Игорь Святославич - Виктор Поротников

— За рекой показались пешие полки русичей. Скоро здесь будут!

Кончак мигом сообразил, что русские дружины проскочили его стан, не заметив в свете зарождающегося дня в лесистой речной пойме половецкие шатры. Он решил воспользоваться этим и ударить русичам в спину.

Собрав чауширов, беков и беев, Кончак вывел свое конное воинство из леса на равнину.

Из стана Глеба Тирпеевича в разные стороны разбегались, полуодетые половецкие воины. Русские дружинники топтали беглецов конями, появляясь отовсюду как из-под земли.

В полете стрелы Кондак увидел черный стяг киевского князя.

Конные сотни киевлян, заметив вынырнувших из леса степняков, оставили избиение людей Глеба Тирпеевича и повернули на Кончака.

В сердце Кончака взыграла жестокая радость: киевский князь сам идет к нему в руки!

— Князя Святослава в плен не брать! — крикнул хан своим воинам и пришпорил коня.

Битва завязалась между кромкой леса и станом Глеба Тирпеевича. Русские конники уже скакали по направлению к становищам Бокмиша, Акуша и Бегубарса. Вдалеке у половецких юрт, широко разбросанных вдоль застывшего русла Хорола, звенели клинки и слышались крики сражающихся.

Кончак во главе своих воинов прорубился сквозь киевскую дружину и попытался соединиться с ханом Бокмишем. Но путь ему преградила переяславская дружина. Сзади напирали киевляне. Воины Кончака оказались меж двух огней.

Переяславский князь ловким ударом меча обезглавил Иштугана, голова которого покатилась по ноздреватому подтаявшему снегу, взрытому копытами лошадей.

Сердце Кончака чуть не разорвалось от горя, когда другой его сын — Бякуб — вылетел из седла от удара тяжелой палицы.

Пробиться к стану Бокмиша не удалось, и Кончак повернул обратно к лесу: пришла пора думать о спасении.

Русичи преследовали степняков по пятам, и сеча вновь вспыхнула среди деревьев и кустов. Верные чауширы изо всех сил старались задержать врага, чтобы хан смог уйти подальше.

Кончак ненадолго задержался возле своего шатра, наполнив колчан стрелами и посадив мадьярку на запасного коня. С ним был его сын Тотур, два бека и около десятка батыров.

Хая решил уходить по льду реки, прячась за высокими отвесными берегами.

Солнце было уже высоко, когда небольшой конный отряд, продравшись сквозь заросли ольхи, спустился по крутому откосу на лед. У самого берега ледяная кромка так истончала, что конь под мадьяркой провалился задними ногами. Рабыня испуганно вскрикнула и едва не свалилась с седла, но Тотур вовремя поддержал ее.

На середине реки лед был толще, но все же от ударов копыт по его гладкой поверхности с холодящим сердце звуком расходились тонкие трещины. Коней пришлось перевести на шаг и растянуться вереницей, дабы лед не проломился от тяжести стольких всадников.

Скоро берега понизились: стали видны пешие рати русичей, уже перебравшиеся через реку и грабившие половецкие становища.

На холме подле стана Глеба Тирпеевича реял на ветру стяг киевского князя.

Слева низменная равнина упиралась в сосновый лес. Справа расстилался холмистый простор, по которому скакали разрозненные группы всадников, теряясь у белесого горизонта. Это русские дружинники преследовали разбитую половецкую конницу.

Оказавшись за поворотом реки, Кончак уже подумал, что опасность миновала, как вдруг на береговом откосе возникли русские всадники. Сверху в половцев полетели стрелы.

Кончак и его спутники ударили коней.

Русские стрелы щелкали по льду, одна угодила в шлем Кончаку, другая сразила одного из беков. Лед трещал и прогибался под идущими на грунах лошадьми. Мадьярка с побелевшим от страха лицом вцепилась в гриву обеими руками, так что Тотуру приходилось управляться и с ее конем.

Наконец стрелы русичей перестали долетать — отряд опять перешел на шаг.

Внезапно впереди показались конные русичи, которые гнали по льду реки пленных. Кончак повернул к берегу, чтобы укрыться в прибрежных зарослях. Однако русичи заметили половцев и с громкими криками стали преследовать, сразу распознав в одном из наездников хана.

Половцам пришлось спешиться, дабы скорее преодолеть крутизну берегового склона.

На какой-то миг Кончаку показалось, что спасения нет, когда он увидел, что к ним с трех сторон скачут русские дружинники. Но, поняв, что дружинников немного, он выхватил из ножен саблю.

