Законы заблуждений - Андрей Мартьянов

Все четверо наконец обратили внимание на остановившихся у порога Гунтера с Мишелем. Норманн почему-то озирался с выражением испуга в глазах, хотя даже сам себе не мог ответить, отчего встревожился.

– О, рад вас видеть! – Ангерран де Фуа мгновенно вскочил и легко поклонился. – Пожаловали доблестные защитники Мессины! Много англичан уложили?

– Достаточно, – осторожно сказал Гунтер, которому окончательно перестал нравиться царивший в комнате принцессы холод. Он был каким-то слишком… слишком неестественным.

– Позвольте вам представить, – начал Ангерран и кивнул в сторону седого: – Мессир де Гонтар из Лангедока, мой старый знакомый. Хайме де Транкавель да Хименес, наследник графа Редэ. Господа де Фармер и фон Райхерт.

– Премного наслышан, – недовольно ответил седой и тоже поднялся. – Простите, господа, мне пора. Дела, знаете ли. Еще увидимся.

Он быстро прошел к двери, оттеснил ничего не понимающего Гунтера, а Мишель шарахнулся в сторону так, словно наяву узрел живого дракона или столкнулся на кладбище с вурдалаком. Де Гонтар хлопнул дверью и со стороны коридора донесся звук удаляющихся шагов.

– Я думаю, никого не заденет, если я скажу, что порой просто ненавижу этого господина? – вопросил сам себя Ангерран, но тут же принял на себя роль гостеприимного хозяина. – Господа, присаживайтесь. Вина?

– Еды! – буркнул Гунтер. – И затопите камин.

– Хорошо, – неожиданно покладисто согласился Ангерран. – Я сейчас схожу в трапезную и принесу горячей пищи. А вы пока знакомьтесь с мессиром Хайме.

Гунтер успел сообразить, что они с Мишелем стали невольными свидетелями неких, скорее всего внутрисемейных дрязг, которые на публику обычно не выносятся. Судя по поведению Ангеррана, старый прохвост взял на себя должность посредника в беседе Хайме со странным господином де Гонтаром. Интересно, почему Гонтар в ответ на представление бросил «Премного наслышан» с таким видом, будто Гунтер и сэр Мишель его кровные враги? И все равно манера речи величественного пожилого господина заставляла германца напрячь память и сделать ясный вывод: они прежде виделись. Причем недавно.

– Шевалье де Транкавель? – сэр Мишель быстро позабыл свой непонятный испуг и неожиданно для Гунтера поклонился с самым серьезным и напыщенным видом. – Я счастлив, сударь, увидеться с одним из отпрысков столь славной фамилии. Вы тоже направляетесь в Святую землю?

– Признаться, мессир, я сам пока не знаю, – устало отозвался Хайме, глядя куда-то в сторону. – И еще, шевалье. Очень прошу вас, как человека, без всякого сомнения благовоспитанного, постараться как можно реже вспоминать о том, что мне довелось родиться сыном графа Редэ. Иногда титулы и родословные могут изрядно надоесть.

– О, разумеется! – Мишель, рассматривавший Хайме с крайней заинтересованностью, подсел на стул рядом и начал обычную куртуазную беседу – хорошо ли доехали, как ныне дела на юге Франции, много ли рыцарей из Лангедока собираются в Крестовый поход и так далее. В ответ норманнский рыцарь получал лишь сдержанные «да» или «нет», а Гунтер, которому больше всего хотелось поесть и поспать, неожиданно почувствовал, как его потянули за руку.

– Пошли на крыльцо, поболтаем, – тихо сказал Казаков. – Что-то у меня в голове сплошной сумбур образовался. Может, ты чем поможешь.

Устроились простецки: на верхней ступеньке всхода, как раз там, где Сергей разговаривал с Рено два часа назад. Казаков, естественно, не забыл прихватить обязательный кувшин с вином. Говорили на английском языке образца ХХ века, чтобы пробегавшие мимо монастырские служки или выходящие с мессы монахини не поняли даже обрывков фраз.

Казаков умел быстро и доходчиво растолковать суть проблемы, не вдаваясь в излишние подробности и лирику. Меньше чем за полчаса он изложил Гунтеру все события минувших дней, начиная от первого явления де Гонтара и заканчивая несколько неожиданными планами Ангеррана де Фуа, более известного под именем Рено де Шатильона. Казаков, обосновывая сам для себя необходимость таковой исповеди, счел так: они с Гунтером люди друг другу не чужие, как-никак, из одного столетия, а вдобавок рассудительный тевтонец гораздо ближе знаком с нюансами тутошнего бытия и особенностями психологии. Глядишь, и даст какой-нибудь дельный совет.

