Брат-чародей - Евгения Горенко

Упорные слухи о том, что посол тоже убит, к полудню были, в конце концов, развеяны: тот отделался лишь царапиной. Но дело усложнялось тем, что посол — а, значит, и его юный племянник — состояли в существенном родстве с королём Эраиджи.

Много обсуждали и самих нападавших. В то, что это были обычные "охотники за добычей", не верил почти никто. После того, как ещё в предыдущее царствование Рения в ходе долгой войны завоевала и присоединила к себе Векшерию, отодвинув свои границы на юго-восток, на новых ренийских территориях долгое время было неспокойно. Дважды случались крупные восстания побежденных векшеров, а уж сколько по лесам и ущельям пряталось непобеждённых остатков разбитой армии, было и не сосчитать. Успело вырасти и возмужать целое поколение, прежде чем нападения "векшерских братьев" на ренийские отряды и Королевские учреждения перестали быть обыденностью — по крайней мере, в последние годы о них уже начали потихоньку забывать. Особенности же и детали нынешнего случая заставили вспомнить о них.

К вечеру этого же дня пронеслась новая печальная весть: молодой местанийский храбрец, горячим бесстрашием которого многие восхищались и в которого заочно успела влюбиться, наверное, половина юных дам столицы, умер. Полученная им рана оказалась смертельной. На взбудораженный город лёгкой тенью опустился траур.

В университете тоже не столько учились, сколько обсуждали новости — а также пытались спрогнозировать, как на инцидент отреагирует Туэрдь, и к каким последствиям всё это может привести. Некоторые опасались, что такое вопиющее несоблюдение условий посольской безопасности может вырасти в вооружённый конфликт; оптимисты считали, что дело обойдётся обменом дипломатических колкостей и временными затруднениями в торговле; были и уверенные в том, что Туэрди придётся откупаться предоставлением Серетену долгожданных им политических уступок. Дженева даже поссорилась из-за этого с одним школяром с судейского факультета. Приводя в подтверждение своих слов многочисленные исторические прецеденты, тот гарантировал, что очень скоро между Ренией и Местанией будет подписан очередной вечный мир, скреплённый помолвкой одного из младших сыновей Эраиджи и Легины, фактической наследницы ренийского престола. Обуреваемая патриотическими чувствами, Дженева заявила, что корона Рении слишком велика для какого-то "младшего сына" и что даже предполагать такой мезальянс глупо и нечестно! Школяр в ответ презрительно смерил пигалицу, явно зазнавшуюся своим ученичеством у чародеев, и нарочито вежливо указал ей на её место. Бывшая плясунья в долгу не осталась — короче, всё вышло весьма неприятно… Дженева несколько раз пыталась найти Кастему, чтобы узнать, что сам он думает обо всём этом, но он куда-то исчез. Она было решила, что чародей, как обычно неожиданно уехал — скорее всего, на место событий… или даже в Серетен — но к вечеру оказалось, что всё гораздо проще и банальней. Кемешь через Гражену передала записку, в которой говорилось — Кастема приболел и просит с завтрашнего утра приходить на занятия к нему домой, дабы её учение "не претерпело ущерба из-за долгого перерыва". Встревоженная намёком на то, что его болезнь может быть долгой, а значит, и серьёзной, Дженева попыталась выяснить у Гражены, что она знает обо всём этом. Та напряглась, но смогла только вспомнить случайно услышанную фразу Кемеши о какой-то "эпидемии падений". На следующий же день с утра пораньше Дженева уже стучалась в его дверь. Ей открыла молчаливая и очень суровая на вид служанка, которая без лишних вопросов провела ёе в комнату хозяина. От вида лежащего в постели Кастемы сердце Дженевы ёкнуло, но тот вполне жизнерадостно встретил её.

— А, проходи!… Видишь, мы квиты, — кивнул он в сторону сильно перевязанной ноги, лежавшей на высокой подушке, и, отвечая на её недоумённый взгляд, весело продолжил. — Орлик, понимаешь ли, вдруг на старости лет решил, что он, как всякая уважающая себя лошадь, должен панически пугаться собачьего лая… А ты как?

— Да я просто… ого как, вот как! — и напоказ не хромая, прошлась по комнате, а потом даже осторожно закружилась. — А что ещё случилось, я сейчас расскажу!

И она принялась выкладывать подробности посольского нападения, сначала очень бурно, но очень скоро все эти дипломатически-политические дела, ещё вчера казавшиеся такими важными и животрепещущими, померкли по сравнению с тем фактом, что Кастема, так любящий колесить по стране, надолго будет привязан к кровати… и что его лицо — пусть и вполне весёлое — заметно бледно. Она быстро закруглилась со своим сбивчивым рассказом, благо, что чародей помогал ей с какими-то существенными фактами, которые она пропустила. Но под конец всё же спросила, что он думает обо всём этом? Чем оно может закончиться?

Чародей слегка вздохнул и сказал, что не завидует лорду Станцелю, которому придётся разгребать все эти завалы. Но он справится. Так что они сами могут спокойно начать новый курс их занятий.

И чуть иронично подмигнул вполне понявшей намёк Дженеве.

Эти новые занятия, как объяснял Кастема, должны были помочь ей развить то самое умение чувствовать, заключаясь в том, чтобы заложить для него прочный и надёжный фундамент. Ибо прежде чем научиться слышать то, что приходит извне, нужно разобраться со всем, что происходит внутри.

И потекли долгие и томительные часы, когда Дженева старательно прислушивалась к собственным мыслям и чувствам.

— Только наблюдай. Не прерывай мысли, не прогоняй эмоции. Только наблюдай, — бесконечно повторял чародей. — Пусть твоё внимание к тому, что происходит у тебя в уме, будет лёгким, как дыхание спящего младенца.

При всей своей новизне и необычности первых маленьких открытий, подобные занятия очень скоро стали надоедливой утомительной рутиной. Это было слишком похоже на сортировку целой бочки сухого гороха — зелёные налево, жёлтые направо — но только одной рукой и только по одной горошинке за раз.

Впрочем, скоро Дженева была бы уже рада поменяться на ту бочку, потому что там хоть был бы виден результат — две маленькие одноцветные кучки горошин. А здесь же… Правильно ли она делает? Получается ли у неё что-то? Может, это она только морочит себе и чародею голову, что должным образом выполняет упражнения? Ей же никто в голову не заглянет, чтобы проверить её успехи…

То самое несчастливое посольство доехало-таки до Венцекамня. Местанийский посол, лорд Аллиро гордо внёс в Туэрдь багровый шрам на щеке и траур в одежде. Начались переговоры, в сложных местах которых посол как бы невзначай тёр ладонью щёку или расправлял чёрную ленту на рукаве. Самые знатные ренийские семейства наперебой приглашали его самого, или на худой конец его помощников, на званые обеды, ужины и прочие поэтические вечера.