Греческая цивилизация. Т.2. От Антигоны до Сократа - Андре Боннар

Но вот перед нами тот же Клеон, но отбросивший лесть, в своем настоящем обличии. Он разражается ураганом жестокостей («Самый неистовый из граждан Афин», — говорит Фукидид), бурей угроз. Он разоблачает, заставляет сечь добрых слуг народа. За что? Чтобы ему платили, чтобы его покупали. Он занимается шантажом. Во всем и везде «он покоится на цветах продажности». Он требует, он вымогает, он конфискует. Он заставляет вписать своих врагов в число богачей для занесения их в налоговые списки. «Он щупает городских сановников, как винные ягоды, чтобы увидеть, какие из них созрели или готовы созреть. Он бездна, он Харибда хищений. Он прибегает в городской совет с пустым желудком и выходит оттуда с набитым брюхом. С вершины скал Аттики он караулит дань союзников, как рыбак караулит тунцов. Он пожирает острова, как собака вылизывает блюдо». Наконец, предлагая народу-властелину, Демосу, крохотный кусочек, он оставляет для себя «весь пирог целиком». (Мы и теперь употребляем эти метафоры.)

Итак, Клеон — льстец, он жаден, он вор, и он этим хвастает. «Я горжусь своими кражами, — говорит он своему сопернику, — а не ты!.. И я нарушаю клятву, когда меня ловят с поличным!»

Другие, второстепенные черточки еще выпуклее представляют характер этого персонажа. Клеон трус (как и у Фукидида), он груб, он неотесан, это «проходимец». Он развратен и похотлив. Не говоря уже об отталкивающей наружности: от него воняет, как от тюленя, он павиан, у него зад, как у верблюда… Не говорю об остальном.

Таков самый колоритный из преемников Перикла. Но почему? Потому что народ имеет тех властителей, каких он заслуживает. Мы к этому вернемся. Но обратимся сначала к «Осам», этой пьесе об афинских судебных учреждениях, этой картине народа, страдающего манией судебных дел, разъедаемого тяжбами и процессами, из которой Расин сделал своих забавных «Сутяг».

«Осы» совершенно ясно показывают необходимость множить и множить судебные процессы, чтобы было чем кормиться народу-судье. Иначе для этих народных масс, утративших вкус к работе и возможность работать, наступит голодная пора. «Ну как же, отец, — говорит маленький мальчик, который освещает дорогу старому судье, идущему до света в суд, — если бы архонт не назначил сегодняшнего заседания, на что бы мы купили себе обед?»

Перед нами класс людей, который не может жить — и жить довольно плохо, раз у него нет других источников существования, — иначе, чем бесконечными процессами. Эти процессы фабрикуются посредством доносов. Между демагогами и судьями заключен негласный, но весьма определенный договор. Для содержания этого пролетариата чиновников политики возбуждают или заставляют возбуждать бесчисленные процессы, они предоставляют доносу царить в городе. И народ, признательный до раболепия перед теми, кто его кормит, поддерживает в собрании политику своих поставщиков подсудных дел. Тут договор такого рода, что обе стороны закабалены одна другой. Аристофан разоблачает этот договор о взаимной кабале. Главное действующее лицо пьесы, судья Филоклеон, хвастает — и вполне справедливо, — что приучил демагогов. «Даже Клеон, — говорит он, — этот горлопан, остерегается нас укусить; наоборот, он ласкает нас, отгоняет от нас мух… А Феор чистит нам башмаки…» Аристофан заставляет Бделиклеона (кого тошнит от Клеона) развивать свою любимую тему перед своим отцом Филоклеоном: «Ты раб и этого не подозреваешь». Демагоги, гораздо более хитрые, чем чиновники, извлекают из заключенного договора крупные барыши. «Они вырывают у городов сразу по пятьдесят талантов», предоставляя «судье глодать отбросы их великолепия». Бделиклеон это доказывает с цифрами в руках. Доходы от налогов и дани с подданных империи составляют две тысячи талантов. Вознаграждение народа-судьи составляет сто пятьдесят талантов. «Куда девается остальное?» — спрашивает он. «В карманы тех, кто говорит: я не предам тявкающую толпу афинян, но всегда буду бороться за народные массы».

