История пиратства. От викингов до наших дней - Питер Лер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается часто упоминаемого оправдания, что «не было выбора», то, как мы видим, морской разбой, санкционированный или нет, не существует в вакууме. Скорее, это явление с его подъемами и спадами тесно связано с преобладающими условиями на суше, особенно в прибрежных зонах, поскольку именно там можно найти людей с необходимыми навыками моряков. При всех вариациях на протяжении столетий и в разных регионах в целом, надо сказать, пиратство присуще маргинализированным слоям населения, а в некоторых регионах — маргинализированным социальным группам, оказавшимся на периферии «приличного», «цивилизованного» общества. Даже сегодня существуют такие приморские сообщества, которые живут в отвратительных условиях и едва сводят концы с концами. Оранг-лауты Юго-Восточной Азии — лишь один из примеров{495}. Результат такого запущенного положения предсказуем: бесправные слои населения рано или поздно начинают искать способ выбраться из нищеты. И пиратство порой становится вполне очевидным выбором.
Конечно, это не значит, что все пираты — невинные жертвы неподвластных им обстоятельств, движимые исключительно социальной несправедливостью. Вполне возможно, что жадность в виде соблазна легких денег тоже присутствует, а порой является (или становится со временем) главным фактором. В случае современных сомалийских пиратов, к примеру, изначальный мотивирующий фактор недовольства из-за крупномасштабного незаконного вылова рыбы в их водах быстро уступил место алчности — надежде быстро разбогатеть после того, как похищение роскошной французской яхты MY Le Ponant в апреле 2008 года принесло выкуп в размере 2 млн долларов (1,53 млн фунтов). Широкое освещение этого инцидента привело к появлению современного морского аналога калифорнийской золотой лихорадки: множество молодых ополченцев, прежде никогда не видевших моря, ринулись к берегам, чтобы поучаствовать в деле и урвать свой кусок. Конечно, вполне вероятно, что многие из них участвовали в нападениях лишь время от времени, в зависимости от того, куда поворачивалось колесо фортуны. Наверное, многие такие случайные пираты могли бы ресоциализироваться, если бы им предоставили такую возможность. Но, как и в ситуации преступности на суше, всегда существует ядро, состоящее из прагматичных профессиональных преступников, настроенных использовать свой шанс на веселую жизнь, — а это наводит на мысль, что, пока существует морская торговля, пиратство по-видимому, останется с нами, невзирая на корабли-роботы.
Если государства действительно хотят избавиться от пиратства, им придется начать с суши: «Поскольку пираты, как и все люди, должны жить на земле, именно на земле их и следует остановить; военно-морских сил недостаточно для борьбы с пиратством»{496}. Укрепление (в случае слабых государств вроде Филиппин или Индонезии) и восстановление (в случае несостоявшихся государств, наподобие Сомали) закона и порядка на суше — первый логический шаг. И хотя сделать это нелегко, в отношении Сомали есть проблеск надежды: здесь отделившаяся провинция Сомалиленд и полуавтономная провинция Пунтленд успешно восстановили определенный уровень законности и порядка, тем самым эффективно обуздав пиратство, исходящее с местных берегов. Однако закона и порядка на суше недостаточно. В отношении маргинализированных рыбацких сообществ необходимо разработать специальные программы, чтобы улучшить жизнь людей и чтобы у них действительно был выбор, — именно поэтому в 1970-е годы Малайзия торжественно объявила программу искоренения бедности, в первую очередь среди жителей, занимающихся мелкотоварным рыболовством{497}. Несмотря на широко обсуждавшиеся изъяны программы, такие как неэффективное использование средств или конкуренция между различными правительственными учреждениями, с малайзийских берегов пиратство исчезло. Правда, по иронии судьбы, хотя малайзийские рыбаки перестали быть виновниками пиратских операций, они по-прежнему остаются жертвами индонезийских пиратов, прибывающих с другой стороны Малаккского пролива: индонезийское правительство до настоящего времени не запустило собственную версию программы.
Отсюда следует, что в решении проблемы пиратства важную роль играют внешние силы, а не только ближайшие соседи. В самом деле, вмешательство внешних игроков в дела конкретного региона может послужить причиной возникновения и сохранения пиратства. Иностранные вторжения в зоны влияния региональных прибрежных государств имели наиболее выраженный характер в эпоху колониализма и империализма. Например, волна морских нападений в водах Юго-Восточной Азии в XVIII веке была во многом спровоцирована постоянными энергичными попытками западных колониальных держав, особенно Голландии, уничтожить всех местных конкурентов — попытками, которые привели к почти полному разрушению многовековых сетей морской торговли. И говоря о малайских пиратах XVIII — XIX веков, не следует забывать о «хищническом поведении европейских держав» в Южно-Китайском море{498}. Даже сегодня то, что в водах Сомали, Филиппин и Индонезии действуют пираты, во многом объясняется вмешательством в региональные дела в виде незаконной рыбной ловли иностранными океанскими траулерами. Антипиратские патрули лишь одна сторона монеты: для того чтобы дать местным рыбакам хорошие шансы заработать на жизнь, не прибегая к контрабанде или пиратству, следует стремиться к искоренению незаконной рыбной ловли.
Борьба с пиратством — проблема не только тактическая и оперативная, но и политическая. Как и в случае с нынешней глобальной войной с терроризмом, успешность антипиратских войн зависит от «коалиции желающих». В прошлом формирование влиятельного альянса против пиратов всегда оказывалось почти неосуществимой миссией — в конце концов, торговля обычно рассматривалась как игра с нулевой суммой, где выигрыш одной страны означал проигрыш другой. Примером тому служат попытки Ганзейского союза создать в конце XIV века альянс, направленный против виталийских братьев, или намерение английского короля Якова I объединиться с Испанией и Голландией в морской тройственный союз против Алжира в 1617–1620 годах. Однако в сегодняшнем глобализованном мире, зависящем от поставок строго вовремя и бесперебойной работы сети морской торговли, рассматривать торговлю как игру с нулевой суммой уже бессмысленно. Возьмем пример сомалийского пиратства, которое из случайных прибрежных нападений, затрагивавших небольшое количество судов, стремительно переросло в организованную преступную деятельность в открытом море — сначала в Аденском заливе, а затем и во всем Аравийском море, превратившись в настоящую угрозу цепочкам европейских морских поставок. Европейский союз, и особенно его главные морские державы — Соединенное Королевство, Франция и Испания, предпринял попытки «секьюритизировать» пиратство, то есть «повысить» его статус от простой морской преступности до глобальной морской угрозы, потенциально находящейся в одном ряду с терроризмом, — эти усилия привели к развертыванию военно-морских эскадр Европейского союза и НАТО,
