Князь Воротынский - Геннадий Ананьев

Поначалу казаки разоряли захоронки, и это, конечно, имело эффект, но не так уж и большой: у татар всегда имелись запасные тайники. Пошли тогда порубежники иным путем: выставляли засады на том пути, который приготовлен сакмой для отступления. И очень важно было сторожам и станицам засечь подготовку тайников с салом, оповестить без промедления о том воевод. Если такое удавалось, к встрече с сакмой готовились, и даже случись, что она проскочит засечную черту, обратный путь ей будет заказан.

На этот раз станицы и сторожи готовились к встрече сакмы (в другом месте и чуть позже), о какой прислали известие из степи и, естественно, разведку на других участках границы ослабили, оттого и прозевали подготовку к набегу, оставив тем самым княжеские дружины Белева и Воротынска без нужных им сведений. Белевцы и воротынцы безуспешно пока гонялись за сакмой, и лишь надежда, что будет найден путь отхода татар, подбадривала их, питала мысль о справедливой мести.

Третий день погони. Сакма явно повернула на юг и ускорила без того сумасшедший темп. Преследователи отставали все больше и больше. Похоже было, что на сей раз грабители выскользнут в свои улусы безнаказанно, ибо так и не дождался вестей князь Иван Воротынский от своего сына Михаила, которого послал вместе с Двужилом и с большой дружиной на перехват сакмы. Князь досадовал, что на сей раз они оказались нерасторопными. Даже не удержался и посетовал княжичу Владимиру, которого взял с собой:

– Что-то не сладилось у Михаила с Никифором. Если не накажем сакму, она и на следующий год пожалует.

– Стал быть, худо, – согласился княжич Владимир, да собственно, он не знал, что ответить отцу. Попавший впервые в такую переделку, он был угнетен тем безжалостным разором, какой оставляли после себя крымцы, и не очень-то вникал в действия отца, а о большой дружине, которой надлежало отрезать пути отхода, вовсе не думал.

– Худей худого, – вздохнул князь Иван. – Срам. С какими глазами пожалуем домой?!

Только зря сокрушался князь-воевода. Прежде времени. Одна из станиц нашла, наконец, захоронку с салом. Далеко, правда, от засечной линии. Наверняка второй пункт питания на пути отхода. Выслушав гонца от станицы, княжич Михаил и Никифор Двужил прикинули, где может быть передовая захоронка и, выслав тут же казаков искать ее, поспешили следом со всей дружиной. Расчет их оказался верным. Ближнюю захоронку нашли скоро. Устроили ее татары почти сразу же за засекой, на большой лесной поляне. Никифор, осматривая местность, удивился даже:

– Иль ума у них мало, коль такое место выбрали?

Казак же из разъезда, нашедшего тайник, не согласился:

– Не о том, Двужил, говоришь. Место отменное. Не случай, ни за что не пошли бы его. На это басурманы и рассчитывали.

– На что они рассчитывали, им судить да рядить, – возразил Никифор. – А мы тут сготовим для них засаду. Тут всех и положим.

– А я бы не стал здесь засадить. Будто они дозоры впереди не имеют? Обнаружат те засаду, обойдет ее сакма лесом и – дело с концом.

– Верно, – поддержал казака княжич Михаил. – Если с полверсты вперед подадимся, в самый раз будет. Сакма, уверенная, что ее не ждут, не столь насторожена будет, да еще продолжит коней кормить на скаку, сами будут еще глотать сало. Тогда хорошо можно встретить.

Никифор согласился без упрямства. От разумного чего ж отмахиваться, цепляясь за свое?

С трудом, но нашли подходящее место. Совсем недалеко от опушки, за которой начиналась степь с редкими перелесками. Одно смущало: если кому из крымцев удастся прорваться сквозь засаду, уйдет тот, считай, от расправы.

– Ничего не попишешь. Бог даст, побьем и пленим всех разбойников, – заключил Никифор и принялся вместе с Михаилом устраивать так засаду, чтобы сакма оказалась в мешке. Предложил княжичу:

– Как считаешь, князь, не стать ли мне на выходе, а тебе горловину мешка завязать, чтоб назад не попятились басурманы да не растеклись бы по лесу?

– Согласен. Самые жаркие места возьмем под свое око.

Дружины белевская и малая воротынская, теперь уже сойдясь вместе, спешили по ископоти сакмы, понимали, однако, что нагнать ее не удастся: кони их шли на пределе сил, приходилось делать частые привалы, чтобы совсем они не обезножили, чтобы оставалась хоть какая-то надежда, а не наступил бы ее окончательный конец.

Передовые выехали на лесную поляну, где был тайник с салом, и поняли, что все, сакма ушла: в самом центре поляны дерн сброшен и, уже без мер предосторожности, разбросана и трава, а не очень глубокий, но широкий котлован поблескивал кусочками оставшегося от курдюков сала.

– Что? Можно ворочаться? – высказал воевода белевской дружины свое мнение. – Передохнем малое время и – по домам. Так, видно, Бог судил.

– Я пойду дальше. До самой степи. Тут уж всего ничего до нее осталось, – возразил князь Воротынский. – Пойду и в степь верст с полсотни. Вдруг на привал остановятся басурманы.

– Иль осилишь малой дружиной? Придется и мне с тобой.

– Пошли, коль так.

Тронулись, послав вперед дозорных на самых выносливых конях, и едва успели дружины втянуться в лесную дорогу, дозорные назад скачут. Восторженные.

– Все! Нет сакмы! Князь Михаил перехватил ее и побил!

Вернув свою и белевскую дружины на поляну, князь Воротынский с Владимиром порысил к большой своей дружине, и то, что увидел он, наполнило его сердце гордостью за сына, за боевую дружину свою: осталось от сакмы всего дюжины полторы пленных, пахарей освобождено более сотни, заводных коней, навьюченных добром белевских и воротынских хлебопашцев – внушительный косяк, а для оружия и доспехов, снятых с убитых ворогов, хоть обоз целый посылай.

Возвернув белевцам их пахарей и часть отбитого добра, тронулась неспешно отягощенная дружина князя Воротынского домой. Ни сам князь, ни сыновья его не предчувствовали беды, их ожидавшей. Князь блаженствовал душой и мыслями, благодарил Бога, что тот послал ему таких сыновей (он и Владимира считал причастным к победе), а княжичи тем временем вели разговор о том, как удалось Михаилу разведать тайники с салом и сделать засаду так ловко. Михаил старался объяснить младшему брату мотивы своих действий, особенно растолковывал то, отчего не сделана была засада вокруг поляны с тайником. О совете казака-порубежника он отчего-то запамятовал поведать. Каково же было удивление князя, сыновей его и всей дружины, что не встречал их, победителей, город колокольным звоном.

– Иль вестовой не доскакал? Не могло такого быть.

Вестовой доскакал, как и надлежало ему. Известил, что князь с дружиной возвращаются со щитом, но это не принесло радости ни княжескому двору, ни городу. Город уже знал, что во дворце князя полусотня стрельцов царевых ожидает князя и сыновей его, чтобы оковать. И как только князь и княжичи въехали в ворота, стрельцы отсекли их от дружины копьями наперевес, а стрелецкий голова, положив руку на плечо князя, произнес заученно: