Лабиринты общения, или Как научиться ладить с людьми - Аркадий Петрович Егидес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующий ориентир: подал ли я повод?
Повод
Человек наследил в моей квартире или офисе. Но перед дверью нет половика и щеток для чистки обуви. Мягче.
Мы не подали повод: половик и щетки есть, а гость, который нанес нам визит, нанес еще и грязи. Жестче.
Было ли предупреждение
Предупреждали ли мы, что то или иное правовое или моральное установление особо чтим? Ну, с тем же курением. Что же, не предупреждали – тогда мягче. Предупреждали? Значит, он нагло попирает и закон, и нравственность, и наши предупреждения. Жестче. Ведь получается, что он «рецидивист».
Мы знаем, что в целом наш партнер – хороший человек. Тогда как?
Хороший или плохой человек
Партнер – хороший человек, но дал нам конфликтоген? Бывает. Тогда реагируем мягче. Наоборот, интегрированная оценка «плохой человек» дает нам основание к жесткому реагированию. Или даже мы не знаем его как человека, но знаем как представителя некоего клана обирателей народа – жестче.
Пока человек не подал нам конфликтоген, мы с ним должны общаться синтонно.
Заметим, однако, что все это не дает нам оснований для жесткого первичного коммуникативного поведения, то есть пока человек не подал нам конфликтоген, мы с ним должны общаться синтонно.
Хороший – плохой. Такие целостные, недетализированные оценки в ходу в человекомире. Вот и мы здесь учтем именно такую целостную, интегрированную нравственную оценку. Она неточна, но ведь мы пользуемся ею в принципе для себя, значит ее можно использовать и для нашей ориентировки в реагировании на конфликтоген.
Возраст
Учтем и возраст. Старческие изменения личности (раздражительность, завышенная оценка своего опыта, любовь к своей молодости, к ее вкусам, образу жизни) обусловливают большую конфликтогенность поведения старшего поколения в целом, так что реагируем мягче.
Основание для смягчения нашего реагирования дает детский, подростковый и старческий возраст.
А подростковый возраст наиболее уязвим, раним, нет коммуникативного опыта, вегетативная неустойчивость, обидчивость. И подростковый период – наиболее трудный из всех периодов жизни для личности:
• проблемы неустроенности в профессиональном плане,
• сексуальная неустроенность,
• нет даже своего угла в квартире.
Биомасса, рост, пограничный возраст обусловливают жгучее желание занять место среди взрослых. Но весь «взрослый» мир старается запихнуть подростка назад в детство, добиться былого послушания.
Папа с мамой, дедушка с бабушкой, учителя, прохожие, даже молодые люди, сами едва перешагнувшие порог взрослости, – каждый напоминает ему, что он ребенок и должен знать свое место. Подросток защищается. Неуклюже по сравнению со взрослыми, хотя и они без обучения делают это не так уж хорошо. Защитная позиция выражается в грубости, которая часто бывает уже не в ответ на бестактное поведение старших, а проявляется сама по себе, в первичном коммуникативном поведении.
Итак, с подростками, стариками и (тут уж без дополнительных пояснений) с детьми – мягче. Что же касается человека зрелого возраста – если уж подал конфликтоген – отвечай по полной форме: жестче.
Близкий человек
Мы все время противопоставляли таксиста мужу, имея в виду более широкое противопоставление человека, далекого от нас, отношения с которым регламентированы только юридическими установлениями, человеку близкому, с которым отношения неформальные. С таксистом детей не крестить, а с мужем – крестить (пусть даже к большинству случаев это выражение относится лишь фигурально).
Или мама. Она рожала, дрожала, волновалась за вас: ушко, брюшко. Все же не то что продавщица. Так что с папой-мамой, дедушкой-бабушкой, братом-сестрой, тещей-свекровью, сыном-дочерью – мягче. Ну а преподаватель, руководитель, подчиненный, ближайший сосед – это что-то среднее между мамой и продавщицей, между мужем и таксистом. Тоже мягче, мягче.
Как-то однажды по телефону писатель Л. Жуховицкий «обозвал» меня идеалистом-прагматиком, желая подчеркнуть совмещение во мне несовместимых, казалось бы, личностных черт. Жуховицкий много писал о нашем «Маленьком принце» и знает, чего стоило во время застоя заниматься гуманизмом, который сродни идеализму. Мне приходилось самому с засученными рукавами, стирая стекавший по лбу грязный пот, авторитарно требовать от других не быть потребителями – иначе уходи.
Но я идеалист-прагматик не только в этом плане. Не надо ставить идеалистически-утопических нравственных задач: мол, любите своих врагов. Слишком уж это несбыточно. Да уж тогда надо, чтобы все христиане любили Иуду, царя Ирода и Понтия Пилата. Что-то я не обнаруживаю особой любви Церкви к врагам: нет, она их предает анафеме и, следовательно, предназначает для ада. Не надо пустой фразеологии.
Так что таксист – для нас личность в плане субъект-субъектных отношений, и этого достаточно, а любить будем маму и папу, своего супруга, своего ребенка больше, чем чужого, но и о чужом будем заботиться.
Я это говорю в оправдание того, что поделил людей в плане реагирования на их конфликтогены на близких и неблизких. Хотя ясно, что неблизким тоже не надо приносить вреда.
Здоровье
Учтем? В том числе и психическое? Вопрос риторический. Если мы видим явные признаки болезни, инвалидности, то реагируем как можно мягче. Здоров, но дал конфликтоген, при прочих равных условиях – жестче.
Здесь я как психиатр-психотерапевт (по своей первой профессии) хотел бы предупредить вот о чем. У подавляющего большинства людей, обнаруживающих, что перед ними душевнобольной, возникает юмористическое отношение, которого они не скрывают: если реагируют даже мягко (ну, больной, что с него возьмешь), то посмеиваясь и даже высмеивая (больной!).
Но! Вы стали бы посмеиваться и высмеивать человека без ноги? Не стали бы. Это негуманно.
Так вот, психически больной человек – часто это как бы человек без ноги.
Он сам может осознавать свой дефект и страдать от него. Вы хотите увеличить его страдания? Наверное, нет. Тогда сдержите свою «понимающую улыбку», а реагируйте на конфликтоген мягче, как можно мягче. Вспомните, как Христос относился к блаженным.
Психологическое состояние
Принимаем во внимание? Одно дело, если человек в спокойном состоянии духа сознательно ущемляет наше достоинство, права, – здесь уместны более жесткие формы реагирования. И совсем другое дело – если человек во власти сильной эмоции. В таком случае следует реагировать более мягко. При этом желательно понять, какая именно эмоция владеет им, что тоже должно повлиять на выбор тактики реагирования. Система наших воздействий может быть более деликатной, если у человека снижено настроение из-за неудач или несчастья, – тут смягчение. А если он в состоянии «невменяемости», вошел в раж, то иногда пресечь его действия можно авторитарным жестким требованием, а
