Тибет и далай-лама. Мертвый город Хара-Хото - Петр Козлов

Моя поездка в горы. – Следы периодической энергичной деятельности вод в горах. – Хребет Ала-шань; его флора и фауна. – Горный баран. – Ушастый фазан. – Монастыри Барун-хит и Цзун-хит. – Возвращение членов экспедиции. – Обед и вечер в обществе алаша-цин-вана. – Новые экскурсии моих помощников.

Проводя бо́льшую часть времени в Дын-юань-ине за разного рода занятиями, я всей душой рвался в горы, завидуя спутникам, экскурсировавшим сначала в соседнем ущельи рядом с первой стоянкой в Субурган-голе – Цзосто, где они собрали запоздавших пролетных птиц, а затем в ущельи Хотэн-гол.

При входе в Хотэнголское ущелье находится могила одной из жен нынешнего цин-вана – матери третьего сына – У-е – и двух ее детей, погребенных с нею рядом под насыпями. Место упокоения китайской принцессы обнесено глиняной оградой и украшено аллеей из горных елей. Вблизи, с севера, в самом устьи горного ущелья в скале имеется оригинальная обитель ламайского аскета, некогда проживавшего здесь. Дверь и клетчатое окно придают постройке сказочный характер.

В общей сложности в обоих ущельях мне удалось прожить вместе с экскурсантами около недели, но надежда на богатые сборы, к сожалению, не оправдалась.

Как отрадно, как радостно бывало вырваться из пыльных, грязных людных улиц города на простор, где свободно веет свежий ветерок, обдавая вас горной прохладой и ароматным запахом зелени. Вдали неясно вырисовывается хребет, растительность которого особенно гармонирует с окружающими серыми тонами скал. Заранее уже наметишь себе желанный уголок и стремительно несешься к нему на бойком монгольском иноходце.

Проводимые среди природы дни я всегда старался использовать в самых широких размерах, охотясь за зверями и птицами, пополняя зоологические сборы и определяя высоты седловин или вершин Ала-шаня. Самыми лучшими минутами для меня бывали те минуты, когда в полном одиночестве я сиживал где-либо на одной из вершин хребта, как это было при подъеме на Ала-шань по ущелью Хотэн-гол. По обе стороны, помню, уходили, словно морские дали, бесконечные волнистые увалы, окутанные пыльной дымкой. На западе тянулась песчаная пустыня, а на востоке тускло блестела водная лента Хуан-хэ.

К северу стояли громады отвесных известняковых или песчаниковых скал, контрастно выделяясь своими серо-желтыми оттенками, а к югу вдоль хребта открывался вид на его гребень, извивавшийся зеленою змеею в самых затейливых очертаниях. Подножья гор окаймляли мощные конгломераты, разрываемые в оригинальные балки живыми силами периодических вод, бегущих иногда по крутизнам Ала-шаня со страшною стремительностью. Хребет Ала-шань, кроме того, богат залежами превосходного каменного угля.

В состав хребта – его геологического строения вообще, помимо отмеченных известняков, песчаников и конгломератов, входят сланцы, фельзит, фельзитовый порфир, гранулит, гнейс и породы новейшего вулканического происхождения.

В геологическом отношении более подробно хребет Ала-шань описан геологами В. А. Обручевым[131] и А. А. Черновым[132].

Вблизи меня витали стрижи, а в отдалении парили бурые и снежные или гималайские грифы. Из глубины ущелья долетали голоса кукушки и голубого фазана (Grossoptilon auritum). В подобной обстановке, весь погруженный в созерцание мощной природы, я не замечал времени и мог просиживать часами.

Хребет Ала-шань[133], простираясь в направлении близком к меридиональному, выступает зубчатой стеной, украшенной лесом и ковром альпийских лугов, и отделяет выжженные равнины Ордоса от еще более бесплодной пустыни Алаша. Горы расположены конусообразно, быстро поднимаясь над пьедесталом, причем гребень массива достигает трехверстной высоты. Наивысшая, средняя часть хребта несет обыкновенно притупленные вершины, тогда как более низкие окраины выделяют скалы и пики, иногда напоминающие по форме китайские башни прежних отдаленных времен. Омывая с востока основную часть алашанского массива, река Хуан-хэ как бы разрывает его на две части и обособляет северное крыло гор, имеющее за рекою заметное уклонение на восток.

Глубокие ущелья с отвесными каменистыми склонами врезаются в гигантский вал хребта, образуя вместе с поперечными и продольными седловинами самые сложные сочетания. На дне этих ущелий, в особенности на западном, более многоводном склоне гор, наблюдаются ничтожные ключи и колодцы, большею частью с пресной водой, а иногда с примесью сероводорода. В огромном большинстве случаев ключи содержат лишь самое минимальное количество влаги и вскоре пересыхают; несмотря на это, в них нередко встречаются мелкие рыбки из рода Nemachilus [по-видимому, голец], возможность существования которых кажется действительно довольно загадочной, в особенности если принять во внимание, что во время продолжительной засухи ключи часто пересыхают совершенно[134]. Около воды имеются полянки свежей зелени и пашни и огороды китайцев, обнесенные глинобитными стенками, вероятно для защиты от монгольского скота.

Дорожа водою, туземцы окапывают ключи и ограждают их камнями, чтобы они не растекались по равнине; кроме того, выкапываются водоемы и пруды, из которых по мере надобности пускают воду, необходимую для поливки хлебов.

Как в самом княжестве Алаша, так и на территории Ордоса, с каждым годом растет экономическое порабощение монголов китайцами. Захватывая все лучшие участки земли не только в горах, но и в прилежащей с востока к горам части долины Желтой реки, устраивают образцовые хозяйства, окружают их целыми системами каналов искусственного орошения, а своих добродушных соседей – монголов – вытесняют в глубину бесплодной пустыни. Кроме земледелия, китайцы занимаются добычей каменного угля, зачастую присваивая каменноугольные залежи, принадлежащие алаша-цин-вану, и хищническим истреблением леса. На склонах хребта Ала-шаня нет теперь, кажется, такого ущелья, где бы не стояли группами фанзы, где бы не раздавался стук топора и не мелькали светлые пятна подрубленных стволов.

Промышленники проникают до самого верхнего пояса гор, не щадя ни одной породы деревьев, раз дерево достигло известного определенного возраста[135], и только недоступные дикие скалы сохраняют неприкосновенным переросшее дерево. Повсюду среди леса видны дороги, предательские тропинки, приводящие часто к головокружительным крутизнам, откуда сталкиваются в пропасть бревна и жерди. С более богатого растительностью западного склона хребта лес доставляется в Дын-юань-ин, с восточного – в Нин-ся. Если принять во внимание ежегодную, ничем не ограничиваемую убыль леса, то станет понятным, почему систематически пересыхают ключи и колодцы Ала-шаня, почему оазис Дын-юань-ин беднеет водою и почему, наконец, монгольскому населению в самом недалеком будущем грозит полное разорение.