Вся правда - Татьяна Веденская

– Нет. Я не могу позволить тебе так уйти. Если сейчас мы не поговорим, то через несколько часов тывместо меня найдешь только пустую полку в шкафу и пару слов на бумаге. Такого я для тебя не хочу. Сейчас у тебя есть возможность спросить у меня, почему я так поступаю.

– Что ты имеешь в виду? – уронил он руки. Если я решила поговорить, то неизбежно добьюсь своего. Как и во всем.

– Я ухожу. Мне больно об этом говорить, но говорить придется.

– Почему ты уходишь? Тебе со мной плохо?

– Плохо, Миша. И я думаю, ты об этом знаешь.

– Что знаю?

– Что если бы нам было хорошо, я никогда не оставила бы тебя. И тогда, когда приехал и забрал меня пижон Артем Быстров, я осталась бы с тобой.

– Не надо, – прошептал он. Маленький мир его квартиры сузился до предела. Мне показалось, что воздух загустел наподобие сметаны и мы с трудом дышали, приподнимая грудью его вязкую массу. Миша был бледен, почти сер. Меня напугала его реакция, я как-то больше привыкла к тому, что он покрывается дурацким румянцем.

– Пойми, иначе нельзя. Дело не в тебе, ни в наших отношениях, ни в чем. Я просто не могу любить тебя. Хотела бы, но…

– Ведь мы хорошо жили!

– Нет. Весь этот год я только и делаю, что убегаю из дома. Под любым предлогом. А тут у меня бывает только два вида настроения: либо мне очень плохо из-за того, что ты рядом, либо мне еще хуже потому что я понимаю, что несправедливо и нечестно так к тебе относиться.

– Я никогда от тебя не требовал…

– Плохо. Плохо, что ты не требовал, потому что я, малодушная дрянь, пользовалась этим, решая свои проблемы за твой счет и ничего не отдавая взамен. Я говорила себе – ничего, я имею на это право. Жизнь обошлась со мной не слишком мягко, много не дала, так хоть это я возьму.

– Прекрати. Ты несправедлива к себе.

– К кому? Да, я несправедлива, но не к себе, а к тебе. Ты заслуживаешь лучшего.

– Но мне не надо никого лучше тебя.

– Неужели ты согласен жить с женщиной, которая ни в грош тебя не ставит? Которая в любой момент может уйти к другому или просто уйти? Или обмануть тебя, предать?

– Ты не такая! – Он поднял руку, словно пытаясь прикрыть глаза. Он не желал видеть очевидного.

– Да такая я, такая. Пойми, ты просто выдумал меня и все про меня. Но я не хочу больше играть в эту игру. Хватит меня спасать. Я ухожу. Ты меня понимаешь? – я подошла близко-близко и трясанула его за плечо. Он неловко развернулся и задел плечом шкаф. С него упала и разбилась маленькая ваза. Мы стояли и смотрели на осколки.

– Да, я понимаю. Но куда ты пойдешь? Ты же совершенно одна.

– Не важно. Пусть тебя это не волнует. Я не пропаду. И не на улицу я ухожу, как ты понимаешь.

– Неужели я такой отвратительный? – Миша отвернулся. Я подсела к нему, отчего он весь сжался и окаменел.

– Вовсе нет. Ты самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. Я бы многое дала, чтобы полюбить тебя. И я специально осталась здесь сегодня, чтобы сказать тебе это. Хочу, чтобы ты понял. Ты – прекрасен. И тебя обязательно полюбят так, как ты того заслуживаешь.

– Но не ты.

– Не я, – Я замолчала. Ветер раскачивал занавеску из пожелтевшего старенького тюля. Выцветшие обои, маленький проход к двери, стол, заваленный бумагами. Запах ветхости, ощущение несчастья. О чем говорить? Может, прав был Артем, оставив мне записку? Так действительно, гораздо проще.

– А куда ты…

– Не спрашивай. Не надо усложнять и без того тяжелый момент. Если ты захочешь, мы сможем через некоторое время поздравлять друг друга с Новым Годом.

– Как дальние родственники?

– Как старые друзья. Но не сейчас. Сначала давай переживем наше расставание. Хорошо?

– У меня ведь нет выбора?

– Нет. Сейчас я встану, возьму вон те два чемодана и уеду. Ты скажешь маме, что Олесю больше не надо забирать из сада. – Я разговаривала с ним, как с малышом. Но он, казалось, все равно ничего не понимал и сидел с отсутствующим видом. Еще пара минут молчания, я подняла с пола вещи и, стараясь не шуметь, пошла к выходу. В глазах защипало и пришлось стиснуть зубы, чтобы не разрыдаться.

– Так будет лучше для всех. И для него. Он имеет право на настоящее счастье, а не на этот суррогат. – Твердила я про себя. Хлопнула дверь, я как будто видела, как Миша все сидит и сидит не шевелясь. Потом, наверное, попытается встать, но не сможет. Рухнет обратно и уронит в ладони лицо. Вернется из магазина мама. Растерянно посмотрит на опустевшую комнату, на пустые полки в шкафу в прихожей.

– Они что, уехали?

– Да, мам. Не ходи в садик, – прорычит Миша и разрыдается. Впрочем, ненадолго. Мужские слезы – как случайная роса. Через час они будут пить чай на кухне.

Из разговора с психоаналитиком

Миша приехал к доктору на следующий день после отъезда Алисы. Если бы его спросили, зачем, он вряд ли бы нашел, что ответить. Потянуло его туда, как будто какая-то неведомая сила потащила. Вроде бы и не о чем уже говорить, а поговорить хочется. Хочется снова оказаться в этом спокойном кабинете, на этом удобном кресле. Поговорить с человеком, который все поймет, все объяснит. Скажет, что теперь делать. Вячеслав Михайлович не возражал. Он как-то даже и ожидал, что Потапов вернется к приемам. Хорошенько обдумав все, о чем они говорили и что делали в этом году, он пришел к выводу, что не ради Алисы, а ради только себя самого Миша и ходил. И через нее решал свои вопросы, затыкал свои дыры.

– Как же так, доктор? Что же теперь будет? – Мишу трясло, изо рта долетала неприятная смесь утреннего перегара с ароматом пепельницы. Вячеслав Михайлович с трудом удержался от того, чтобы не поморщиться и не отпрянуть. На раз – два – три он с максимальной естественностью подошел к Мише, взял его за плечи и помог сесть в кресло.

– Не надо нервничать, попробуем во всем разобраться.

– Да в чем разбираться? Она ушла, ее больше нет.

– Она есть, она просто приняла определенное решение.

– Как вы не понимаете, ведь она теперь натворит глупостей. Она себя погубит! Что, если она опять поехала в Ленинград?

– Стоп, стоп, стоп, – замотал головой врач, но Миша его не слышал.

– Наверняка ее поманил кто-то из старых знакомых. Бедная Олеся! Какая жизнь ее ждет?

– Прекратите! – резко рявкнул Коробов и, стянув с лица очки, принялся нервно их протирать. Как тяжело достучаться до сознания человека, практически всегда мы ведем не диалог, а групповые монологи. Да-да, вот так, слушаем не друг друга, а только себя. Говорим, говорим, говорим…

– Что? – вытаращился на него Потапов.

– Послушайте, мы достаточно с вами играли в спасателей. Я не могу и не хочу больше заниматься ерундой, идя у вас на поводу. Очевидно, что ваша Алиса не нуждается в моей и, простите, в вашей помощи тоже. Так что, если желаете, мы будем заниматься вашими проблемами. Нет – в таком случае, наши встречи лишены смысла.