– …Ты понимаешь, – Гунтер, с которого сонливость слетела после первых же слов Казакова, почесал рыжеватую бородку и тупо уставился на гордо шествующую от хлева к оливковому саду бурую свинью, вознамерившуюся попастись в тенечке, – мне совершенно нечего тебе сказать. Хотя бы потому, что я сам перестал понимать происходящее. Я ведь до разговора с тобой был уверен: здесь происходит все, что должно происходить. Ну, Крестовый поход, ну, Ричард мается безденежьем… Ура, вперед, бей сарацин. Хайль! Я так порадовался, когда мы с Мишелем – причем не без твоего участия – сумели хоть чуточку изменить реальные исторические события и не дать Ричарду взять сицилийскую столицу. А тут что же получается?..

– Что получается? – медленно переспросил Казаков. – Выходит, Третий Крестовый поход лишь отличная крыша для проведения авантюры, которая способна напрочь изменить историю Европы. Представь: не будет Филиппа Красивого, Столетней войны, Генриха III с его миньонами, казни Людовика XVI на гильотине…

– …Не будет крестового похода в Лангедок, – подхватил Гунтер. – Отменяется разгром Ордена тамплиеров, не начнутся династические дрязги между Англией и Францией, приведшие к упомянутой тобой Столетней войне. Двумя королевствами станет править одна семья, вернее, представители двух ветвей одной семьи. Очень может быть, что Меровинги объединят Европу в некое единое государство, громадную империю от Атлантики до Буга… Может быть, Мартин Лютер даже не родится и не будет религиозных войн с Варфоломеевской ночью. Невероятно…

– Об этом хорошо рассуждать, сидя на крылечке, – скучно протянул Казаков. – И вдобавок неизвестно, станет ли от второго пришествия Меровингов лучше или хуже. Я могу задать себе самый главный вопрос: если этот мир, как ты мне объяснял, точнейшая копия нашего мира, то почему же у нас ничего подобного не случилось? Почему об этом заговоре никто никогда не узнал? Почему этот заговор провалился или не был осуществлен?

– Это уже не абсолютная копия, – уточнил Гунтер. – Резкое изменение произошло сегодня утром. В теории Ричард должен был открыть ворота Мессины и заставить Танкреда сдаться. Еще выясняется, что персонажи, ушедшие со сцены, наподобие Рено-Ангеррана, живы и действуют. Слу-ушай! Помнишь, я тебе говорил о том, что… этот… которого ты де Гонтаром называешь, выставил свою фигуру на шахматную доску? А не Ангерран ли это? Смотри: он обладает непонятной силой, которую можно, используя местную терминологию, назвать колдовской. Как бы по другому он тебя вылечил от заражения крови? Второе. Он открыто заявил, что де Гонтар – его старый приятель.

– Однако Райнольд де Гонтара совсем не слушает, – заступился за Шатильона Казаков. – И откровенно над ним посмеивается. Дело не в их взаимоотношениях, а в том, что как нам быть дальше? Только не говори, что следует сейчас же зарезать Райнольда, настучать обо всех его интригах Ричарду и Филиппу… Тем более, что Элеонора Пуату тоже участвует в заговоре и, вероятно, готова пожертвовать Ричардом ради того, чтобы отдать трон Джону. А Джон, если я правильно понимаю, будет послушной игрушкой в руках матери, пока она не найдет ему достойную замену.

– Ты неправильно думаешь о Джоне, – покачал головой Гунтер. – Он из породы молодых, да ранних. Забудь Вальтера Скотта и представления о принце Джоне как о непроходимом кретине, угнетателе и разложенце. Я достаточно пообщался с ним в Лондоне, чтобы понять – Джон может держать в своих руках государство, особенно на пару с Годфри. А уж если за их спинами стоит Элеонора… Боже, храни королеву и ее младшего сына! Постарайся-ка вдумчиво оценить мои слова: после твоего рассказа я понял, что мы очутились здесь далеко не напрасно. Череда случайностей, на мой взгляд, отнюдь не случайных, привела нас ко двору королевы-матери, она использовала нас для своих интриг, а в результате история пошла по другому руслу. Разумеется, в Германии и Константинополе все пока остается по-прежнему, но, боюсь, после сегодняшнего дня с горы сорвется такой оползень больших и малых изменений, что я даже затрудняюсь сказать, каким будет завтрашний день.

– Что нам делать? – упрямо повторил Казаков.

– Нам? Вероятно, я и Мишель не станем вмешиваться в ваши с Ангерраном дела. Нас обоих тоже подхватило каким-то течением и неизвестно, к какому берегу прибьет. Если ты уверен, что Ангерран и де Гонтар отнюдь не друзья, какими хотят казаться, то действуй в соответствии с приказами твоего нового покровителя. Сам не справишься – позови нас. Всем нутром чую – мир начал переворачиваться. Он пока раскачивается, медленно, осторожно, но пройдет еще пара месяцев и сила резонанса окажется такой, что старая история не устоит. Колосс на глиняных ногах попросту рухнет. А я-то, дурак, вспоминал, отчего Гонтар показался мне знакомым! Оказывается, Лорд принял новое обличье… Кстати, мне очень понравился Хайме.