Американские каникулы - Эдуард Лимонов

Я пошел в женский. Заперто. Пришлось выстукивать оккупантшу. Вышла смазливая блондиночка в ботиках на кнопках. Такие лет тридцать назад носила моя мама.

— Ты что, pervert?[84] — спросила девчонка, оправляя черный пиджак. — Тебе нравится писать в женском?

— В нашем ебутся — сказал я.

— А-ааа! — присвистнула девчонка понимающе. — Lucky bastards![85]"

Когда я вернулся в зал, на сцене находился Вознесенский и читал по-русски, то свистящим шепотом, то громким криком свое обычное: «Я Гойя, я Гойя, я тело нагойя…» и размахивал руками. Половина зала слушала его, ничего не понимая. За столами беседовали. Две девушки из бара приносили напитки, с трудом вынимая ноги из людской жижи. Толпа уже успела совершить лимитированную революцию, растоптала канатики и влилась в щели между столов. Три вышибалы — стражи порядка, исчезли. Может быть, их растоптали и съели.

Гинзберг сидел рядом с Ленькой, и они вполголоса беседовали, наклонившись друг к другу. Я сел на свой стул, на него, пустой, облизываясь, глядела дюжина нечистых.

— Андрэй задержался на обеде с издателем, — пояснил Гинзберг. — У него выходит книга стихов в переводе. С предисловием Эдварда Кеннеди.

Я подумал, что какое ебаное отношение Эдвард Кеннеди имеет к стихам Вознесенского, но от вопроса воздержался, ибо ответ Гинзберга, несомненно, опять отошлет меня к важному делу борьбы за мир. И я ничего не смогу возразить против мира, Эдварда Кеннеди, Вознесенского и Гинзберга.

Закончив читать, Вознесенский пробрался к нам.

— Хотите, Андрей, посмотреть на разложившийся Запад крупным планом? — сказал я, наклонившись к уху советского поэта. — Спуститесь в туалет. Там ебутся.

Он смущенно захихикал, а я, выразив таким неуклюжим образом мою неприязнь к нему, откинулся на стуле. Меня тронули за плечо.

— Эй, вы говорили по-русски? — спросил юноша с зелеными волосами, худой, высокий и большеносый.

— По-русски.

— Слушай. Ты можешь мне сказать, кто был этот парень Маяковски?

— Не is fucking Great![86]

Я ему объяснил, как мог.

Мутант

В те времена Жигулин был работорговцем. Торговал молодыми, красивыми и хорошо сложенными девушками. Выискивал их в диско, ресторанах и барах Нью-Йорка и переправлял в Париж, где продавал модельным агентствам. Прибыв в Париж, они останавливались в моем апартменте. Нет, я не получал проценты за мое гостеприимство, я уступал часть моей территории из любопытства и в надежде на бесплатный секс…

Она появилась в моих дверях, одетая в глупейшие широкие восточные шаровары из набивного ситца в выцветших подсолнухах, на больших ступнях — растрескавшиеся белые туфли на каблуках. На плечах — блуджинсовая куртка. Бесформенная масса волос цвета старой мебели. От нее пахло пылью и солдатом. Из-за ее плеча выглядывала маленькая красная физиономия парня, державшего в обеих руках ее багаж.

— Я — Салли, — сказала она. Улыбнулась и облизала губы. — А ты — Эдвард?

— Ох, это я… Куда же ты исчезла, Салли? Ты должна была появиться четыре часа назад? Мне есть что делать помимо ожидания Салли из аэропорта…

Она радостно улыбнулась.

— Я ездила смотреть апартмент Хьюго. — Она обернулась к парню.

— Да. Мы ездили смотреть мой апартмент.

В глазах Хьюго я увидел страх. Может быть, она сказала ему, что я ее отец.

— Спасибо, Хьюго, за то, что ты привез ее, — сказал я сухо. — Гуд бай, Хьюго. Салли идет принимать ванну.

Он ушел, как осужденный уходит в газовую камеру. Я закрыл дверь и поглядел в ее лицо более внимательно. Она опять широко улыбнулась и гостеприимно показала мне зрачки цвета шоколада без молока. Я не нашел никакой воли в них. Ее глаза были глазами коровы. За месяц до приезда Салли я достаточно насмотрелся на коров в Нормандии. Я понимал теперь, почему четыре часа прошло между телефонным звонком из аэропорта и появлением Салли в моем апартменте.

— Я хочу, чтобы ты приняла ванну, — сказал я. — Сними с себя немедленно эти ужасные тряпки.

Она сняла.

— А Саша придет повидать меня? — спросила она, когда я вышел из моей крошечной ванной, где приготовлял ее омовение.

Она стояла совсем голая и большим пальцем одной ноги потирала щиколотку другой. Вокруг на полу валялись ее одежды. Сняв, она лишь уронила их на пол.

— Нет. Саша не придет. Он звонил сегодня трижды. Мы волновались, куда ты могла исчезнуть из Шарль дэ Голль… Он очень зол на тебя. Ты сделала любовь с Хьюго?

— Он хороший парень, этот Хьюго, — сказала она. — Нет, я не делала. У него очень маленькая комната на последнем этаже. — Она задумалась на некоторое время. — Вид из окна, однако, приятный… Нет, я не делала, — повторила она и потерла еще раз ступню о ступню.

— Если бы оказалось, что у него большой апартмент, а не маленькая комната, ты сделала бы с ним любовь? — спросил я серьезно.

