Остроги. Трилогия (СИ) - Александр Шакилов

— Ашот, братишка, ты вроде больше нашего про острог этот слышал. Ты же мне о паровозах когда-то рассказывал… Что еще об этом знаешь?

Толстяк широко улыбнулся:

— Знаю, ага. Тут есть жилые вагоны, теплица, оружейный и, самое главное, вагон-бордель! Проводники прям здесь и живут. Некоторые из охраны тоже Острог-на-колесах не покидают, и еще всякие бродяги, говорят, тут прочно обосновались.

— Далеко вообще ехать? — спросил Дан у Равиля.

— Километров триста.

— А чего так? — заинтересовался Ашот. — Вроде ж ближе.

— Острог не напрямую между Тулой и Москвой ходит. Рельсы там разрушены вконец. Через Калугу идет, через тамошний острог. Потому и триста.

— А двигается Острог-на-колесах медленно совсем, — опять перехватил инициативу Ашот. — И вокзалы, между которыми он курсирует, эти, как их… дипломатически неприкосновенные! На них своя власть. И вообще, с Маркусом все стараются не ссориться.

Вдалеке зашипело, загудело, все длинное железное тело Острога-на-колесах дрогнуло — и тронулось с места.

До Москвы всего ничего, подумал Дан, каких-то триста километров. Сиди себе, поглядывая на пейзажи за решеткой окна, и слушай стук колес. Получай удовольствие, короче говоря. Скоро, скоро долгое путешествие закончится, и он попадет в Москву. И теперь никто уже и ничто не сможет ему помешать!

— А пойдем-ка, брат, покурим, что ли? — Ашот встал с места. — В тамбур прогуляемся. И не надо мне морали читать о вредных привычках! Расслабься, да? А не хочешь курить, так рядом постоишь!

Дан махнул рукой:

— Ну, пойдем! Чего уж! — И, улыбнувшись Марише, последовал за Ашотом.

Равиль проводил их взглядом:

— Аккуратней там. Наружу не высовывайтесь. А то за окном, я вижу, огнеметы работают, видать, птички налетели.

— Да говорю же, в тамбур мы, — отмахнулся Ашот.

В тамбуре, сдвинув потертую фуражку на затылок, курил проводник — меланхолично затягивался через деревянную трубку и выпускал дым в открытую дверь вагона. Поезд медленно катил вдоль перрона, освещенного прожекторами.

— Не помешаем? Ну и ладненько! — Не дожидаясь ответа, Ашот достал из кармана две самокрутки, одну сунул Дану — тот взял, с сомнением помял ее в пальцах.

Толстяк клацнул зажигалкой:

— Давай, брат, затянись разок. Чего ты такой взъерошенный?

— Да так, послышалось, наверное… Можно? — Когда проводник посторонился, Дан, схватившись за поручень, высунулся наружу. И выронил самокрутку на перрон.

В последний вагон состава на ходу один за другим впрыгивали старые знакомые — те самые, что преследовали их от самого Харькова. Замыкал главарь.

На миг взгляды Гурбана и Данилы встретились. Бандит, хмуро кивнув — но не Дану, а будто самому себе, — исчез в тамбуре.

Дан отшатнулся от двери.

— Ты чего, брат, побледнел? Э-э, и самокрутку выронил, чурбан! — обиделся Ашот. — А я ее мастырил, старался!

Данила растерянно молчал. Он помнил, в какой по счету вагон привел их Равиль, а бандиты залезли в последний… Всего три вагона разделяло их теперь.

Острог-на-колесах медленно выкатывал с вокзала.

ГЛАВА 20

ВАГОН ДЛЯ БЕДНЫХ

Выдав трубный гудок и стравив облака пара, паровоз потащил за собой вагоны.

Гурбан невесело ухмыльнулся. Ксю, не единожды испытанная в бою, починившая танк и стрелявшая так, что покойный Маевский довольно причмокивал, неожиданно спасовала, когда надо было на бегу запрыгнуть в вагон. Заклинило ее — и ничего не поделаешь! Нижние лапки она переставляла довольно бодро, и на том спасибо, а вот одновременно оторвать их от горизонтали отказывалась категорически. И вложить свою ладошку в грабли Фазы — тоже.

— Давай, Ксю! — крикнул Фаза, широкими плечами едва уместившись в тамбуре. Нахмурившись, он то и дело поглядывал вверх, где разгорелась нешуточная битва. Причем разгорелась в прямом смысле: с крыши вокзала по зомбоптицам работали огнеметы. Оранжевые столбы пламени с шумом устремлялись ввысь.

— Давай, детка! — Гурбан хотел подбодрить Ксю шлепком по заднице, но та увернулась. Еще и фыркнула!

— Ну же! — Бек почти уже покинул вагон, чтобы помочь девушке, но Фаза схватил его, не дав выпасть наружу.

