Пуговицы (СИ) - Мартин Ида

В тот момент я не думала ни о чём, даже предположений не строила. После всех сегодняшних треволнений я попросту подскочила, сунула ноги в тапки, и до того, как дверь успела открыться, вылетела на балкон, сообразив прихватить с собой одеяло, но совершенно не подумав о том, чтобы взять мобильник.

Ноги на щиколотках мгновенно обожгло морозом, но сердце колотилось как бешеное и к голове приливал жар.

В узкую щёлку между шторами через балконное стекло я усиленно вглядывалась в темноту комнаты. Но ничего не видела.

Я решила, что если тот, кто пришёл, обнаружит меня, а это не так трудно было сделать, то буду орать так, что разбужу весь квартал. Вцеплюсь в перилла и пусть он убивает меня прямо на балконе.

Однако время шло, пальцы на ногах одеревенели, под одеяло тоже пробрался мороз, жар отступил, и я начала успокаиваться, объясняя себе, что, скорей всего, этот звук мне послышался. Я засыпала, и он мог мне попросту присниться. И так я уже была вся на нерве, что отреагировала чересчур тревожно и поспешно.

Минут через пятнадцать я осторожно приоткрыла дверь. Зубы стучали, подбородок дрожал. Скрюченные пальцы едва удерживали одеяло на плечах.

В тёмной комнате никого не было. Я тут же бросилась к выключателю и зажгла верхний свет.

Осторожно заглянула в комнату Кощея, потом на кухню. Проверила туалет и ванную.

Нигде и ничего не говорило о присутствии посторонних.

Я выбралась в коридор, подёргала дверную ручку, и входная дверь с лёгкостью отворилась.

Значит, мне не послышалось. Дверь действительно отперли. Только обнаружив это, я повернулась к зеркалу и с ужасом шарахнулась от него.

На его зеркальной поверхности в лучших традициях жанра было написано красной губной помадой: «Не заткнёшься — убью».

Я заперла дверь и ещё раз на всякий случай обошла квартиру.

О сне речи не шло. Я нашла в шкафчике у Кощея начатую бутылку коньяка и, настороженно прислушиваясь к каждому звуку, всю оставшуюся ночь пила его, закусывая ржаными хлебцами.

А когда прозвонил будильник, добросовестно собралась и в зомби-режиме доковыляла до школы.

На биологии включили фильм о биоценозе. Биологичка часто так делала. И все занимались своими делами. Кто-то скатывал домашку, кто-то переписывался или редачил фотки, кто-то спал. Сама же они читала в своём планшете, судя по выражению её лица, нечто более увлекательное, нежели биоценоз.

Вначале Томаш пытался разговаривать, выясняя, что со мной. И по-хорошему спрашивал, и по-плохому, ругался, что я опять ничего не сделала, заманчиво зазывал к себе после школы, потом сдался, оставив в покое. И я уснула. Крепко, по-настоящему, провалившись в глубокий-глубокий сон.

Мне снилась какая-то белиберда. Лиза, Липа, Даша, Фил, Бэзил, Надя и даже какие-то старики из Пуговиц. Они по очереди разбегались и прыгали в строительную яму. Все попрыгали. Остался один Томаш. Стоит на краю и смотрит вниз, я его спрашиваю: «А ты почему не прыгнул?» А он отвечает: «Зачем? Это же я их туда всех скинул».

Я проснулась от того, что он приподнял меня вместе со стулом и держал навесу.

Уже прозвенел звонок с урока и все выходили из класса.

— Ты что делаешь? — встрепенулась я, чуть не свалившись на пол.

— Хочу тебя перенести, чтобы на русском доспала.

— Спасибо. Уже выспалась.

Он опустил стул.

— Что-то случилось?

— А ты не знаешь?

— Понятия не имею.

— Где ты вчера был после школы?

Я чувствовала себя пьяной.

Томаш задумчиво промолчал.

— Ты мне сказал, что работаешь, но ты не работал.

— Я не говорил, что работаю, я просто сказал, что у меня дела.

— Нет, ты сказал, что работаешь.

— Это ты так подумала, но я не говорил.

— И что же это были за такие важные дела, о которых ты не мог мне сказать? И наврал про работу?

— В отличие от тебя, я не врал, а ты услышала то, что хотела. Как обычно.

— В отличие от меня?

