Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

В наиболее тяжелом положении оказались беженцы. Многим из них приходилось жить за городом в землянках, в антисанитарных условиях, что способствовало распространению эпидемий (особенно тифа). Большую благотворительную помощь беженцам оказывал американский Красный Крест, безвозмездно снабжавший их бельем, одеждой, обувью и медикаментами.

Неизбежным в обстановке Гражданской войны был и рост преступности, бандитизма. Однажды в Чите был даже совершен налет на железной дороге на поезд самого министра путей сообщения Устругова (впрочем, удачно отбитый охраной).

Жизненный уровень населения Сибири и Урала был хотя и низким из-за войны, но в среднем значительно выше, чем в Советской России, где в обстановке «военного коммунизма» царили голод, всеобщий дефицит и полная хозяйственная разруха. Во всяком случае, продовольствия в «Колчакии» хватало с избытком. Что было общим в годы Гражданской войны, так это неумеренное пьянство, притом, что большевики продлили действие введенного с началом Первой мировой войны «сухого закона» (он действовал до 1924 года, и несмотря на это, процветало самогоноварение), а их противники, напротив, отменили его.

Другой вопрос, что при относительном – по сравнению с красными – материальном благополучии, моральный дух белого тыла оставлял желать много лучшего. В буржуазной и просто обывательской среде господствовал махровый эгоизм. Пресса негодовала по поводу ничтожно малых денежных пожертвований от имущих классов в помощь армии, в то время как в тылу шли «гомерические кутежи» и «просаживались» огромные суммы в ресторанах, казино и кабаре. Некоторые современники сравнивали нравы белого Омска с Римом эпохи упадка империи. Томская газета «Сибирская жизнь» в июле 1919 года писала, что имущие классы, призывая народ к патриотизму, прежде сами должны подавать им пример собственным поведением. «На фронте – жертвы, в тылу – вакханалия наживы», – писала омская «Наша заря»[411]. «Сибирская жизнь» с возмущением описывала случай, когда в Томске отобрали помещение у отдела внешкольного образования и воспитания солдат, в то время как в театрах по-прежнему шли пьесы водевильного содержания, а богачи разбрасывали актрисам баснословно дорогие подарки[412]. Газета с негодованием вопрошала: что нужнее в условиях войны – просвещение солдат или развлечение публики в тылу увеселительными пьесами?

Самые благородные идеи зачастую опошлялись до неузнаваемости. Омская «Заря» в статье «Пир во время чумы»[413] описывала, каким способом на одном бал-маскараде проводился сбор средств в пользу семей погибших воинов: был устроен «конкурс женских ножек», и за право стать членом жюри взимались деньги, которые и шли в пользу несчастных семей… Обобщая подобные факты, «Сибирская жизнь» с горечью писала: «Мы ничему не научились… у нас нет граждан, а есть только обыватели… Мы стараемся за спиной армии поскорее “опериться”, забывая, что если мы не поддержим эту армию, то все старания наши пропадут даром»[414]. Даже в разгар военных побед весной 1919 года сенатор А. Новиков в письме председателю Национального центра М.М. Фёдорову удрученно отмечал, что настроение общества «по большей части преподлое», «высокие порывы» наблюдаются только в армии, интеллигенция же занимается «бессмысленной болтовней, которая немало вредит делу», а в подавляющей массе населения царит «колоссальная усталость» и апатия[415].

Отводя исключительную роль предпринимательскому классу как экономически господствующему и наиболее организованному, кадетская пресса писала: «Буржуазия должна понять, что ее участие не должно ограничиваться изъявлениями готовности поддерживать власть; эта поддержка должна носить реальный характер, и в известных случаях, может быть, потребуются жертвы. Каковы бы ни были усилия власти, они не в состоянии разрешить кризис, если само общество, в лице представителей его культуры и материальной мощи, не окажет поддержку власти»[416]. Тем временем, по многочисленным свидетельствам, большинство предпринимателей вели себя эгоистично. Они использовали свои организации (торгово-промышленные съезды, военно-промышленные и биржевые комитеты) для наживы и мало внимания и денег уделяли армии. По замечанию современника, они «не доросли еще до понимания своих классовых интересов и сознания необходимости затрачивать некоторые средства для их защиты… Вместо активной поддержки правительства многие торгово-промышленники… обхаживали передние разных министерских канцелярий и пронюхивали, нельзя ли схватить какой-нибудь подрядец или поставку… Мининых у нас в то время не было, а одни Пожарские оказались не столь сильны, чтобы одолеть врага»[417]. Н.В. Устрялов с горечью писал в дневнике про белый Омск при Колчаке: «На каждом шагу – или бывшие люди царских времен, или падучие знаменитости революционной эпохи… Увы, это не новая Россия, это не будущее. Это отживший старый мир, и не ему торжествовать победу… Нужно побывать в обеденные часы в зале ресторана “Россия”, чтобы почувствовать это живо и осязательно»[418].

Однако и в «низах» дело обстояло не лучше. Фактически после революции и в период Гражданской войны всякие понятия о законности в сознании широких масс русского народа были уничтожены. Это наблюдалось на территории и белой, и советской, и всех остальных властей того смутного времени.

Но, несмотря на относительное материальное благополучие, контроль над тылом у белых был поставлен хуже, чем у красных. И дело не в том, что в управлении, особенно на местах, не хватало опытных кадров: трудности с кадрами испытывали в хаосе Гражданской войны и большевики. Беда в том, что белые вожди – и Колчак, и в особенности Деникин – недостаточно внимания уделяли тылу, сосредоточив свое внимание на армии, и это можно поставить им в упрек. Показательно в этом отношении признание одного из лидеров кадетской партии Н.И. Астрова, сделанное после поражения белых. Большевики, писал он, «бесконечно опередили нас… в умении организовывать. Мы с нашими старыми приемами, старой психологией, старыми пороками военной и гражданской бюрократии… не поспеваем за ними»[419].

Разумеется, рассчитывать на «голый патриотизм» буржуазии было затруднительно, и даже военно-промышленные комитеты («вопромы») – организации, созданные самой буржуазией для помощи правительству в условиях войны, – обвинялись прессой в том, что работают не столько в помощь фронту, сколько ради прибыли. Эгоизм предпринимательского класса вызывал раздражение и самого А.В. Колчака[420]. Так, широкую огласку получил факт спекуляции Омского военно-промышленного комитета казенными заказами, послуживший причиной увольнения недосмотревшего министра торговли и промышленности Щукина[421]. Нередкими были случаи сокрытия доходов путем занижения в отчетах Госконтролю численности и зарплаты персонала, «двойной бухгалтерии» (совсем как в наше время) и т. п.

Тыл кишел спекулянтами и аферистами всех мастей. Впрочем, понятие спекуляции было растяжимым и вызвало обширную дискуссию. К спекулянтам причисляли и так называемых «мешочников», которые, подобно «челнокам» 1990-х, возили товары из Китая. Приезжие китайские торговцы вообще развили в тот период (как и сейчас) большую активность в Сибири: даже в Иркутске они прибрали к рукам основную массу местной торговли. В частности, китайцы перекупали золото у золотых приисков, давая за него по 50 рублей за золотник при казенной цене 32 рубля.