Весь этот джакч (дилогия) - Андрей Лазарчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щека, часть подбородка и горла были покрыты не настоящей кожей, а тоненькой прозрачной морщинистой плёночкой, готовой вот-вот лопнуть или потрескаться.
– Обожглась, – сказала Илли. – Щёлочь. Хорошо, отшатнуться успела.
– Бывает, – сказал Лимон. – Опыты?
– Домашнее хозяйство. Ну и глупость, конечно. Ладно, наплевать…
Она встряхнула платок, пересложила его и снова замотала вокруг головы:
– Лучше?
– Сойдёт. Смотри, кто там…
– Ага.
Тяжело опираясь на полосатую рейку, шёл тренер Руф. Казалось, что ему лет семьдесят.
– Вы на ногах? – спросил он, поравнявшись с Лимоном и Илли. – Надо на кухне помочь. Малыши некормленые…
– Там же сгорело всё, – сказала Илли.
– Консервы открыть, чай какой-нибудь придумать. Помогите.
– Ага, – сказал Лимон. – Что это было, тренер?
– Не знаю… даже предположить не могу. Боюсь, какое-то оружие…
– Тогда – война?
– Тоже не знаю… потом поговорим, ладно? Когда хоть что-нибудь узнаем… И вот что: надо провести разведку.
– Куда? – спросил Лимон.
– В город.
– Сейчас?
– Скоро. Покормим малышей… Потом подходите к машине.
– К той же самой?
– Конечно.
– Тренер… – сказала Илли, когда Руф уже отошёл на пару шагов.
– Да?
– Всё же обойдётся, правда? Всё же будет хорошо, да?
Тренер помолчал. Потом покачал головой:
– Нет. Не думаю. Надо… вот… – он сжал кулак. – Держаться. Крепко держаться. А пока… Идите открывать консервы.
И пошёл дальше, тяжело опираясь на рейку.
– Группа, – не оборачиваясь и не повышая голоса, скомандовал Лимон. – Выходи строиться.
Так вот оно само собой и решилось с нехорошим числом: вышли и построились пятнадцать, а двое – так и остались в палатке, парень шипел и злился, девчонка ревела, их не уговаривали и не ругали, просто велели больше не проситься. Забрали вещи и ушли. Мы вернёмся, а вас уже нет, ясно?
Лимон построил полувзвод в шеренги по три, встал сбоку, скомандовал: «Становись. Равняйсь. Смирно. Шагом – марш…»
Шагнули плохо, почти вразнобой, но Лимон сделал вид, что не заметил.
– Песню – запевай.
И сам начал:
– На рассвете туман, туман, на рассвете шаги, шаги…
Подхватил только Шило. Остальные тупо не знали слов, и это Лимон понял с запозданием, а ведь можно было догадаться. Но он упрямо вытягивал строки, стараясь угадать под ритм шагов, и в какой-то момент услышал, как ребята подтягивают – кто наугад, кто просто «та-та-там»…
Элу Мичеду, класс 5-й «синий»
«Как я провёл лето» сочинение
Сочинение № 4 из 12
Я не знаю что произошло и не знаит ни кто. Может быть потом нам скажут, а пока я напишу что помню и как помню. Но всё равно всё это как плохой сон. Сначало Джедо Шанье ночью разбил ногу. Он говорил, что видел громадного горного лося, без шерсти как голенище. Был сильный туман, и он держался всё утро и потом. Мы ходили как в молоке, видно было совсем ничего. Джедо сделали укол от боли и он спал. Поэтому мы решили отложить окончательное формирование нашего отряда. Мы решили сделать свой отряд, чтобы тренераваться. Название отряда было или «Золотое знамя», или «Неустрашимые». «Неустрашимые» назывались отборные бойцы у Императора Цаккха и у Гуса Счастливого. Но мы ещё окончательно не решили. Потому что Джедо был наш командир, и без него было нечестно. Потом протрубили к обеду, но ничего не получилось. Я помню, что просто лёг. Мне было непонятно чего страшно, но страшно очень сильно, только бежать некуда, и хотелось зарыться. И не знаю, что делали другие. Потому что закрыл глаза и зажал уши. И так лежал. Потом мне стало казаться, что меня уже похоронили, и тогда я встал, хотя ноги не слушались. Все вокруг плакали или стонали. Я не знаю, сколько так было, потому что туман всё так и стоял, и казалось, что в тумане кто-то ходит очень громадный. А потом както стало легче, только очень пусто в голове, мне даже объяснить тяжело, но это как будто есть просо без соли, только не на языке, а вообще везде. И все стали подниматься на ноги, и всем тоже было плохо, а некоторых даже рвало. Я думаю, это пандейцы пустили какой-то газ. И столовая сгорела, точнее кухня.
Никому ничего не хотелось делать, а только лежать и сильно грустить, и поэтому я стал всех заставлять что-то делать. На меня злились, но делали. Потом пришёл Джедо. Он стал делать то же, что и я, и теперь злились на него. Несколько человек вышли из отряда, и никто о них не жалел. Мы построились и пошли помогать поварам готовить еду.
