Я (почти) в порядке - Лиса Кросс-Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Когда снова потеплело, Талли и Нико поехали во Флоренцию: поесть, попить и нанести визит «Давиду» в галерее Академии Флоренции. «Нужно что-то делать, когда есть возможность, – сказал ей папа, когда она сказала, что хочет поехать. Совет был так прост, что откликнулся своей актуальностью. Она сосредоточилась на том, чтобы предстать с открытым сердцем и ко всему готовой. Вскоре после очередной операции Лионела по пересадке кожи Зора забеременела, и, хотя Талли была за них страшно рада, это напоминало ей о том, чего она хотела, но не имела, о том, чего еще она не сделала.
А Флоренция! Это было чудесное место, с дворцами, садами и средневековыми соборами. Флорентийский бифштекс и кьянти при свечах, крепкий эспрессо из белых чашечек и тирамису под зонтами-навесами в широкую полоску. Мощеные улочки, отполированные итальянским дождем. Поцелуи Нико при луне – мечтательные, сияющие в темноте. Он купил ей голубой с коралловым шарф «Пуччи» из итальянского шелка, и она носила его на шее, повязывала на голову и на запястье, чтобы под теплым ветерком ощущать его прохладу. Она подарила ему аскетичные часы с указателем фаз Луны цвета ночного неба.
– Orologio, – сказал он, надевая их после grazie и lo adoro[79].
– Prego[80]. Теннисисты обожают orologios.
– I tennisti adorano gli orology, – точно перевел он своим низким голосом с певучим акцентом.
Они остановились в отеле «Вилла Кора», где плавали среди цветущего розового сада, и Талли нравилось, как мускулистое тело Нико рассекало воду в бассейне, как он привлекал ее к себе – они оба, обласканные солнцем и невесомые, – брал под колени и, как осьминог, обвивал ее скользкое тело вокруг своего. А потом, в номере, он стягивал с нее и с себя купальник и плавки и вешал их сушиться на солнце. Солнечные поцелуи Нико – божественные, яркие, как лимоны. Секс и легкий дневной сон с ароматом кокосового крема от загара, открытые окна, колышущиеся белые занавески, прогулка пешком, красное вино и ужин.
Он стал носить мужской, квадратной формы перстень из оникса на среднем пальце, и Талли находила какую-то брутальную романтику в резком контрасте между внешним видом перстня и его нежным позвякиванием о бокал. Нико изо всех сил старался обучить ее некоторым полезным итальянским фразам, но она слишком легко отвлекалась на проворство его языка и красоту сжатого рта, когда он их произносил.
Ti amo tanto, Nico. Ciao bello. Ti amo pazzamente con tutto il cuore[81].
* * *
В самолете, когда летели домой, она положила голову на плечо Нико и плакала, пока не осознала, что Флоренция действительно существует и туда можно снова поехать. Город не исчезал лишь потому, что она оттуда уезжала. К тому же было и много других мест, где она не бывала! Ей хотелось вернуться в Италию, увидеть Шотландию, Париж и даже Австралию. Она уже полюбила солнечную австралийскую мыльную оперу, которая шла на Netflix, и прикрепила к стене в ванной открытку с пляжем Куджи.
Она размышляла о будущем с Нико и об усыновлении ребенка, и вдруг эти две мысли в конце концов стали сходиться в одной точке. Она уже прошла ту честь процесса усыновления, которая была посвящена обследованию жилищно-бытовых условий, а биологическая мать, на которую пал ее выбор, где-то в конце лета должна была родить. Нико все это время активно поддерживал Талли и пожелал быть в курсе всего, но пока они детально не обсудили, какой будет их последующая жизнь. Вместе.
«Ты истинная любовь всей моей жизни», – говорил он.
«нико, я оч хочу быть твоей единственной… навсегда», – написала она в сообщении среди темноты первой после возвращения домой ночи, что они провели врозь.
«ты уже, lieve schat».
