Сказки народов Югославии - неизвестен Автор

А Мейре только того и надо. Приложила одну руку ко лбу, а другую к сердцу и отвечает:

- Кадий! Твоя доброта развязала мой язык... Разреши мне в следующую пятницу посидеть на твоем месте в суде один только час.

- О женщина! Если тебе так хочется, сиди здесь хоть целый день. Клянусь исламом! Сделай одолжение!

Мейра облобызала туфлю кадия, приложилась к святому ковру, поблагодарила и, попрощавшись, ушла. Теперь она могла дожидаться пятницы со спокойной душой.

И вот наступила пятница, день заключения договора, тот день, когда Омер обязан был вернуть свой долг. Да где ему тридцать кошельков денег набрать, когда и мелочи-то в кармане у него не водилось! Значит, Исакар отрежет на суде кусочек от его языка.

Мейра поднялась чуть свет. Кадий едва ее дождался, отдал ей свое облачение и с удовольствием нахлобучил ей на голову белую судейскую чалму. Ему и самому не терпелось посмотреть, как женщина судить будет. Спрятался кадий в соседнюю комнату и стал наблюдать за Мейрой сквозь маленькое окошечко в двери. Не успел наш безбородый кадий раскурить кальян, набитый душистым табаком, как в суд явились купец и Омер... Поклонились, как положено, жмутся к стенкам да слезы утирают... Кадий между тем затянулся и выпустил шесть колечек дыма. Не сразу спрашивает, выждал несколько минут.

Кадий. Зачем пожаловали, купцы?

Купец. Рассуди нас, дорогой эфенди!

Кадий. Как дела идут?

Купец. Хорошо, слава богу!

Тут Исакар рассказал кадию, как семь лет назад он дал Омеру взаймы тридцать кошельков и уговорился со своим другом, что в случае неуплаты долга отрежет кусочек от его языка.

- Вот по какому делу мы пришли к тебе, - закончил Исакар.

Кадий. Должник, ты признаешь, что заключил договор? Как тебя зовут? Правду ли сказал купец?

Омер (сквозь слезы, всхлипывая). Эфенди, он сказал чистую правду!

Кадий открыл книгу законов и стал ее листать, перевертывая страницу за страницей. Потом наткнулся на какое-то место и принялся перечитывать его, шевеля губами...

- Да, да, твоя правда! Точно так же и в священной книге пишется, сказал кадий. - А ты бритву принес? - спросил он.

- А как же! - ответил Исакар.

- Эй, купец! - воскликнул вдруг кадий суровым голосом. - Смотри не ошибись, ты должен отрезать от его языка ровно драхму, согласно уговору, иначе вовек не расплатишься!

Смутился купец.

- Бог с тобой, дорогой эфенди! Зачем ты так говоришь? Если я нечаянно лишнее отхвачу, убыток я готов возместить золотом, а если Омер захочет, пусть отрежет такой же кусок от моего языка. Если же я не доберу считайте, что я подарил ему эту малость.

- Молчать, наглец! - сердито крикнул кадий. - Ишь ты... Свои законы вздумал суду навязывать! Какой кадий объявился! Не одним только лихоимцам правда навстречу идет! Режь немедленно!

То-то незадача, то-то мученье выпало купцу.

- Прости, дорогой эфенди! Я в судейские дела вмешиваться не хочу. Всем известно, что ты поставлен судить по священной книге, а мое дело сторона. Дарю ему тридцать кошельков! Не нужен мне его язык!.. Мы ведь с Омером друзья-приятели!..

От этих слов Исакара разъярился кадий еще пуще и заорал своим служителям:

- Эй, палача сюда! Сейчас я научу этого торгаша подчиняться суду!.. Режь сию минуту!

Прибежал палач, выхватил саблю из ножен, а купец упал на колени, целует полу судейского халата и молит о пощаде. Кадий непреклонен и твердит свое:

- Режь язык, или голову с плеч долой!

Понял купец, что ему без взятки не выкрутиться.

- Дорогой эфенди! Бери себе тридцать кошельков! А должнику я прощаю! Избавь меня только от этой напасти, не хочу я резать язык, а тем паче своему приятелю Омеру... Пощади, эфенди! Прошу тебя, как отца родного! Пощади! Бес меня попутал, прости меня!

- Руби собаку! - гаркнул кадий.

Палач потащил несчастного купца, но он цепко ухватился за кадия:

- Смилуйся, эфенди, если ты правоверный!

Подлетел тут Омер к кадию, обнимает его и молит за товарища. Молодой кадий только того и ждал:

- Так и быть, прощаю его по просьбе Омера. Но пусть знает, что турецкие законы тверже камня. Пришлось бы купцу на своей шкуре изведать, что такое мусульманский суд!

Исакар отсчитал кадию тридцать кошельков денег; кадий заставил его поцеловаться с Омером.

- А теперь я запишу в судебную книгу, что тяжба кончена и больше никто никому не должен.