Конец сочинения №4.
Глава седьмая
Вечером никуда не поехали, потому что просто не смогли. Тренер Руф Силп, державшийся до последнего, тоже «поплыл» и сказал, что надо дождаться завтрашнего дня, и вообще утром должна прийти помощь, и нужно сначала получить инструкции из города, а уж потом что-то делать, иначе как бы не наломать дров… Лимон понимал, что это отговорки, но с самой мыслью был согласен: в таком состоянии ехать ночью просто невозможно. Вообще взрослые выглядели хуже ребят, это Лимон ещё успел уцепить, но он тоже слишком устал, чтобы обдумать замеченное, да и верно сказано: что к ночи чёрный чугун, то утром светлое пёрышко…
Лимон зашёл в медпункт, взять обезболивающих таблеток. В медпункте сидела пропавшая утром толстая Мьеда и перебирала какие-то документы – что-то на стол, что-то на пол. Она была растрёпанная и говорила невнятно, таблеток не дала, и Лимон решил, что лучше не связываться.
Он долго не мог уснуть, ворочался. Болела нога, томило беспокойство. А вдруг в городе ещё хуже? Они ведь ближе к границе – первый удар был по ним. Главное, всё непонятно…
Он изо всех сил старался не думать о родителях – и, разумеется, только о них и думал, представлял картины вражеского вторжения, и отец с пулемётом всех побеждал, спасал мать… и вдруг эта правильная картина исчезала, и он будто сверху видел: перевёрнутая горящая машина, и несколько тел разбросаны вокруг, и кто-то маленький – кажется, он сам – ковыляет рядом и, не дотрагиваясь до трупов, пытается заглянуть в лица, узнать… а ещё лучше – не узнать…
Вся палатка была плотно наполнена стонами, всхлипами и невнятным бормотанием. Это тоже было страшно.
Всё же удалось уснуть. Скверным липким сном, который, однако, отгородил Лимона и от того, что было, и от того, что ждёт – то ли впереди, то ли просто за полотняным пологом палатки…
Лимон проснулся от боли и от холода. Одеяло сползло, а больная нога как-то неудачно заползла под здоровую. Он с трудом распрямился, потом сполз с койки, нашарил костыль, дохромал до выхода и выглянул наружу.
Как ни странно, было уже светло. Светло и настолько ясно, что вся Крепость была как на открытке. Значит, время уже позднее. Но никто не трубил подъём… впрочем, и жрать не хотелось совсем – настолько не хотелось, что одна мысль об еде вызвала тошноту. А почему подумал об еде? Наверное, по привычке: личный состав должен быть накормлен…
Его передёрнуло от презрения к себе. Вся затея с отрядом была дурацкая и совсем детская. Для первоклашек. Вот произошло что-то настоящее… и что? Что дальше-то?
Надо ехать в город, твёрдо сказал он себе. Ехать в город. Хоть что-нибудь, да узнаем.
Он растолкал Сапога, Пороха, Костыля и Маркиза. Дольше всех отбивался Маркиз.
– Парни, – сказал Лимон. – Я сейчас поеду в город. Вы здесь при оружии. Охраняйте всё, а особенно кухню и тир. Оружейку. Понятно?
– Кто на неё позарится? – пробормотал Сапог.
– Не знаю, – сказал Лимон. – Но это сейчас самое ценное. Из всего, что здесь есть.
– Я с тобой, – сунулся сверху Шило.
– Нет, – сказал Лимон. – Сегодня мы с тобой будем порознь. С братом в разведку не ходят.
– Почему?
– Не дурак, должен понимать…
– Лимон прав, – сказал Порох. – Будешь при мне. Поучу тебя обращению с ружьём.
– Не хочу, – со склочными нотками в голосе сказал Шило. – Я в город. Пусть Лимон остаётся.
– Это приказ, – сказал Лимон.
– Какой ещё приказ…
И тогда Лимон врезал брату. Прямо по свисшей с верхней койки башке.
– Ты чего?..
– Это приказ. Я командир. Ты боец. Если недоволен, можешь уходить. Мне такие не нужны.
Капнула кровь. Потом ещё, ещё и ещё. Все посмотрели вниз, на кляксы.
– Я понял, командир, – сказал Шило.
– Вот и отлично, – сказал Лимон.
– Но я…
– Что?
– Ничего.
Лимон вышел. Его трясло.
Он едва не убил маленького поганца.
Дальше было не лучше. Тренера никто не видел, толстенькая Мьеда не могла подняться с койки, одна машина ночью исчезла, а с нею двое поваров и двое воспитателей, медсестра Гента спала каким-то страшным сном (с полуприкрытыми веками – потом она несколько раз являлась Лимону в кошмарах), и только в штабной палатке Лимону попался единственный что-то соображающий взрослый – тот самый, который вчера искал медпункт. Сейчас он сидел за столом и массировал пальцами виски.