* * *
Талли удалила свой аккаунт в соцсетях и наконец передала в дар магазину Goodwill оставшиеся вещи Джоэла, все до единой. Она с ним не общалась с того дня, когда он прилетел в город увидеться с Лионелом. Она и Джоэл перед его отъездом из Луисвилла встретились ненадолго выпить кофе. Все было хорошо, и рана постепенно затягивалась, воодушевляя ее осуществить мечту и написать книгу о комфортных состояниях, создании безопасных пространств и психическом здоровье.
Она сделала водонепроницаемые карточки со словами: «Ты не один. Ты важен. Ты так любим». Ниже стоял телефон «горячей линии» по предотвращению самоубийств, и эти карточки, привязав лиловой ленточкой, она оставила на мосту, где встретила Рая. Она писала и звонила мэру города, ходатайствуя об установлении на мосту более высокой ограды.
* * *
Последнее сообщение от Рая пришло еще в начале весны, перед самой поездкой во Флоренцию. Талли временами даже просматривала «Новости Юго-восточного Кентукки» онлайн и некрологи, надеясь не обнаружить его имя. Каждый вечер она молилась, чтобы у него было все хорошо. На ее звонки, голосовые сообщения и «приветы» он не отвечал.
Она пересмотрела фрагменты из передачи об уголовных преступлениях с документальными видеозаписями по его делу. Рай с рюкзаком в коридоре старшей школы, Рай в костюме в зале суда, Рай перед рестораном на берегу озера, Рай в слезах во время объявления приговора. Рай с Бренной на плечах, держащий ее за крошечные ножки, рядом с Кристиной, широко улыбающейся перед их желтым домом. Разорванное фото их семьи: Рай, один, с одной стороны, Кристина и Бренна с другой – медленно уплывает вниз с помощью эффекта Кен Бернса. Фрагменты с заголовками вроде «Загадка в Блуме», «Длинная прогулка в октябре» и «Двойная смерть».
Из последнего обмена сообщениями она знала, что Рай переехал в Нашвилл и что ему нравилась работа в ресторане, где он был поваром. Еще он встретил женщину. У Талли кольнуло где-то внутри от удивления и ревности, но она написала, что рада за него, и это было искренне. С тех пор от Рая не было ни слуху ни духу. Она писала ему о Флоренции, о тамошней еде и о культурной атаке, которая у нее случилась при виде долгожданного «Давида» – как ее сердце застучало быстрее и она почувствовала, будто парит, как они стояли там часами, и Нико напоминал ей, что необходимо прерываться, когда нужно, закрывать глаза, пить воду; как он доставал из пачки и клал в чашку, которую она держала, по одному устричному крекеру, напоминая, чтобы ела их – но Рай не ответил. Еще она послала ему фотографию, которую ей прислала Зора. Кто-то снял их с Раем на вечеринке у Лионела: Малдер и Скалли, в обнимку на патио. Они улыбались, не зная, что их снимают, и тонули в глазах друг друга.
Она откопала, как она думала, номер телефона его родителей, но он был отключен. Она напрасно искала информацию в Гугле, не находя ничего нового. Она перечитывала статью за статьей о том судебном разбирательстве, так как это давало ей возможность быть ближе к Раю. Она скучала по своему другу и продолжала писать сообщения, даже когда он не отвечал.
эй рай помни что можно позволить людям заботиться о тебе. именно это ты бы сказал и мне
ты важен.
надеюсь все нормально. скучаю
и часто о тебе думаю. и кошки тоже.
привет наш-вегасу.
лионел на днях назвал тебя «мой друг – таинственный супергерой». он прав!
спрашивает о тебе. как бы он хотел чтобы
ты ему позвонил!
ты ведь так и не дочитал пленника азкабана?
дай адрес и я пришлю тебе экземпляр.
сегодня слушала сэма кука и
думала о тебе. к тому же шел дождь.
как бы ты гордился моими водостоками!
с днем рождения рай! обнимаю! <3
* * *
