Медуза - Томас Тимайер

Пробираясь в темноте, Ханна поняла, как прав был Григорий, предостерегая ее. В каком состоянии она застанет Малкольма и Патрика? От этой мысли у Ханны похолодело внутри. Тем временем тьма отступила, сменившись мертвенно-холодным светом. Свет исходил от лампы, стоявшей подле головы Медузы. Ханна с изумлением увидела, как оба мужчины, подогнув под себя ноги, уселись перед глазом и ощупывают его. По пальцам и рукам их струилась вода. Вопреки прежнему уговору они осветили глаз включенной на полную мощь газовой лампой. Ханна невольно зажмурилась. Выделение воды непонятным образом резко увеличилось. Во всяком случае, не оставалось сомнений в том, что это не стихийный процесс. Материал, из которого изготовлен глаз, обладал способностью поразительно быстро и в огромных объемах поглощать влагу из воздуха. К храму тянулись полосы тумана, словно притянутые магнитом. Трудно даже вообразить себе, что станется, окажись глаз наверху, под безжалостно-ярким солнечным светом. В Ханне зашевелилось подозрение. А как же с человеческим организмом? Ведь по логике и он должен подвергаться обезвоживанию, если человек оказался в непосредственной близости от глаза. Может, и причину психических расстройств следовало искать именно в стремительном обезвоживании организма? Неужели все так просто? А как объяснить голоса, которые слышались сейчас Ханне?

Ханна не успела додумать мысль до конца, потому что в этот миг Патрик и Малкольм, убрав ладони от глаза, поднялись и вперили в нее изумленные взоры. Они явно не могли не заметить ее появления, и все же создавалось впечатление, что они не ожидали увидеть Ханну здесь. Вообще оба, казалось, очнулись после длительного пребывания в глубоком трансе. Нетвердым шагом спустились вниз по ступенькам, и стоило им подойти ближе, как Ханна разглядела, что лица их страшно исхудали, а губы запеклись. Вот, пожалуйста, налицо симптомы быстрого обезвоживания, заключила она.

— Я здесь! — выкрикнула она, стараясь голосом не выдать охватившее ее волнение. — Вы вроде собирались показать мне что-то. И почему здесь у вас столько света? Мы ведь договорились не делать этого.

Малкольм, который, похоже, еще сохранял остатки рассудка, вспомнил.

— Ханна? — рассеянно пробормотал он, проводя по лицу влажными пальцами. — Что ты здесь делаешь? Что-нибудь произошло?

Голос Малкольма постепенно обретал обычные интонации. Да и Патрик вроде очухался, отъединившись от Медузы.

— Произошло. Помнишь наш последний разговор? Ты вызвал меня по рации и сообщил, что верхний вход закрыт и что у вас нет связи с Альбертом и Крисом.

— Да-да, как же, помню. Но это ведь было несколько дней назад. — Малкольм провел руками по жидким взлохмаченным волосам. — А с тех пор столько всего произошло. Мы сделали великое открытие. Подойди сюда, и ты сама убедишься. Все остальное — жалкая чепуха в сравнении с этим.

— Так уж и чепуха! — фыркнула Ханна. — Происходят весьма неприятные вещи. И они вызывают тревогу. Крис нашелся. Он рассказал, что Альберт — шпион, работавший на Дюрана. Вы понимаете, что это значит? Полковник в курсе всего и в данный момент направляется сюда. Он знает, где мы, и намерен завладеть камнем. При необходимости силой.

Ханна говорила с жаром, стремясь убедить Малкольма и Патрика, что речь идет об очень серьезных и даже опасных вещах. Но оба более чем странно отреагировали на услышанное. Малкольм, положив Ханне руку на плечо, совершенно спокойно произнес:

— Успокойся, все в порядке. Никто и ничто не может представлять угрозы для всевидящего и всезнающего Ока. Оно — вне пространства и вне времени. Ханна, пойдем с нами. Ты познаешь мудрость Медузы и, познав ее, поднимешься над всеми.

— Вы что, совсем спятили?! — вскипела Ханна, и голос ее отдался эхом от обсидиановых стен. — Да придите же наконец в себя, идиоты несчастные! Нас всех перестреляют солдаты Дюрана, если мы и дальше будем торчать здесь и болтать без толку. Забираем глаз и сматываемся отсюда!

И Патрик, и Малкольм смотрели на нее, словно на неведомое чудище.

— Забрать Око? — В голосе главного оператора было неприкрытое изумление, а в глазах ярость. — Никому не позволено уносить отсюда Око. А кто нарушит запрет, того ждет суровое наказание! — выкрикнул он.

Лицо Малкольма исказили судороги; Ханна понимала, что он во власти неведомых сил.

И он, и Патрик с головой ушли в мистерии чужеродного камня, и время увещеваний миновало. Кошмар! За считанные часы нормальный человек превращается в бессловесную, лишенную воли марионетку. Она подняла винтовку:

— Ни с места! Оба к стене.

Оружие в руках возымело действие. Когда Ханна навела винтовку на Патрика и Малкольма, она вдруг показалась ей неимоверно тяжелой. Никогда в жизни ей не приходилось угрожать кому-либо оружием. Она внезапно поняла, что пути к отступлению нет. Как и к примирению — отныне все они делились на проигравших и победителей. И первые расплачивались жизнью.

Полковник Дюран посмотрел на часы. Три… Две… Одна…

Ущелье сотряс глухой взрыв. К небу взметнулось облако пыли и песка, подхваченное ветром, который унес его прочь. Дюран поднял руку, и солдаты стали выскакивать из-за скал, где укрывались от взрыва.

Он вновь взглянул на часы, надел пылезащитные очки и стал спускаться вниз, в долину, — ознакомиться с обстановкой. Один из подчиненных ему командиров, Сада Кутуби, верзила почти двухметрового роста с автоматом через плечо и вещмешком, поторопился за Дюраном. Зная отвращение полковника к пустословию, и солдаты, и командиры хранили молчание.

Когда группа четверть часа спустя дошла до низа долины, тишину нарушил звук поднявшегося в воздух подобно хищному ворону вертолета. Машина возвращалась в форт — прогноз погоды на ближайшие часы оказался неутешительным. Перистые облака на темно-синем небосклоне были явным признаком надвигавшейся бури.

Дюран усилием воли заставил себя не смотреть вслед отлетавшему вертолету — необходимо сосредоточиться на выполнении стоящей перед ним задачи. Ветер доносил до его подчиненных слова четких распоряжений. Уже несколько минут спустя Дюран имел возможность своими глазами взглянуть на результат взрыва. Он, человек искушенный, тем не менее был поражен мастерством всего одного профессионала, умело заложившего заряд для направленного подрыва. Отличной работой он обязан своему эксперту-саперу Абре из рода Тубу — ветерану, человеку, родившемуся и выросшему среди скал. Абре на самом деле мог подчинить себе любую скалу. Завидев полковника, он в знак приветствия поднял свою трубку, сделанную из патронной гильзы. Ноздри Дюрана уловили ядреный аромат табака. Осмотрев плоды работы туарега, полковник похлопал Абре по плечу.