Записки Мелового периода - Вадим Ледов

Женька молотил врага до тех пор, пока палка, хрустнув, не сломалась. Он не стал проверять, сдохла ли гадина, а побежал к дороге, которая виднелась сквозь стволы березок и осин.

Выскочив на пустынное шоссе, мальчик остановился, озираясь в растерянности — куда бежать-то, в какую сторону? К реке они шли вроде не здесь. Как там Гришка? Сколько времени прошло?

Он побежал наугад. Подошвы мягко шлепали по асфальту, и это был, пожалуй, единственный звук, который он слышал. Болела расцарапанная спина, саднили разбитые руки. Едкая грязь щипала кожу.

Сначала он подумал, что показалось. Но нет, нарастающий шум мотора — навстречу ему ехала машина.

— Стойте! — хотел крикнуть Женька, но дыханье прервалось, и изо рта вылетел только невнятный хрип. Он встал на дороге и согнулся, упершись руками в колени. Сил больше не было.

Красивая серебристая машина принадлежала той тетеньке, которую мама называла «чья-то любовница». Из салона выскочили сама хозяйка и коротко стриженый дядька. Да это же главный бандит! В голове у Женьки мелькнул вихрь мыслей. Он, наверняка, взял ее в заложницы, а сейчас и его похитит.

Не раздумывая больше ни секунды, мальчишка развернулся и припустил назад.

Женщина кричала, ему, чтобы остановился, а бандит просто побежал вдогонку. Далеко Женьке удрать не удалось. Железная рука схватила его за шиворот, так что рубашка затрещала.

— Да стой ты чертенок!

Женька принялся брыкаться, пытаюсь развернуться и укусить дядьку за руку.

— Он еще кусается, подгон босяцкий! — бандит поставил его на ноги и хорошенько встряхнул, — Да не ори ты, оглохнуть можно!

— Где твой брат? Вы хоть подумали, что с матерью будет? — это уже разлохмаченная тетка накинулась.

— Гришка… там… спасите его, — тут у Женьки не выдержали нервы, и он разревелся как последний сопляк.

* * *

Солнце немилосердно припекало макушку. Темные силуэты все так же кружили у самой поверхности, время от времени высовывая хищные пасти. Кажется, их стало, больше. Кровь на ноге запеклась бурой коркой, натягивая кожу, а в горле пересохло так, что даже сглотнуть невозможно. Но Гришка уже не обращал внимания на эту ерунду. Мысли путались, усталость навалилась тяжелым ватным покрывалом, и незаметно он провалился в состояние между сном и явью, когда действительность обманчива. Только бы не сорваться… не упасть в воду…

— Эй, шкет! Ты живой? — громкий мужской окрик, — слышишь меня?

— Он весь в крови, — к мужскому голосу, присоединился обеспокоенный женский.

— Гришка! — это голос брата.

Собственное имя стучало многократным затухающим эхом в мозгу. Что-то прошуршало и шлепнулось у головы. Голоса наверху продолжали совещаться. Он с трудом разлепил веки и открыл глаза — белые блики скакали, мешая разглядеть людей наверху. Рядом лежал конец веревки. Проследив взглядом по нему, он увидел, что другой конец держит какой-то дядька. Рядом с ним женщина и младший братишка. Собственно видны были только головы и руки, все трое лежали на краю и на разные голоса кричали ему хватать веревку.

— Если не сможет сам, кому-то придется спускаться, — мужик покачал головой. — Эй, пацан… обмотай вокруг пояса и держись крепче.

Гришка возился, казалось, целую вечность. Занемевшие руки, плохо слушались, были словно чужие. От его ерзаний, сосна сдвинулась с места и медленно поползла вниз. Наверху охнули сразу в несколько голосов. Крону подхватило теченьем и это ускорило паденье. С громким плеском ствол рухнул в реку, распугав "крокодилов". Вода, пенясь, поглотила его, но вскоре он всплыл уже дальше по теченью. Тут только Гришка сообразил, что все это время он провисел под обрывом, а жгучая боль вокруг живота — от веревки, впившейся в кожу.

— Успел-таки, — удовлетворенно констатировал голос сверху, и его начали быстро поднимать.

На последних полметра мальчика подхватили под мышки и втянули на осыпающуюся кручу.

— Ничего страшного, — бегло осмотрев ногу, вынес вердикт дядька, — до свадьбы заживет! Идти сможешь? — обратился он к Гришке.

Тот неуверенно покачал головой.

— Не знаю, смогу, наверно… медленно только…

— Медленно не годится! — мужик легко подхватил его, перекинул через плечо, и зашагал прочь от обрыва.

— Сейчас, сейчас… — женщина семенила следом, — до машины только доберемся. Потерпи милый!

Сияющий Женька шел рядом, то, забегая вперед, то, отставая на полшага, заглядывал в лицо брату. Ему не терпелось поведать о своих приключениях, но он сдерживался.

* * *

Дневник Майи 21.03.200…

"Боже, неужели этот страшный день, наконец-то, закончился? Сил нет совершенно, вдобавок, зверски болит нога. Алексей Федорович дал мне "фастум гель". Марек усиленно втирал его мне в колено, но пока что не очень помогает. Честно говоря, я сначала смущалась, не каждый день мужчины наглаживают мне коленки. Но потом ничего, привыкла. Все-таки приятно, когда о тебе кто-то заботится. Возятся с тобой, как с ребенком, бормочут, что-то успокаивающее, ласковое. Как мне этого не хватало здесь…

Локоть тоже болит, но терпимо, просто кожа содрана.

Писать в дневник нет никакого желания, но заставляет непонятное чувство долга. Да, собственно, и заняться больше нечем. Спать не могу. Страшно представить, что останусь ночью одна. Не дай бог, то, что я видела наяву, вернется во сне. Это как тогда в детстве… когда утонул в реке сосед с первого этажа. Все ходили смотреть на него, и я тоже. А потом мама три ночи сидела у моей постели, потому что стоило закрыть глаза, и я вновь видела раздутое синюшное тело. Так и сейчас, никак не удается прогнать страшное видение.

Альбина поступила просто — напилась с Мареком коньяка, устроила небольшую истерику и теперь дрыхнет на диванчике. А у меня не получается. К сожалению, тот вкусный ликер закончился. Пробовала пить коньяк — лезет обратно. Даже запах спиртного отвратителен.

Марек ушел минут десять назад. Ему нужно быть с Ильей. Оставил мне самодельную лампу. Состоит она из обычной спиртовки, на которую одета стеклянная трубка. Налит в спиртовку не спирт, а какая-то вонючая жидкость. Не знаю, как она называется, но пламя дает яркое. Правда и расходуется жидкость довольно быстро — за то время пока мы сидели, осталось меньше половины.

Постоянно задаю себе вопрос: продолжаю ли я верить в то, что нас кто-нибудь спасет, и мы сможем вернуться назад в свой мир? Раньше мне казалось, что это возможно, или, по крайней мере, я заставляла себя верить. А теперь? А вот теперь, я должна себе признаться — совсем уже не верю. С каждым прошедшим днем ситуация становится только хуже. Сегодня пятые сутки нашего пребывания здесь и следует признать — если убыль нашего населения сохранит те же темпы, очень сомневаюсь, что нам