— Я знаю, что ты до ночи сидела в торговом центре со Стёпиным и Красновым. А мне написала, что дома в кровати.

До конца седьмого урока мы не разговаривали. За это время я успела многое обдумать и принять всё ещё пьяное, сумасшедшее, но кардинальное решение.

Написала ему, что приготовила сюрприз и буду ждать после школы на автобусной остановке. Так было нужно, чтобы до того, как сядем в автобус, он не успел раскрыть мой план.

Это был не тот автобус, который шёл до дома Томаша. Он удивился, но я ответила, что всё правильно.

В автобусе сели в самый конец салона на колесо. Там укачивало, но было тепло. Уже темнело.

— И долго нам ехать до этого твоего сюрприза?

— Минут десять ещё. Может, двадцать.

— До какой хотя бы остановки?

— Понятия не имею.

— Что ты пила?

Я сделала вид, будто смотрю в окно. Но видела только своё отражение.

— У тебя новая куртка, — сказал он.

— Ты внимательный.

— Та мне нравилась больше.

— Мне тоже. Но её мне подарил Бэзил. Тебе бы хотелось, чтобы я носила его подарки?

— Я не знал.

— На самом деле, она порвалась… Когда я упала в ту яму.

— Какую яму, Микки? — он искренне недоумевал. — Что-то мне подсказывает, что это будет не очень приятный сюрприз.

— Думаю, тебе понравится.

С тяжёлым вздохом он опустил руку мне на плечо. Сначала аккуратно, но потом крепко сжал пальцы.

— Хорошо, едем. Даже выходить не хочется. Может, останемся?

— Мы уедем чёрте куда и сойдём посреди ночи в другом городе. Зимой.

— Ты бы испугалась?

— Вообще-то да.

— Даже со мной?

Я хотела ответить, что с ним особенно, но решила, что дольше тянуть смысла нет, и подскочила, почувствовав, что автобус начинает притормаживать.

— Всё. Здесь.

Сошли на незнакомой остановке в кромешной темноте. Километра три от Москвы.

Позади высился лес, чуть дальше по ходу движения мерцали огни населённого пункта. Земля хрустела наледью под ногами.

Было холодно, а после нагретого автобуса особенно. Обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, я развернулась в сторону леса.

— Что дальше? — изо рта Томаша шёл пар, нос тут же покраснел.

— Просто иди за мной, — я зашагала прочь от дороги к лесу, но было темно и видно плохо.

Там, где был пологий спуск, я сбежала вниз по кочкам и ухабам, чуть не подвернув ногу. Томаш прыгал сзади, но вопросов не задавал.

Ветки в лесу были жёсткие и ломкие, они то и дело норовили ткнуть в лицо, и для того, чтобы идти вперёд, приходилось закрываться руками. Наконец, Слава подал голос.

— Думаешь, это нормально, что я поехал с тобой фиг знает куда и ты меня ведёшь в лес?

Я остановилась.

— Думаю, здесь нормально будет.

Достала из школьного рюкзака моток чёрных пакетов из хозяйственной комнаты. Отодрала один и протянула ему.

— На, держи. Перчатки только надень. У тебя есть перчатки?

В темноте белки его глаз блестели, как слёзы.

— Я так понимаю, что ситуацию нормальной нельзя назвать в принципе, но у меня такое чувство, будто я снова попал в Пуговицы. А ты одна из их обитателей.

— Без перчаток нельзя. Отпечатки останутся.

— Ты решила меня убить?

— Наоборот, — прошептала я. — Это ты решил меня убить. Видишь, я даже пакеты взяла, чтобы тебе проще было.

Раскрыв пакет, я надела его себе на голову.

— Вот, начинай, — с каждым словом воздуха становилось меньше, но зато от дыхания воздух согрелся.

— Я чувствовал, что ты не в себе, но не думал, что настолько.

Вместо того, чтобы сорвать с меня пакет, Томаш зачем-то разорвал его посередине. И полиэтиленовые ошмётки повисли на моих плечах рваными лоскутами.

Меня трясло. Я заготовила речь, но теперь от холода и волнения совершенно не знала, что говорить. Но зато начала приходить в себя.

Нас окружал высоченный чёрный лес. И здесь, за городом, в морозном небе, среди голых ветвей и хвойных лап проглядывала маленькая полоска месяца.