двое крепких полицейских. Ни дернутся, ни вырваться.
Канцлер обвел нервным взглядом округу.
Его слугу уже скрутили. Молча. Прикрывая рукой рот, чтобы не орал. Водитель сидел в автомобиле «связанный» — вон — руки продемонстрировал в наручниках. А рядом, дав ему затрещину, промелькнул «бобби» с револьвером, который укрывался от глаз до срока на заднем сиденье в тени.
Саквояжи у него и у мажордома уже отняли.
А дым, который шел из трубы камина… его не было. Видимо потушили огонь и досматривают документы, которые Черчилль туда покидал. Вряд ли они за это время успели бы сгореть.
— Вы все поняли? — вкрадчивым голосом спросил мужчина в штатском.
— Все.
— Тогда следуйте за мной. Прошу. — указал он рукой и кивнул полицейским, что держали канцлера. Те отпустили его, походя выхватив револьвер, к которому тот тянулся.
Уинстон дернул щекой.
И оттолкнув ближайшего к нему полицейского — побежал. Так быстро, как он никогда в жизни не бегал.
Кто-то засвистел в свисток.
Кто-то ему что-то кричал.
Кто-то даже выстрелил в воздух, но ему было плевать. Он знал — им его нужно взять живым. А значит шанс есть.
И тут его чем-то ударили по спине, от чего он не удержал равновесие и упал. Поскользнувшись на аккуратно постриженном газоне.
Попытался вскочить и продолжить бегство.
Но даже подняться не успел, как его догнали, подхватили «под белы рученьки» и лихо скрутили. А потом нацепили наручники.
— Это обязательно? — тяжело дыша, спросил Уинстон у мужчины в штатском, что неспешно к нему подошел.
— Теперь — да. Мы не имеем права рисковать.
Они прошли в особняк. Куда также затащили задержанного водителя и слугу. Там же сидели уже связанные все остальные слуги. А около телефона дежурил полицейский с револьвером. На всякий случай. Да и вокруг особняка стояло оцепление.
Там составили опись того, что Черчилль собирался сжечь и вывезти. Обыскали тщательно особняк, забирая ценные и компрометирующие документы. Вскрыли сейфы. Для чего в их составе «внезапно» обнаружился опытный медвежатник, которому эта задачка была «на зубок».
Все упаковали.
И увезли.
Всех. И самого Черчилля, и его людей. Для чего подогнали для последних закрытый автобус, а для самого Уинстона поместили в большой легковой автомобиль. Достаточно широкий для того, чтобы слева и справа от арестованного село по крепкому мужчине.
— Мы ведь не в полицию едем? — тихо спросил канцер после четверти часа молчаливой езды.
— Я рад, сэр, что вы все понимаете, — произнес мужчина в штатском, севший на переднее пассажирское сиденье.
Дальнейшую дорогу они провели в тишине.
Добрались до одного небольшого замка, принадлежавшего королевской семье. Разместились. Причем самого Уинстона контролировали очень жестко. Даже в туалет он не мог сходить без присмотра.
А ближе к вечеру его провели в залу, где уже собралось довольно приличное общество. Доложились. Ввели. Поставили возле массивного стула. Достаточно большого и тяжелого, чтобы его нельзя было схватить и кинуть. Да и даже завалить сложно.
— Господа, — нервно кивнул Черчилль всем присутствующим. — Что происходит?
— Если вы будете достаточно искренни с нами, то мы вам можем гарантировать быструю смерть, — мрачно произнес один из лордов.
— Если сумеете нас заинтересовать, то, возможно, сохраним жизнь, — заметил второй.
— Но это не точно, — лязгнул, словно затвором винтовки третий.
— Ваше Величество? — с мольбой в голове произнес Черчилль, обращаясь к королю.
— Присаживайтесь, сэр Уинстон, у нас к вам ОЧЕНЬ много вопросов, — ответил тот поистине ледяным голосом, отрезая всякую надежду.
В отличие от толпы обывателей, эти люди прекрасно услышали и не упустили того факта, что Бенито Муссолини в своей статье над ними откровенно потешался. Фактически назвав лохами, которых развели как детей. А это никому и никогда не нравилось. Тем более взрослым мужчинам, обличенным большой властью.
При этом в психологии людей искать оправдания провалам и ошибкам на стороне. А если для этого еще и «козел отпущения» подходящий имеется то вообще огонь. Ну или хотя бы неудачно попавший под руку козлик, на которого можно повесить если не все беды, то большую их часть…
В Великобритании стремительно нарастал комплексный кризис власти. Взрывным образом.
Тут сложилось два грандиозных фактора.
С одной стороны — Первая Мировая война, которая чудовищным образом ударила по экономике Туманного Альбиона. И Лондон не только понес катастрофические убытки и очень ощутимую убыль здоровых, дееспособных мужчин. Но и «встрял на деньги», то есть, оказался должен САСШ 4 миллиарда долларов по итогам войны. Что было не просто невероятно много. Причем не просто САСШ, а конкретным банкирам. Из-за чего и экономика этой заморской страны выгод почти не получала, и Великобританию это душило самым немилосердным образом.
С другой стороны, из-за крайне «эффективного» управления Уинстона Черчилля на посту канцлера казначейства был «нечаянно» запущен экономический кризис, едва не похоронивший Великобританию. В довесок к послевоенной экономической депрессии. Что вылилось в 1926 году во Всеобщую забастовку, которую с огромным трудом удалось раздробить и остановить.
И вот — 1928 год.
И статья Муссолини, которая стала настолько жесткой политической оплеухой на фоне старых неудач, что и не пересказать. Экономика расползалась по швам. Долги душили. «Польская кампания» явно пошла не туда, куда задумывали ее организаторы и угрожала не только ликвидации этого искусственного государства, но и обретению СССР и Германии общей сухопутной границы. Что в текущей обстановке означало если не катастрофу, то близкое к полному фиаско состояние, грозящее самому факту существованию Британской Империи. Про гешефты и речи не шло. Какие тут гешефты? Выжить бы.
Поэтому и Георг V, и вся английская элиты не могли спустить на тормозах такой момент.
Виноват ли на самом деле Уинстон Черчилль?
Это не важно.
Потому что признание его виновным позволяло вполне законно избавиться от чудовищного долга в четыре миллиарда долларов. И дать экономике Великобритании вздохнуть полной грудью. Минимум четыре миллиарда. Ибо если