В последний раз приложились друзья к священному Корану и к сафьяновым туфлям кадия, поблагодарили его за справедливый суд, за отеческую доброту и удалились.

Не успела закрыться одна дверь, как распахнулась вторая, и в зал суда вошел настоящий кадий. Корчится он от смеха и говорит:

- О женщина! В твоей голове больше мудрости, чем в Коране, да простит меня аллах! Право же, будь ты мужчиной, лучшего кадия не нашлось бы в самом Стамбуле!

Мейра поблагодарила кадия за оказанную милость и предложила ему пятнадцать кошельков из денег, отобранных у купца. Но кадий не захотел принять от женщины деньги и подарил ей еще один кошелек. Мейра, как полагается, поцеловала полу его халата, спустила на лицо белое покрывало и, опередив мужа, первой вернулась домой. Омер задержался в кофейне. А как подошел к дому да отворил калитку, увидела его в окошко Мейра и принялась поддразнивать.

- Вот идет Омер с отрезанным языком, - шепелявила она.

- А вот и не угадала! - отвечал Омер.

А Мейра притворилась удивленной - почему же ее муж слова выговаривает чисто, как всегда.

- Как же так?

- Бог и умный кадий (ну и красив он, румян, словно яблочко!.. Дай бог ему здоровья!) вызволили меня из беды, а купца обобрали до нитки.

- Да неужели этот кадий красивее меня? - подхватила Мейра и показала мужу тридцать кошельков.

От радости Омер заплакал, припав к коленям своей разумной и храброй жены, и трижды поцеловал ее в лоб. Когда же Мейра рассказала Омеру про свою хитрую проделку, она стала ему втрое дороже. С тех пор Омер прислушивался к советам своей мудрой жены и, всерьез занявшись торговлей, в скором времени разбогател.

Босния. Перевод с сербскохорватского Т. Вирты

СПАХИЯ И БАТРАКИ

[* Спахия - турецкий землевладелец (сербскохорв.).]

И у нас были спахии. У некоторых были такие поместья, что за целый день верхом не объедешь.

У одного на хуторе было батраков - чуть не целая деревня. Как-то раз выпал очень урожайный год, и работящие и бережливые батраки, у которых, кроме того, были еще своя птица и свиньи, надеялись малость поправить свои дела.

Спахии это пришлось не по вкусу. Много людей перебывало у него, и он приметил, что сытый батрак легче бросает хозяина. А это ему было не с руки. Он любил держать людей в строгости.

Делать ему было нечего, и скоро он надумал, как поступить.

За хутором в глубокой долине насажен был хороший виноградник. С трех сторон его окружали горы, а со стороны хутора - ров. Через ров был перекинут мостик.

Подождал хозяин осени, когда в карманах батраков зазвенели кое-какие гроши, и сказал одному из них:

- Знаешь, что мне пришло в голову? Пропала у меня охота к тому винограднику, что за рвом. Бросить его жалко, продать некому, ведь он посреди поместья. Вот я и надумал: самое лучшее, продать его вам, моим людям. Отдам по дешевке, лишь бы от него избавиться, а вам как-никак подмога. Сложитесь и возьмете кто сколько может.

Каждому, а в особенности батраку, хочется стать хозяином, да еще когда можно купить землицы по дешевке. Вот батраки и попались на удочку.

Помещик отдает мотыку[*] виноградника за пять форинтов - дешевка. Как тут не польститься? Батраки и купили - кто одну, кто две мотыки, а кто поднатужился, тот взял и больше.

[* Мотыка - мера площади виноградника (сербскохорв.).]

Купили, заплатили; каждый знал, где его полоска. Один из батраков на другой день поднялся чуть свет, - не терпелось полюбоваться на свой виноградник. Правда, видел он ту землю уже много лет, потому что и состарился в батраках у спахии, но ведь одно дело - хозяйское добро, а другое - свое собственное.

Встал он спозаранку, пошел ко рву, хотел по мостику пройти к своему винограднику, глядь, а мостика-то и нет. Исчез за ночь, словно его вилы похитили.

Мостика нет, а по ту сторону рва сидит сторож спахии. Дремлет, опершись на дубину, а на коленях ружье.

Ну, раз мостика нет, надо прыгать. И батрак прыгнул в том месте, где прежде проходил мостик, - там ров был поуже.

Перепрыгнул - и прямо к своему винограднику. А сторож не пускает:

- Куда прешь?

- К себе на виноградник. Хочу своим добром полюбоваться.

- Постой. Ты зачем через ров перепрыгнул? Виноградник твой, а ров-то спахии.

- Ну и что?

- Что?.. А то, братец ты мой, что спахия не позволяет прыгать через ров бесплатно, - сказал сторож.

И тут-то стало ясно, зачем он здесь сидит с заряженным ружьем. Перепрыгнешь через ров, плати пять форинтов.

- Ах, так?

- А как же иначе? Раз перепрыгнул, плати пять форинтов и любуйся себе досыта своим виноградником.