— Я не знаю. Может быть, — она вздохнула. — Я устала, Эдвард.

— ОК. Иди в ванну.

Она, послушная, пошла. Я стал собирать ее одежды с пола.

5 футов 11 дюймов, 125 паундов. Она сидит в кухне на стуле, кроме тишорт, на ней нет одежды, и монотонно рассказывает мне свою историю. Рассказывая, она похлопывает себя по холмику между ног и машинально закапывает пальцы в волосы на холмике.

— …Потом я встретила Оливье. Он был француз. Он был очень богатый, несмотря на молодость, ему было только 19… Оливье водил меня в дорогие рестораны и хотел меня ебать, но я не хотела, потому что он мне не нравился. В то время я опять жила в Нью-Йорке и искала работу… Однажды Оливье сказал мне, что его друг Стив ищет секретаршу на несколько дней. Я сказала, что я была бы счастлива работать для Стива, но что я не умею печатать на пишущей машине… Стив оглядел меня и сказал, что мне не нужно будет печатать, что единственной моей обязанностью будет отвечать на телефонные звонки… На второй день работы у Стива в офисе я подслушала разговор между Стивом и его другом… Они говорили о драгс… оказалось, что Стив недавно получил откуда-то кучу всяких драгс. Среди других Стив упоминал и квайлюды. Я спросила: — «Стив, могу я иметь несколько квайлюдов?» — «Без сомнения, моя сладкая! — сказал Стив. — Ты хочешь принять их сейчас?» — «Да!» — сказала я. Потом они оба выебли меня…

— Ты хотела с ними е… делать с ними любовь?

— Нет. Стив хороший парень, но он уродец.

— А его друг?

— Он старый. Тридцать семь, я думаю.

— Тогда зачем ты согласилась?

— Квайлюды обычно делают меня очень слабой, Эдвард. К тому же, я хотела сохранить за собой работу.

— Даже если только на несколько дней, Салли?

— Стив держал меня три недели. И он платил мне 200 в неделю. И билетами, не чеком, Эдвард!

— И держу пари, они ебали тебя каждый день оба, Салли… Да?

— Не совсем так… Почти.

— Вот настоящая эксплуатация. Они наняли тебя ебаться с ними за 200 долларов в неделю. Дешевая проститутка стоит 50 долларов за раз, колл-герл — сто долларов в час. Ты что, глупая, Салли?

— Я не очень сообразительная, Эдвард, — соглашается она неожиданно.

Она не очень сообразительная, это ясно. Но почему она так притягивает к себе мужчин, мне совсем неясно. А она притягивает их. Десятки мужских голосов в день спрашивали Салли. После всего нескольких дней в Париже она сделалась более популярна, чем я после нескольких лет…

В тот первый день я приказал ей после ванны идти в постель, и когда я явился в спальню вслед за нею и лег на нее, она ничуть не удивилась и не запротестовала. Я лег на нее, я сжимал ее неестественно маленькие, твердые груди… Странная улыбка не удовольствия, но удовлетворения была на ее потрескавшихся губах — единственный знак участия в сексуальном акте. Ее волосы пахли пылью и после ванной. Большие ноги возвышались в молчаливом величии по обе стороны моего торса. Ее дыхание было ритмическим и спокойным. Было ясно, что она ничего не чувствует.

Впоследствии мы так и продолжали спать в одной постели, хотя я больше никогда не пытался делать с ней любовь опять. В ливинг-рум находилась другая кровать, но Салли никогда не спросила меня, может ли она спать отдельно от меня. Как хорошая большая маленькая девочка, она безропотно подчиняется желаниям мужчины. С ней хорошо спать. Она не ворочается во сне, не храпит.

По утрам, без мэйкапа, она — крестьянская девочка. Я думаю, она составила бы прекрасную пару Тарзану. Ее прошлые приключения, однако, были много опаснее невинных прогулок Тарзана по джунглям.

— …и я вернулась к родителям, Эдвард. В вечер Кристмаса я и Мэрианн поехали в местный бар. Бар был полон, и все были пьяные в баре…

— Эй, какого хуя вы отправились в бар вечером Кристмаса? Искать на свою жопу приключений?

— Мэрианн хотела увидеть своего экс-бой-френда, Эдвард. Он думала, что он может быть в баре в этот вечер… Его там не оказалось, но мы заказали пиво. За одним из столов сидела банда пьяных парней. Завидев двух одиноких девочек, они стали кричать нам всякие глупости и гадости… О, мы не обращали на них внимания. Потом Мэрианн пошла в туалет. Когда она возвращалась, один из парней схватил ее за задницу… Моя сестра, о, Эдвард, она очень специальная девушка! Она не уступит парню! Она по-настоящему дикая, Эдвард… Мэрианн схватила с бара две бутылки пива, разбила их друг о друга и воткнула один осколок в плечо обидчика. К несчастью, она глубоко распорола себе руку другой бутылкой. Боже, Эдвард, все стали драться! Я швырнула мой бокал в рожу парню, бросившемуся на меня, и сильно поранила его. Вся физиономия в крови, он заорал: «Fucking bitch!» — и бросил в меня стул. Стул попал в бар… — Лицо Салли сделалось оживленным более, чем обычно при воспоминании о ее героическом прошлом… — B конце концов бармен закричал нам: «Бегите, девушки! Бегите!» Мы выскочили из бара, прыгнули в машину и отвалили…