Гросс - Иван Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но что-то все-таки можно предпринять?
— Конечно! Тяжелые корабли, чтобы парировать угрозу, нам, конечно, никогда не пришлют, но вот если бы поделились кое-какими вооружениями, можно было бы поиграть с врагом в «Кошки-мышки».
— Например?
— Я про управляемые торпеды и новейшие динамореактивные пушки Курчевского. С ними сейчас экспериментируют на базе столичного Первого Флота и вроде бы есть неплохие результаты. Так почему бы не попробовать в реальной боевой обстановке.
— Мне кажется, это прекрасная идея. Но как это сделать?
— Ну если твой стажер попросит…
— Господи, как же я сам не догадался, — хлопнул себя по лбу Март. — Ну конечно! Но ведь тогда нам нужно вернуться…
— А тебе, что, здесь понравилось?
— Да не то, чтобы…
— Это, кстати, не все. Большинство кораблей приватиров нуждается в том или ином ремонте. Чаще всего речь о каких-то мелочах, но в воздухе мелочей нет. Движки опять же перебрать или поменять на контрактные. Модернизировать кое-что…
— Денег не хватает? — быстро спросил Колычев.
— Не в этом дело. Каналы, которые контролировал Мур, застопорились, от флота традиционно ничего не получишь…
— Так надо было обратиться напрямую на ОЗК!
— Мы и обратились. Но Опекунский совет, чтоб его, после неоднократных просьб смог только сообщить, что все мощности корпорации в данный момент заняты выполнением казенных заказов!
— Но это же вранье!
— Нет, братец, это саботаж!
— Но тогда надо было сообщить…
— Кому? Юному сенатору, который усвистал с цесаревичем в круиз?
— Но я же не знал, — покраснел Март. — К тому же это не увеселительная прогулка, а очень важное мероприятие…
— Конечно-конечно, о чем я. У нас тут всего лишь война, а вы…
— Ладно, я все понял! Обещаю, что немедленно вызову сюда директора по продажам и пусть сидит безвылазно, пока все не обеспечит. В самом деле, мне постоянно жалуются на недостаток заказов, а тут…
Некоторое время они молчали, явно досадуя друг на друга, а более всего на себя за несдержанность. Наконец, Колычев взял себя в руки и попытался перевести разговор на другую тему.
— Владимир Васильевич, вы человек опытный, особенно в местных делах, — начал он, тщательно подбирая слова. — Не могли бы вы дать мне кое-какую информацию?
— Ты о чем, Мартемьян?
— Я хотел бы знать, насколько китайцы заинтересованы в приобретении своего воздушного флота?
— Более чем. Это даже не интерес, это почти страсть генералиссимуса и его драгоценной супруги. У тебя есть мысли предложить им контракт?
— Да, обдумываю такую возможность…
— Тут есть две основные загвоздки. Первая — это намерения нашего руководства. Вторая — не факт, что Китай потянет. Флот — штука очень дорогая. Пусть даже и до крайности им необходимая для успешных боевых действий. Мало того, что нужно развернуть базы снабжения, обслуживания и ремонта, обеспечить боекомплектом и запчастями, надо еще обучить персонал, особенно офицерский. А главное — купить корабли. Я немного знаком с финансовыми возможностями Китая. И могу тебя разочаровать. Максимум, на что они могут наскрести золота и серебра, это на одну эскадру легких сил.
— То есть примерно на то же число вымпелов, которое нанято ими сейчас из состава наших приватиров?
— Да, примерно так. Если бы не война, расходы на нее, оккупация значительной части страны… Но тогда и программа строительства флота не была бы так актуальна, согласись. Я ответил на твой вопрос?
— Да, Владимир Васильевич. Большое спасибо.
— Слушай, Мартемьян, я тут наговорил тебе…, ты не сердись. Война, будь она не ладна, не располагает к политесам…
— Нет-нет, что вы. Вы абсолютно правы. И я надеюсь, что все еще можно исправить.
Глава 30
Вернувшись после общения с Зиминым к себе на борт, Колычев так и не смог сомкнуть глаз до самого утра. Ему было, о чем подумать. События, встречи, разговоры, предложения и намеки. И, пожалуй, главное, что он вынес из услышанного и понятого за последние дни — ситуация в государстве российском куда печальней, чем кажется на первый взгляд. Если даже в твердыне имперской мощи — Объединенных Заводах Колычева — не шевелятся и явно саботируют работу по снабжению воюющей эскадры, то что говорить про остальные направления?
Осознание этого факта проявилось в нем мгновенно, как озарение. Разом стали видны нити, ведущие к сенатским либералам и сторонникам «республики для одаренных», где они подобно древнеримским патрициям стали бы полновластными хозяевами державы, не неся при этом никакой ответственности за свои деяния.
Царь может внезапно скончаться… от апоплексического удара табакеркой по голове, неправильного лечения или теракта. А дальше? Цесаревича за борт, как не имеющего Силы, царицу в монастырь или под суд, а на опустевший трон позволят примостить седалище кому-нибудь из великих князей, отобрав взамен реальную власть и заставив провозгласить некую условную «конституцию».
И понесется Россия по кочкам, как и было весной 1917 года. Только без большой войны и с оттяжкой на 25 лет. И что же, как пел один музыкант, будет с родиной и с нами? Про всю Русь-матушку сказать трудно, а вот его судьба видится вполне определенно. Первым делом наложат лапу на активы ОЗК и вообще на все, до чего смогут дотянуться, а если он попробует противодействовать… просто устранят. Нет человека, нет проблемы!
Ну уж нет, подобной развязки он ждать не станет! Поляков и связанные с ним круги не желают смириться с тем, что мимо их зубастых пастей проскользнул такой лакомый кусок пирога, как его наследство? Тем хуже для них, значит, ему придется укоротить их загребущие ручонки и неумеренные хотелки. Желательно по самую шею.
Как говорится, ничего личного, только бизнес! И он — Март, будет вынужден взять на себя функции правосудия. Нет у него ни времени, ни возможностей для сомнений, колебаний и тому подобной чепухи…
Да, его противники — настоящие политические тяжеловесы, за которыми стоит вся мощь их кланов. Плюс к тому, они и сами по себе не кто-нибудь, а гроссы. Сильнейшие одаренные не просто империи, но всего мира…
Но и на великих найдутся свои методы. Понятно, что остальные быстро вычислят, кто источник, но все равно, пусть и недолгий эффект, но будет получен. Притихнут на время.
С удивлением посмотрев на опустевшую чашку крепкого кофе, Колычев попробовал вспомнить, какая она по счету,