Во имя Ленинграда - Василий Голубев

Вечером, после похорон Лазукина, я вызвал к себе Володю Петрова. С комиссаром мы условились предоставить ему недельный отдых в санитарной части бригады, расположенной недалеко от Новой Ладоги, в живописном месте на озерце, окруженном лесами, - там долечивались наши летчики, иных отправляли для короткой передышки.

Петров, едва переступив порог землянки, выпалил, отнимая руку от виска:

- Старший лейтенант Петров по вызову явился! Опять газеты возить?

Не сдержался все-таки. Но я сделал вид, что не заметил нарушения устава, - состояние Володи можно было понять.

- Нет. Только одно письмо. От меня - родителям и жене. Она ребенка ждет.

Только сейчас понял, что допустил бестактность. Наверное, не следовало упоминать о жене человеку, потерявшему невесту. Но меня и самого вдруг взорвал его вызывающе-обиженный вид.

- Между прочим, - сказал я, - я ее из Ленинграда вывез полумертвой, считай, мне повезло. У Цоколаева и Толи Кузнецова тоже жены с тяжелой дистрофией, а у них грудные дети. Как еще обернется? Может, на всю жизнь инвалиды! Детишки! Понял?

Он молчал, вобрав в плечи свою русую, с упрямым вихром голову.

- Ну, вот, - продолжал я. - Тебе, конечно, еще тяжелей. Что делать? Самоубийством кончать? А? Тараном! Баш на баш? Отомстил и квиты? Разве это месть? Если все так мстить станут, через месяц воевать будет некому. Не-ет, дудки, ты мсти каждый день, да так, чтобы самому в живых остаться и завтра еще добавить, а послезавтра втрое сильней и до тех пор, пока мы его, гада, не прикончим, ясно? Вот так!

- А для этого надо сил набраться. Взять себя в руки, - вставил Кожанов. - И не распускаться. Поедешь на неделю, отдохнешь, голову проветришь, и снова в бой.

- Где они живут, - чуть слышно спросил Петров, не поднимая головы, родители ваши?

- Неподалеку от профилактория. Там все написано на конверте. Считай, что с сегодняшнего дня они и твои родители... Это уже внутри, в письме. Они прочтут и поймут. А мы, значит, с парторгом старшие твои братья. Если ты не против...

Он вдруг рухнул на табурет и, прижав к лицу побелевшие в костяшках пальцы, глухо, беззвучно заплакал.

Я подал ему воды, подождал, пока успокоится, и вручил письмо.

Он крепкими ладонями утер щеки, спросил:

- Может, не надо неделю? Дня два хватит?

- Посмотрим, если туго будет, пришлем за тобой.

Мы, командиры эскадрилий, с особой силой чувствовали стремление летчиков попасть в боевой расчет на выполнение любого задания. И, желая всей душой, чтобы крылья каждого пилота крепли, чтобы в каждом воздушном бою или штурмовом ударе победа достигалась с наименьшими потерями, мы буквально выкладывались. Опыт воздушных боев показал: чем чаще летчик летает на боевые задания, а в промежутках между схватками тренирует себя, тем дольше и лучше воюет.

Понимая это ставшее теперь законом войны положение, штаб авиации флота старался пополнить авиачасти боевыми и учебно-боевыми самолетами И-16, а в полку и эскадрильях принимались все меры, чтобы скорее восстанавливать поврежденные в боях самолеты.

И все же нехватка самолетов ощущалась все острее. Но русский человек находчив! Во всяком случае, в нашем полку это было доказано на деле. Узнав, что в районе Ладожского озера и у самой линии фронта валялось несколько подбитых "ишачков", а на трясинном болоте все еще лежал самолет, на котором погиб наш летчик Бугов, комэски попросили разрешения у командира полка создать две аварийно-эвакуационные группы и поставить во главе их инженеров Бороздина и Метальникова. Им надлежало поднять брошенные самолеты и доставить в ПАРМ для восстановления.

На все ушло две недели.

Помню, когда Бороздин со своей группой однажды к исходу дня привез с линии фронта второй самолет 24-й серии, я едва узнал своего инженера: обросшее, прихваченное морозом, исхудавшее лицо.

- Что с тобой, Михаил? Заболел? - спросил я его.

- Нет, товарищ командир, просто устал. Двое суток без сна, да и с едой, сами знаете... Да, там неподалеку нашли еще один самолет, совсем исправный. Отдохнем малость и его приволокем.

Перед ужином он рассказал нам с комиссаром Кожановым, каких неимоверных трудов стоило им вытащить из болота самолет: трясина, да еще местами бьют ключи. Никаким транспортом не подъедешь к лежащему на фюзеляже самолету.

- Представляете, - горячился Михаил, словно заново переживая происходившее, - едва добрались на лыжах, да еще двое санок с инструментом за собой тащили. Надо ж было исправить и подогреть мотор...

Я-то знал, чего стоит поставить самолет на шасси, потом отбуксировать к дороге, где находилась грузовая машина. И все это без подъемных средств: их на место не доставить. Но и тут смекалка помогла: сообразительные технари вручную поставили самолет на "нос", выпустили шасси - лыжи и лишь после этого принялись чинить...

- Когда самолет "живописно" встал вверх хвостом, - продолжал рассказывать Бороздин, - над ним на высоте полусотни метров пролетела пара "мессеров". Тут же вернулась, сделав над растерявшейся командой два круга, но обстреливать почему-то не стала. Видимо, так и не поняли, что там происходит, посреди открытого болота.

Визит "мессеров" подстегнул техников. Они быстро поставили самолет на шасси, сняли винт и, двумя кувалдами выправив загнутые лопасти, поставили обратно, а уж потом запустили мотор.

Бороздин, поскольку летчика не было, решил сам отрулить самолет к стоянке машины.

Пять человек бежали впереди самолета, который глубоко проваливался в снег, и протаптывали борозды, остальные поддерживали И-16 за стабилизатор и плоскости, чтобы он опять не встал на нос. Через три километра кончилось горючее и мотор заглох. Техник Буслаев подался в ближайшую воинскую часть просить тягач. Командир части решил: уж помогать, так помогать, и выделил гусеничный трактор.

"Ну, теперь у нас пойдет как по маслу..." - подумал Бороздин.

Рано радовался. Трактор вдруг забуксовал, гусеницы все глубже погружались в снеговую, затем в болотную жижу, и через пять минут трактор скрылся в трясине. Тракторист, пожилой бывалый солдат, выскочив из кабины, посмотрел на затонувший ЧТЗ, плюнул и, махнув рукой, сказал:

- Не первый и не последний... В этих болотах столько их утонуло!.. Тащите, ребята, свой самолет на руках, и я помогу малость...

Надрываясь, более пяти часов тянули люди И-16 через километровый участок болота.

Около дороги сняли плоскости, закрепили хвост самолета в кузове автомашины и на третьи сутки привезли на аэродром.

Не легче досталось и команде Метальникова. Она сняла два самолета со льда Ладоги, преодолев с огромными усилиями несколько километров торосистого пути.