Власть над водами пресными и солеными. Книга 1 - Customer

А у Соньки замок на двери в подвальную сокровищницу помер. Естественной смертью. И на замену ему был куплен новый. Года два назад, не меньше. А до лучших времен дверь была заперта на сложенную втрое картонку и резинку от лифчика. Очень эстетично. Хаус-мастер, очевидно, решил, что это сугубо русское декоративное решение — лифчиками двери подпирать. И не торопился красоту такую менять на скучный стандартный замок.

Можно было, конечно, Майку отрядить на приведение хаус-мастера к присяге и хаус-мастеровским обязанностям, но я воспользовалась ситуацией. И Гера ушел ввинчивать замок, отделив себя от наших женских споров четырьмя этажами и длинным подземным коридором.

Мать, разумеется, знала: ее жизнь в Германии — это жизнь взаймы. Взаймы у Сониной нерешительности. У Майкиной непонятливости. У Гериной терпимости. Что у порога уже маячу я с огненным мечом наперевес. И маминому беспределу неотвратимо приходит… именно. Он самый.

Но поныть-то надо! Позудеть на тему «злые вы, недобрые». Не уважаете старушку, а я всю жизнь вам отдала. Не по-человечески поступаете, разлучаете с магазинами накануне распродаж. Дайте хоть с KaDeWe напоследок облобзаться!

Мой обличающий перст утыкается в кучу пакетов из дорогущего KaDeWe, сваленных в углу. Нет, мама, этот номер у вас не пройдет. Среднестатистической немке такого количества пакетов хватило бы на десять лет счастливых воспоминаний. Прощайтесь с видом из окна, вам уже хватит.

И тут мать взрывается.

— Как ты смеешь мне указывать! — орет она, плюясь мне в грудь (уж куда достала). — Как ТЫ смеешь! Дрянь психическая! Я на тебя управу найду! Я опеку над тобой оформлю! Я тебя в клинику сдам!

— Для опытов? — холодно интересуюсь я. — Уже было. И клиника. И опыты. На человеке. Захлопотались, мамулечка, доктор Менгеле[52] ты наш? — я наклоняюсь и смотрю в остекленевшие от ненависти глаза. — А теперь подумай: если ты ради недели распродаж готова собственную дочь дееспособности лишить, можно тебя к Герке подпускать?

— Да нужен мне ваш паршивый Герка… — сопит мать. — Учтите… — она обводит бешеным взглядом нас, стоящих плечом к плечу, — после моей смерти ни одна из вас ни копейки не получит. Ни. Копейки. Дом и все имущество соседским детям завещаю!

Мы, не сговариваясь, начинаем ржать.

Ну почему, почему они все пытаются припугнуть нас лишением наследства? Папочка — тот хоть шантажировал дочек недолго. Завел по-тихому любовницу, всё собирался от мамаши уйти, пожить напоследок на широкую ногу, а имущество свое новой жене оставить. Доказав, что надоели мы папаше за его век хуже осени. Вот только до желанного расставания не дотянул, помер на шестом десятке. К вящему мамочкиному торжеству.

Зато рассказы о прелестной соседской дочери преследуют каждую из нас с раннего детства. Где-то рядом вечно маячил призрак идеальной девочки, ласковой и благодарной, внимающей речам нашей маменьки, точно Моисей — слову господню. Призрачные наушницы во всем превосходили любую из нас. И вполне могли нас заменить. В сердце, в жизни, в завещании мамочки. «О сколько их упало в эту бездну»…

Когда мы были школьницами, в рассказах фигурировали наши однолетки, отличницы-спортсменки-аккуратистки. Повзрослели мы — и наперсницы повзрослели. Стали студентками-отличницами-спортсменками. А теперь мамулиным протеже, по идее, должно за сорок перевалить. Ан нет. Сорокалетние — бабы себе на уме, соперницы с форой в два десятилетия. Зато их детки, одного возраста с Геркой — то, что надо. Почтительны, скромны, прилежны. С во-от такими чуткими ушами. Куда наша маман складирует свой драгоценный жизненный опыт.

И ведь знает, знает цену этому прилежному почтению и скромному прилежанию. Знает, что сварливиц вроде нее окучивают не из любви, а из корысти. Нас продавить надеется. Продавить до услужающего состояния, когда родных сестер за лишний пунктик в завещании предаешь, когда за ласковый кивок дурной бабы всей душой подличаешь, когда себя от жадности не помнишь…

Эх, мама, мама! Как же ты за столько лет не поняла: мы хоть и не святые нищеброды, а за твое «варенье на завтра» на задних лапках ходить не станем. И друг друга подставлять не станем. Потому что если встретилась тебе в жизни дружба, то с нею как с любовью надо обращаться — бережно и благодарно. А мы не просто сестры. Мы очень дружные сестры. Несмотря на то (или благодаря тому?), что мы такие разные.

В приключенческой литературе моменты интеллектуальных находок вечно за кадром остаются. Герои бесперечь блуждают в таинственных местах и без устали рубят таинственных монстров. Не дав себе труда выяснить, из кого они мясцо чоу мейн по-китайски нарезают. Иной раз так и крикнула бы: да стой ты, трансформер картонный! Поговори с чудищем по-человечески — и сразу на следующий уровень выйдешь!

Ради оживляжа своего вояжа мне следовало бы кинуться на непутевую маменьку с крестом, мечом, осиновым колом и прочим инструментарием чудоюдоборца. И опробовать эти убогие антимагические средства перед тем, как она меня прикончит. Если прикончить меня входит в задачу. А то ведь подвесит на ржавых кандалах в темнице сырой, и виси себе, покачивайся — день за днем, год за годом…

Но я решила действовать разумно.

Уничтожить противника — дело второе. Первое — выжить в ходе уничтожения. И самой выжить, и Дубину мамашиному хитроумию не скормить. Он дурак, его уже однажды на человеколюбии поймали.

Геркулес в тот знаменательный день меня к маменьке за шкирдон притащил. Думал, здесь напарницу дорогую от всех хворей вылечат. Включая душевную. И в результате синьора мамуля, закосив под колдуна вуду, вытащила из меня суккуба. Так до сих пор и не знаю, с какой целью.

Хотя узнать пора бы. Расспросить пора и ламию, и суккуба: а вы, собственно, кто такие? И зачем вошли в мою жизнь, в мой разум, в мою плоть? Причем не поодиночке опрашивать, а всей компанией. Поодиночке эти монстрилы будут водить тебя за нос, как Талибан американцев.

Долго ли девушкам собраться вчетвером в кафе? У Кэрри Брэдшоу узнайте! И вот, я уже сижу со всеми своими альтер-эго, будто обаяшка Кэрри с Мирандой-Самантой-Шарлоттой за вечерним десертом. Причем не где-нибудь, а в кафе Starbucks на Ку-дамм в Берлине, любимой Мекке шопинга для крупных дам и крупных мужчин.

Никого из нас, удобно устроившихся в креслах у окна и глядящих сверху на Курфюрстендамм, мелкой не назовешь. Дракон, ламия, суккуб и киллер в женском облике — отнюдь не субтильные созданья. Берлинцы с привычным хладнокровием не обращают на нас, фриков, никакого внимания. Думают, мы тут лав-парада ждем. Или с прошлого гостим, никак костюмы на цивильные не поменяем.