Сначала половцы столкнулись с восемью русами и в короткой сшибке разметали их. Уходя галопом вниз по склону холма, Кончак оглянулся на своих людей. Мадьярка мчалась, не сильно отставая от него. Подле нее держался рыжебородый бек. Чуть приотстав, скакали еще четверо воинов.

— Где Тотур? — крикнул Кончак, обращаясь к беку.

Рыжебородый жестом показал — попал в плен.

Кончак стиснул зубы, чтобы не застонать от бессильной злобы.

Пятеро русов, вылетев из-за гребня холма, продолжали преследовать половцев.

Лошади степняков, ослабленные после зимней бескормицы, не могли соперничать в резвости с сильными конями русичей, поэтому погоня уверенно и неумолимо настигала беглецов.

И снова Кончак решил попытать счастья в схватке.

Половцы разом повернули коней на русов, подняв сабли. Все воины хана погибли в схватке, но сам Кончак, зарубив одного русича, пересел на его коня и умчался.

Ускакала и мадьярка, воспользовавшись заминкой, покуда преследователи сражались с ханскими батырами.

Глава двенадцатая. Жужа

Бурное таяние снегов и вскрывшиеся от ледяного плена реки вынудили Игоря повернуть войско к дому.

Близ верховьев реки Хорол северские дружины угодили в густой туман, державшийся всю первую половину дня, так что продвигаться приходилось почти на ощупь.

Случайно дозорные наткнулись в тумане на остатки костерка, подле которого на расстеленных попонах и плащах беспробудным сном спали трое мужчин и девушка, одетые в половецкие одежды. Неподалеку паслись изможденные долгой скачкой кони.

Половцев привели к Игорю.

Игорь сразу узнал среди пленников Кончака и дружески обнял его.

Нервы хана, измученного превратностями судьбы, не выдержали, и он разрыдался прямо на плече у Игоря, не веря своему спасению.

Успокоившись, Кончак поведал Игорю обо всем, что произошло на берегах Хорола два дня тому назад.

— Я чудом вырвался из лап смерти. Со мной вместе спаслась моя наложница. И уже позднее к нам прибились еще два воина из орды хана Акуша.

Игорь заверил Кончака, что теперь он в безопасности.

— Будь моим гостем, — сказал князь.

Но Кончак попросил отпустить его.

— Я должен как можно скорее вернуться в свое кочевье, иначе недруги, решив, что меня нет в живых, захватят мои юрты, рабов и табуны.

Игорь дал хану свежих лошадей, еды на дорогу и простился с ним.

Кончак в знак благодарности подарил Игорю мадьярку, которая была так измучена скачкой, что вряд ли выдержала бы долгий и трудный путь по степи, залитой талыми водами. Мадьярку звали Жужа. Она очень скоро освоилась в княжеском тереме и не выражала ни малейшего сожаления, что сменила одного господина на другого.

Спровадив супругу в Путивль, Игорь почувствовал себя гораздо вольнее и завел себе кроме половчанки Алены еще нескольких наложниц.

Темноокая страстная мадьярка своим умением разнежить Игоря в постели настолько расположила к себе князя, что он постоянно держал ее подле себя. Благодаря этому она довольно быстро освоила русскую речь, благо в степном кочевье ей приходилось встречаться с русскими пленницами и она успела выучить некоторое количество русских слов.

Первое время Игорь общался с Жужей на половецком наречии, на котором она свободно говорила. Он узнал у нее кое-что о битве на реке Хороле, о планах Кончака, который иногда беседовал с Глебом Тирпеевичем, не таясь от рабыни.

Так Игорь узнал про безъязыкого басурманина, изготовившего ханам негасимый греческий огонь.

— Что же стало с тем персом? — спросил Игорь у мадьярки, видевшей его в войске Кончака.

Однако Жужа не могла ответить на этот вопрос: она не знала.

Наведавшись в Чернигов, Игорь встретился там с боярином Ольстином, который с возмущением рассказывал, как его чуть не лишили жизни свои же русичи.

— Гридни Давыда Ростиславича схватили меня в стане половецком, ногами пинали, оскорбляли словесно, — жаловался Ольстин, — готовы были мечами изрубить. Хорошо Святослав Всеволодович выручил.

Далее стал жаловаться Игорю Ярослав Всеволодович:

— В измене обвиняют меня Ростиславичи и зять мой иже с ними. Говорят, мол, мы жизней своих не щадим, сражаясь с погаными, а ты, подлец, за нашими спинами с Кончаком о мире договариваешься. Кабы не Святослав, дошло бы у меня дело до войны с Ростиславичами. Вот какие дела, брат.