Однако политики точно придерживаются пункта договора, обязывающего их давать судьям ежедневный рацион за разбирательство тяжб — к несчастью Афин. Они обращаются к сикофантам (так называли в Афинах профессиональных доносчиков и шантажистов). А не то предпочитают сами заниматься этим выгодным ремеслом. Сикофанты были худшими из паразитов афинской демократии. Все комедии Аристофана наполнены ими. Донос свирепствует в Афинах времен Пелопоннесской войны. Необходимость выдавать судьям поденную плату и усиление раздоров между партиями в обстановке близкого поражения приводят к тому, что Афины начинает подтачивать эта ужасная язва.

Понятно, что если это бедствие получило такое широкое распространение, то это произошло отчасти из-за серьезных недостатков судебных учреждений. В Афинах нет общественного министерства, нет обвинительных камер. Общество не преследует. Этим правом обладает только пострадавшее лицо. В результате, если надлежит обвинить в поступке, наносящем ущерб общественным интересам, любой гражданин, принадлежащий к общине, может выступить в роли обвинителя и донести об этом проступке. Отсюда такое обилие доносчиков, среди которых более всего политиков, уверенных в том, что они угождают народу, возбуждая как можно больше обвинений, касающихся безопасности государства.

Доносят на всех и на вся: обвиняют союзные города, чтобы увеличить взимаемую с них дань; доносят на богачей, чтобы конфисковать их имущество; обвиняют чиновников во взятках или в хищении общественных денег; обвиняют в попытках установить тиранию, в бесчисленных заговорах… Афины живут в атмосфере неуверенности и страха, отголоски которых встречаются у Фукидида, равно как и у Аристофана.

Комедия выбирает вопиющие случаи, а иногда сочиняет любопытные доносы. Достаточно быть слишком элегантно одетым, носить плащ с бахромой, холить бороду, чтобы быть обвиненным в качестве врага народа, аристократа и монархиста. Бделиклеона также обвиняют в стремлении к тирании. Он говорит:

Вам мерещатся тираны, заговорщики везде,

Обсуждаете ль вы дело важное или пустяк;

Между тем о тирании уж полвека не слыхать,

Ну а вы соленой рыбой меньше заняты, чем ей.

На базаре даже стали о тиранах все кричать.

Ты себе торгуешь карпа, не салакушку, — сейчас

Продавец дешевой рыбы тут же рядом заворчит:

«Этот, кажется, припасы выбирает, как тиран».

Ты приценишься к порею, чтоб приправить рыбку им, —

На тебя взглянувши косо, зеленщица говорит:

«Ишь, порею захотелось! Иль тираном хочешь быть?»

(«Îñû», ñò. 488–498, ïåðåâîä Í. Êîðíèëîâà)

Портрет убийственный и мрачный при всем его комизме, но это портрет афинского народа и его хозяев, который рисует нам Аристофан. Его некогда считали врагом демократии. Вопиющая ошибка! Аристофан — лучший друг афинского народа, он друг, который любит его настолько, чтобы сказать ему всю правду. Эта картина настолько верна даже в своих преувеличениях, что она дает нам чуть не пророческое представление о том, во что превратится демократия в середине IV века до н. э.

* * *

Во времена Солона — будем повторять это без устали, вернемся еще раз к этой великой надежде, слишком рано исчезнувшей, — во времена Солона в Аттике сформировался социальный класс, который был классом производительным: то были большей частью мелкие крестьяне. К ним присоединились городские ремесленники. Оказавшись втянутыми в производство материальных и культурных благ, и те и другие играли революционную роль в создании новых установлений.

Война и порядки, а затем и эксплуатация афинской державы разорили их производство, нарушили крепкие связи, объединявшие их для участия в общем труде. Этот труд становился напрасным. В Афинах не стало класса равноправных граждан, объединенных обладанием этими правами, плодами своих усилий. Оставалось лишь скопление индивидов, связанных между собой одной бедностью и ненавистью к некоторым эксплуатировавшим их лицам.

У них, запертых в Афинах, как на острове, обреченных на праздность, не сохранилось ничего общего, кроме дележа богатств, добытых за счет державы, готовой рухнуть. Целые тысячи людей были должностными лицами, служащими, судьями. Чтобы заработать свою плату, многие из них записывались сразу в несколько отделений Народного Суда с целью получить деньги в каждом из них после разбирательства лишь одного дела. Случайные раздачи денег и продуктов дополняли эту довольно скудную плату. Но они жалуются — мы видим это в «Осах» — на то, что получают лишь ничтожную часть из дани союзников, тогда как большая часть ее уходит на военные расходы или в карманы их хозяев-демагогов. Экономические основы, на которых зиждется жизнь афинских граждан, совершенно иллюзорны. Реальные средства к существованию давали только дань союзников и главным образом рабский труд.