В конце концов Гурбан подхватил ее на руки и, с удовольствием ощутив упругие округлости, вручил девчонку великану, который только того и ждал, отодвинув Бека к Доктору и Мяснику. Эх, почему Гурбану не двадцать пять?! Сам он вскочил в Острог-на-колесах, когда до конца платформы Московского вокзала, острог Тула, оставались считаные метры. То есть раз, два — и весь счет. А за миг до этого Гурбан почувствовал на себе взгляд. Чуть ли не на половину вывалившись из вагона впереди, на командира чистильщиков смотрел Сташев-младший собственной персоной.

Вот так встреча! Гурбан подмигнул доставщику и, оттолкнувшись от края платформы, швырнул свое тело в проем, едва не зашибив при этом Бека. Успел! Еще чуть-чуть, и чистильщики укатили бы без командира…

— Сташев рядом, доплюнуть можно, — сообщил он Коляну, едва переведя дух. Не мальчик уже, чтобы мчаться, сломя голову. — Сейчас прогуляемся по составу, возьмем как миленького, никуда не денется!

Раздвинув дверцы вагона, стекла в которых заменили некрашеной жестью, укрепленной арматурными прутами, Гурбан шагнул внутрь.

И ему тут же ткнули стволом под ребра:

— Руки вверх! Дернешься — пулю схлопочешь, мамой клянусь!!!

И уже другой голос спокойно добавил:

— Добро пожаловать в вагон для бедных.

*

Стуча колесами, Острог-на-колесах медленно выкатывал с освещенного вокзала в беспроглядный ночной мрак.

Дан ущипнул себя за руку, чтобы прогнать оторопь. Расслабился, да? До Москвы рукой подать? А вот тебе — судьба сунула под нос здоровенный кукиш!

— Эй, парень, что с тобой? — Проводник, усатый и худощавый, выбил угли из трубки и поправил фуражку. Брюки на нем были хоть и не новые, зато отглаженные, а поверх голубой рубахи ладно смотрелась потертая кожаная куртка. В сравнении с доставщиками он выглядел очень солидно, прям советник какой-то. — Эй, ты в порядке?

— Нормально все, — буркнул Дан и потащил Ашота за собой. Тот едва успел выбросить недокуренную самокрутку.

В вагоне царила тишина. Прочие пассажиры забаррикадировались в своих купе и, похоже, до конца пути не собирались оттуда высовываться. И правильно. Поговорка о любопытной Варваре во все времена актуальна.

Поначалу внутри вагон показался Дану пределом совершенства, новеньким, как только что с конвейера, но теперь, протискиваясь по узкому коридорчику, он подмечал недостатки: сотню лет уже, наверно, не стираны шторки, краску на полу недавно обновляли, но без толку, тут капитальный ремонт нужен, и решетки на окнах плохо закреплены, дребезжат…

— Не вагон прямо, а гроб на колесах! — Данила вцепился в ржавый поручень, чтобы удержаться на ногах, когда состав вдруг тряхнуло.

— Сплюнь, брат, три раза, ты что, нельзя так!

Когда они ввалились к себе, Равиль как раз достал из грузового отсека под диваном спиртовку и черный, как ночь, чайник. И то, и другое придавалось к каждому купе для комфорта пассажиров. Вольник собирался побаловаться горяченьким перед сном, но не тут-то было.

— Гурбан в поезде! — выдал Данила, застыв посреди купе. — И вся его кодла!

Мариша откинулась назад и скрестила руки на груди. Равиль поднял на Дана зеркальные линзы, потом перевел взгляд на Ашота, который топтался за плечом товарища:

— Что вы курили, молодые люди?

Толстяк обиженно засопел:

— Равиль, реально табачок обычный, самосад наш харьковский! А Даня так вообще и затяжки не сделал, самокрутку выронил, чурбан, а я ж старался, мастырил!

Оставив трость на диване, вольник поднялся, взял со стола спиртовку и чайник, чтобы убрать их на место. Надо признаться, даже эти безобидные предметы в его руках выглядели весьма грозным оружием.

— Они не могли догнать нас. Остались в Орле. Мы только покидали город, а карлики уже организовали поиски…

— Не могли. — Смотреть в линзы очков Равиля было неприятно: глаз собеседника не видишь, а любоваться собой в зеркале Данила не привык. — Но догнали.

Тишину нарушил бодрый рокот:

— Пассажиры, как у вас что?! Помощь нужна?! — Это проводник заглянул в купе.

— Да. Нужна. — (Данила удивился, услыхав такие речи Равиля.) — Молодые люди, побудьте пока здесь.

Чайник и спиртовка вернулись на стол. Дверца за вольником захлопнулась, щелкнул замок.

Толстяк кинулся к выходу:

— А мы что?! Чего так?! Пустите!

— Заткнись. — Дан припал ухом к белесому пластику, которым была облицована дверь.

— Что?! Брат, ты вообще уже?!

Мариша нахмурилась:

— Ашотик, помолчи, пожалуйста.

Этого толстяк стерпеть уже не мог — двое на одного! А еще друзья! Он отвернулся к окну, сделав вид, что очень заинтересован угольно-черной тьмой за решеткой.